Уезжать и возвращаться

– А вот и чай! – произнёс он доброжелательным тоном. – Железная дорога! Чай есть всегда!

Вроде как с гордостью сказал.

Опустился на полку рядом с Петром Тимофеевичем, но прежде осведомился: «Не возражаете?»

Нас было трое, а он четвёртый. Вот почему четыре стакана чаю.

– Далеко направляетесь? – полюбопытствовал усатый, завязывая беседу.

– Покровские мы, – первым ответил сталбыть.

– Все трое? – уточнил усатый.

– Я до Октябрьского еду, – сообщил я.

– По работе? Или как? – уточнил усатый и тут же спохватился. – Да вы чаёк пейте!

– Так, – пожал я плечами. – По надобности.

Мой собеседник отхлебнул чай из стакана. На его усах повисли капли. Он тут же промокнул их свежим, тщательно отутюженным носовым платком. Хотел ещё о чём-то спросить, но тут вмешался сталбыть.

– На Покровке остановка есть?

– Нет, – ответил начальник поезда.

– И в кассе мне сказали, что нет. Как так?

– А вот так, – вполне доброжелательно ответил усатый. – Годов пятнадцать уж как отменили.

– А как же люди?

– Нет там людей.

– В Покровке нет людей? – не поверил сталбыть.

– Нету. Совсем. Ни одного человека не осталось.

– Да как же так?! – изумился Пётр Тимофеевич.

Он уезжал оттуда тридцать лет назад и запомнил свою Покровку обитаемой. Все эти тридцать лет такой её и видел в мыслях. Не пришло ему в голову, что ничего не бывает вечного. И вот теперь он ехал, изумлённый. Это домой хорошо возвращаться. А он возвращался в никуда. Если нет там никого, то как это зовётся? Не позавидуешь ему.

Мотаня замедляла ход.

– Извиняйте! – сказал усатый и поднялся. – Погутье. Первая остановка.

– Спасибо Вам, – поблагодарил я. – И свет нам сразу организовали. И чай. Да ещё в таких роскошных подстаканниках.

– «При раздаче чая стаканы необходимо устанавливать в подстаканники». Пункт 3.9.3

Распоряжения от 24.05.2007 года номер 959р, – отчеканил усатый.

Служака. У такого проводники по струнке ходить будут.

Усатый поднялся, застегнулся на все пуговицы и удалился, лишившись признаков недавнего благодушия.

– Знает, видно, службу, – оценил я.

Пётр Тимофеевич и не слышал меня, казалось. Смотрел невидяще в пространство перед собой и вид имел расстроенный.

Остановка в крохотном Погутье была короткой. Минуты две или три. Людей было мало. В наш вагон поднялись двое, прошли по коридору, оставляя за собой шлейф выстуженного воздуха. Состав тронулся и почти сразу мы Погутье оставили где-то в ночи.

– Я сталбыть уехал из Покровки, а там ещё было двадцать дворов, – произнёс Пётр Тимофеевич задумчиво. – И не одни тока старики, вишь какое дело. Молодёжь была. Мне сталбыть двадцать годов, тока отслужил.

За окном вагона была непроглядная чернота. Ни зги не видно. Мотаня катилась по старым рельсам, покачиваясь.

– Можно сказать, сбежал я оттуда. Тесно было, да. Душа томилась сталбыть. Дембельнулся когда, через города ехал. Видел, как живут. Там жизнь, да. И я в Покровке, воротясь, не задержался надолго. Собрался и уехал. Ох, и вляпался я сразу. Оно ж не дома! Добрался до Челябинска. Вот приехал я, а там у меня ни угла, ни работы, ни денег. Пожил на вокзале четыре дня. Два раза меня в милицию забирали. Тогда ещё милиция была. А я – што? Я – дембель. Отпускали сталбыть. И тут мне подфартило. Это я тада так думал. Женщина. Лет за

тридцать. Разведёнка. Без детей. И у неё в Челябинске квартира. Давай, говорит, солдатик, со мной. Дело есть верное. Как сыр в масле будем кататься. Там рынок. Большой. Контейнеры стоят. Магазины вроде. Торговля! Народу! Куда там Москве! Деньжищи рекой текут. Только успевай черпать. Это она мне объясняла. Пойду, говорит, продавцом в контейнер. И, слышь ты, не за зарплату будем корячиться, а по-умному. Разузнаем, где товар, каким торгуем, можно взять недорого, и будем там покупать, а тут продавать. Хозяин как проверит? Он весь день сидеть не будет с нами. А как уйдёт, ты товар подвезёшь, вот деньги и наши. Я, грит, такое уже ворочала, со мной не пропадёшь. А ты машину себе купишь, солдатик. Машину хочешь? А чо, я хотел.

