– Не я сошёл с ума, а цены взбесились.
Я посмотрел на Светлану.
– Деньги ещё есть, – сказала она. – Можно дать.
– А что там Алекперов? – вспомнил Дёмин. – Он собирается платить за подготовленный нами материал?
– Собирается, но только после заключения договора. Он готовит проект и должен представить его нам.
– Может, ты говоришь вот об этом? – подал голос Дима. – Сегодня алекперовская секретарша передала с курьером.
Он кивнул на стопку листов с отпечатанным текстом. Это действительно был проект договора. В двух экземплярах. Один взял читать я, другой – Дёмин.
Дёмин читал текст очень быстро, нервными, порывистыми движениями отбрасывая листки один за другим.
– Чёрт знает что! – наконец в сердцах сказал он. – Это договор двух равных сторон или ультиматум? Я что-то не пойму.
– Что именно тебе не нравится?
– Ты вчитайся! – хмуро посоветовал он. – Раздел третий, пункт шесть. А весь четвёртый раздел! Это же издевательство! Кто является учредителем и фактическим хозяином программы? Мы или Алекперов?
Он взял карандаш и принялся вносить правку в текст. Мы со Светланой молча наблюдали за происходящим.
– Завтра у нас первый эфир, – шепнула мне Светлана.
– Сюжет про ненормального англичанина?
– Он самый. Теперь нам предстоит снимать и снимать, чтобы поддерживать ритм.
– Справимся, – успокоил я её. – Письма-то идут?
– Идут, и много. Я разговаривала с девочками из отдела писем. После сюжета о презентации в пансионате пошёл поток. А что будет, когда мы станем выходить регулярно?
– Справимся, – повторил я.
Дёмин закончил правку текста. От первоначального варианта договора не осталось ничего.
– Вот! – мстительно сказал Дёмин.
Сказал так, как будто видел сейчас перед собой лицо Алекперова.
Я пробежал глазами текст.
– Хорошо, я поговорю с Алекперовым.
– И не отступай! – напутствовал меня Дёмин. – Стой на своём!
– Уж это непременно, – пообещал я. – Я его призову к порядку.
– Здесь всё всерьёз, Женя! – недовольным голосом сказал Дёмин. – И повода для шуток я не вижу!
– Ну, хорошо, об этом после. Вернёмся к нашим баранам. Что там с подготовкой съёмочной площадки?
– Ещё дня три потребуется, – буркнул Илья.
– Как раз успеем подыскать человека на роль президента.
Проект договора я в тот же день передал в приёмную Алекперова, а через пару дней столкнулся с ним у лифта. Он вышел из лифта в сопровождении охраны, сурово-озабоченный, как всё последнее время, но остановился, увидев меня. И охранники тоже остановились, стреляя по сторонам настороженными взглядами.
– Добрый день, – сказал Алекперов. – Поздравляю с успешным дебютом.
Первый выпуск нашей программы уже вышел в эфир.
– Спасибо, – ответил я.
– Я просмотрел правку в проекте договора, – сказал Алекперов, и озабоченность в его взгляде сменилась печалью. – Это не ваша рука, Евгений Иванович.
– Ну, почему же, – вяло запротестовал я.
– Не ваш характер там просматривается. Слишком уж агрессивный получается договор. Недобрый.
Я понимал, о чём идет речь. У каждого договора, как у живого существа, есть характер. Бывает договор добрый, полюбовный, мягкий – договор равноправных, уважающих друг друга партнёров. А бывают договоры, в которых нет ничего, кроме недоверия и скрытой агрессивности. В них больше пишется не о том, что предполагается сделать, а о том, какие кары обрушатся на голову нарушившего условия.
Алекперов оглянулся на охранников. Я понял, что он не хочет продолжать разговор при них.
– Вы торопитесь?
– Если честно – да, – кивнул я. – У меня съёмка.
– Хорошо, встретимся позже.
Он что-то хотел сказать мне, я видел. Но не сказал, развернулся и направился вдоль по коридору. Сейчас я его уже не видел – его закрывали широкие спины охранников.
12
Иван Иванович Буряков прожил без двух лет полвека и за свою жизнь кем только не был. Он служил в армии и матросил на Дальнем Востоке. Строил Московское метро. Работал спасателем на водах в славном городе Сочи. Собирал кедровые шишки в сибирской тайге. Год отсидел в тюрьме, причем, судя по всему, не за свои, а за чужие грехи. Ещё он охранял дачу известного в прошлом артиста театра Перевезенцева, по протекции которого чуть позже устроился на должность кладовщика в какой-то мелкой театральной конторе, но был с позором изгнан оттуда через пару месяцев, когда открылась его былая судимость, о которой он при приёме на работу деликатно умолчал. Но пёстрая картина разнообразных событий в жизни Ивана Ивановича померкла перед тем, что сталось с ним после начала перестройки, когда кастрюлю с варевом жизни кто-то невидимый, но огромный с силой встряхнул, и всё в той кастрюле перемешалось. В этом хаосе Иван Иванович за десять лет последующей жизни поменял то ли тридцать, то ли сорок мест работы – он и сам путался, а установить истину не представлялось возможным, поскольку трудовую книжку, этот паспорт каждого честного трудящегося, он потерял ещё году в восемьдесят девятом, а восстановить её так и не удосужился, перебиваясь с тех пор случайными заработками. Жизнь швыряла его из стороны в сторону, пока не бросила в нашу программу, о чём он сам, собственно, пока даже не догадывался.
Письмо на телевидение написала его родная сестра. Она когда-то, год назад, увидела выпуск программы, тот самый, в котором мы отправили нашего героя в прошлое, где он, как верил в это сам, был императором Павлом Первым. Сам факт возможности смены участи настолько потряс женщину, что она предложила проделать что-нибудь подобное с её братцем.
Мы отобрали это письмо в числе десятка других, по которым можно было бы поработать, но когда мне в руки попала фотография Бурякова – всё решилось в мгновение. Теперь он был просто обречён стать героем нашей программы. Бывают лица, плохо подходящие для телеэкрана. Буряков подходил идеально. Теперь ему предстояло: во-первых, узнать страшную государственную тайну, во-вторых, войти в круг избранных.
Для завязки сюжета он был приглашён в театр, в котором когда-то играл Перевезенцев. Здешняя обстановка ему была знакома, к тому же место разворачивающихся событий идеально подходило для осуществления разработанного сценария.
В театре Ивана Ивановича Бурякова принял «директор», один из наших актёров. Разговор происходил в настоящем директорском кабинете. Никогда не бывавший в этом кабинете Буряков смущался и чувствовал себя не очень уютно, но «директор» был сама любезность.
– Я пригласил вас, Иван Иванович, поскольку мне порекомендовали сделать это люди, хорошо знавшие Перевезенцева и вас лично, – сказал «директор», ласково заглядывая в глаза гостю. – Вы где сейчас работаете?
– Я по строительной части, – после некоторого раздумья ответил Буряков.