Пётр Тимофеевич взял наугад свой чай и отхлебнул сразу полстакана. Было такое чувство, что он не с нами сейчас.

– Не сразу нас взяли. Время такое было – работы нет. Одни безработные вокруг. И тут мы. А кому нужны? Никому. Несколько дней ходили по рынку. И вот набрели на мужика одного. Ни у кого работы нет, а у него есть.

– Подфартило, – сказал я понимающе.

– Подфартило, да, – кивнул тяжело мой собеседник и что-то я засомневался. – Сразу он нас не взял, понятное дело. Как бы примерялся к нам. Расспрашивал, кто такие и откуда, чем жили прежде. Полдня на нас убил. Потом лысину свою почухал и велел завтра приходить. Тогда, мол, и решится. Вроде как время взял на раздумье. Ну, нам-то деваться некуда. Пришли назавтра. Ладно, говорит, беру. С испытательным сроком. Месяц продержитесь – там видно будет.

– За бесплатно взял работать? – догадался я.

Он же должен был их как-то обмануть. Ну, взял, к примеру, с испытательным сроком. Месяц они у него батрачили, денег он им не платил. А через месяц выгнал. Не подошли, и все дела. Следующих взял за бесплатно. Выгодно ему.

– Нет, плату нам назначил. Маленькую, это да. Но кажный день. День отработали – получили. А ежли месяц продержимся – это он нам так объявил – уже настоящая будет зарплата. Пожирнее, чем сперва.

Пётр Тимофеевич отпил чаю с мрачным видом.

– Торговал он сантехникой. Краны да унитазы, вобчем. Нам понравилось. Женщина эта мне сказала, что это не тряпками копеешными торговать. Там не заработаешь. А тут дорогой товар. Один унитаз продал, и если деньги не хозяину, а себе на карман – так уже вроде и не зря горбатились. Первые дни мы не шустрили пока. Присматривались сталбыть. Оно без опыта, конечно, тяжело, но торговля пошла поманеньку. Женщина эта прикинула, что к чему, и сказала, что дело выгодное вышло, повезло нам. Ну, назавтра после этих её слов нам и повезло по полной. Приходим утром к контейнеру, товарка моя замки отпирает, двери распахивает, их две там, и мы видим, что пусто, нету ничего. Ни унитазов, ни кранов. Всё вывезли.

– Кто?

– Сам думай. Вобчем, и хозяин тут как тут. Приехал как бы. И вроде он теперь нищий. Обокрали его сталбыть. Как взвыл он! Были бы волоса на голове – рвал бы их, так убивался. И всё ж подстроено как было. Мы тока открыли контейнер, а хозяин как из-под земли. Так-то мы бы дали дёру. А у него просчитано всё. Рядом где-то был. И сразу нас взял в оборот. Это вы, кричит. Ключи у вас тока. Тут же охрана рынка набежала. Он и на них кричит – прошляпили, бляха, как вывозили товар. Они мечутся, вопят – мы всё разыщем сталбыть. Из глотки вырвем. Шум такой, мы растерялись, это да. А нас в машину – и повезли. Привозят за город. Лесок такой. И никого. Из машины выкинули и побили маненько. Меня больше, конечно. Товарку мою так, подзатыльники ей тока. Кричат, где товар сталбыть. Уважаемого человека обокрали. И всё придётся возвернуть. А это и не мы. А они и не верят как бы. Снова меня били. Так били, что ежли был бы у меня товар – отдал бы. Но это же подстава. И тётка эта несогласная. Не брала я, ревёт в голос. Не брала, как пить дать. Она ж у меня на глазах была всё время. А они не верят вроде. И говорят женщине этой – либо товар возверни, либо квартиру у тебя отнимем.

– А откуда они про квартиру знали? – не сразу сообразил я.

– А сама она хозяину и сказала. Када он беседу с нами имел. Он про многое любопытствовал. А где живёте, скока платите за угол. А у меня своя квартира, она ему говорит. Сама себе хозяйка. Погордилась сталбыть. Да-а-а. Ну, дурных таких, штоб квартиры раздавать, нету. Она и говорит им, што квартиру ейную не отдаст. Вот тогда и началось. Слушай сюда, они ей говорят. Щас мы дружку твому ногу сломаем. Не решишь с квартирой – вторую сломаем. Опять с квартирой не получится – тада его живого в землю закопаем. Ну а потом тебя, ежли такая ты упёртая. Ногу мою на два брёвнышка положили, держат, а один, потяжелее кто сталбыть, мне на ногу и прыгнул. Такая боль была, что вырубился я сразу.