Полководец

Мне посчастливилось быть свидетелем очень важного события в жизни всей Советской Армии и, несомненно, в службе Ивана Ефимовича Петрова. В 1939 году Указом Президиума Верховного Совета СССР был введен новый порядок принятия военной присяги. Она отныне принималась всем личным составом Вооруженных Сил одновременно – 23 февраля, в День Красной Армии и Военно-Морского Флота. Каждый военнослужащий не только произносил присягу, но и ставил свою подпись под ее текстом.

В тот день утром курсанты училища были построены на стадионе перед фасадом здания заместителем начальника училища по учебно-строевой части А.З. Арзамасцевым Пришел Иван Ефимович, худощавый, подтянутый, с неизменным пенсне, с орденами и медалью на груди, на петлицах один ромб – он был еще комбриг. Рядом с ним полковой комиссар Фейгин, небольшого роста, коренастый. Петров взволнован, но старается этого не показать. Он произносит короткую речь, первым подходит к столу, накрытому красной скатертью, и принимает присягу. Голос его звучит громко и четко, именно так и даются клятвы. Расписывается и, высоко подняв голову, смотрит на своих питомцев. Вторым дает присягу комиссар Фейгин.

Когда все курсанты произнесли заветные слова и поставили свои подписи, Петров сказал:

– Мы дали присягу своему народу. Мы пронесем эту присягу через всю нашу жизнь как самое дорогое, как самое сокровенное, как самое ценное из всего, что у нас есть. Мы сохраним ее в нашем сердце до самого последнего часа, дня, минуты, секунды, не отступая от нее ни на шаг. И если потребует от нас наша любимая Родина умереть за счастье ее на поле боя, то, умирая, пускай каждый из нас при последнем вздохе произнесет слова: «Я честно выполнил свой долг».

Курсанты отвечают на слова Петрова дружным «ура». Мы любили его безгранично и преданно. Позови он нас в любую минуту в бой – мы пошли бы за ним, как говорится, в огонь и в воду. Строгий, знающий военное дело до тонкости, он был в то же время по-отцовски добр к курсантам, любил нас, мы это всегда ощущали. Он говорил с нами всегда откровенно, шутил, иронизировал, но никогда не опускался до панибратства, был требователен, зная, что это нужно для нашей же пользы.

Помню последний день Петрова в училище. Его назначили командиром дивизии. Незадолго перед этим были введены генеральские звания. Петров сменил два ромба (он был перед аттестацией комдивом) на генеральские алые петлицы с золотыми звездами. В этот день Иван Ефимович был каким-то неофициальным. Он смотрел на нас добрыми глазами и не начинал говорить, видимо опасаясь, чтобы голос его не пресекся. Было так тихо, словно вокруг не было ни души. Петров взял себя в руки, сказал нам несколько сердечных напутственных слов и закончил речь так:

– За восемь лет пребывания в училище я сроднился с вами как со своей семьей. Мне жаль с вами расставаться. Дорогие друзья! Помните, что вы – ленинцы! Где бы вы ни были и что бы вы ни делали, всегда и всюду помните об этом и не роняйте это высокое звание. До свидания, друзья!

Растроганные до глубины души, мы готовы были проводить генерала до дома, но дисциплина не позволяла этого, мы стояли в строю. Мне, да и однокашникам моим, прощание показалось печальным. Таким оно и было. Не знали мы тогда, какими тяжкими были три последних года для Петрова, какие несправедливые наветы ему пришлось перенести, не знали, что он мог даже погибнуть. Он и при прощании не сделал и малейшего намека на причину перевода на другую работу. О том, что тогда происходило в жизни Петрова, рассказ впереди, а сейчас мы возвращаемся в Одессу, к которой со всех сторон подступали огромные силы противника, тесня ее защитников к морю.

Август 1941 года

5 августа поступил приказ от главнокомандующего Юго-Западным направлением маршала Буденного – собственно, это был приказ Ставки Верховного Командования, который Буденный продублировал: «Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот». Этот день и принято считать началом героической обороны Одессы.

Теперь фронт представлял собой большую, длиной в восемьдесят километров дугу, которая упиралась своими основаниями в берег моря. На правом фланге эта дуга отодвинута была от Одессы примерно на тридцать километров, а на левом фланге и в центре – на сорок. Вот на эту дугу командующий и командиры частей стягивали все, что уцелело в предыдущих боях. Подразделения не просто отходили, а вели упорные бои с частями противника, рвущимися к городу.

Над созданием оборонительных позиций в пределах этой дуги заблаговременно много и хорошо потрудились девять инженерных и тринадцать строительных батальонов, а также десятки тысяч жителей города. Этими работами руководили оказавшийся здесь в командировке один из опытнейших военных инженеров того времени Герой Советского Союза генерал-майор Аркадий Федорович Хренов и начальник инженерных войск Приморской армии полковник Г.П. Кедринский. Аркадий Федорович подружился с Петровым в дни героической обороны Одессы, а потом и Севастополя, после войны несколько лет работал с ним в Министерстве обороны СССР. Ныне Хренов – генерал-полковник-инженер, живет в Москве. Я не раз бывал в его скромной квартире на проспекте Вернадского, где он рассказал мне много интересного об Иване Ефимовиче. Аркадий Федорович небольшого роста, подвижный, в молодости, видимо, белокурый, теперь совсем белый. Человек широко образованный, начитанный, он обладает большим опытом, который глубоко осмыслил. В своих мемуарах «Мосты к победе» Хренов, на мой взгляд, впервые в нашей военной литературе так широко и с большим знанием специфики дела описал роль инженерных войск в операциях Великой Отечественной войны. Много страниц в этих воспоминаниях посвящено инженерному обеспечению обороны Одессы и Севастополя.

Кавалерийские полки дивизии Петрова, продолжая выполнять задачу по установлению контакта с правым соседом, выдвинулись далеко вперед, некоторые из них оказались в тылу врага. Они вынуждены были пробиваться через обошедшие их румынские и гитлеровские части, чтобы выйти к своим. В эти дни Петров, рискуя жизнью, метался по степи на старенькой машине, отыскивая подразделения и части своей дивизии, ставя им задачи для выхода на новый рубеж обороны.

В начальный период войны радиосвязь применялась ограниченно. Ну а телефонной в таких подвижных боях конечно же не было. Поэтому Петров вынужден был при помощи работников штаба и сам лично собирать части дивизии. В этих своих поездках Петров не раз натыкался на вражеские отряды. Опыт маневренных боев с басмачами очень пригодился ему в эти дни.

Наконец Петров собрал почти все части, только про 5-й кавалерийский полк под командованием капитана Блинова, того самого, который подал когда-то команду: «Равнение на дом Пушкина!» – не было известно, где он находится. Петров сам отправился на поиски полка. В районе поселка Свердлово он вдруг обнаружил этот полк. Причем увидел его в очень любопытном положении. Полк был построен, и перед его фронтом стояло несколько пленных вражеских танкистов. Командир полка Блинов что-то очень горячо говорил, обращаясь к бойцам.

Для того чтобы было понятно происходящее, нужно коротко сказать о том, что предшествовало этому построению. Прорываясь из тыла противника, Блинов построил полк в следующий боевой порядок: впереди сабельные эскадроны, посередине штаб и спецподразделения, а сзади прикрытие – пулеметные тачанки. Вот в таком построении они пробивались к своим. Пытаясь их перехватить и уничтожить, фашисты выслали танки. Но кавалеристы, пустив в ход свою батарею, повредили несколько танков и пробились через заслон. Из подбитых танков конники извлекли пленных. Кавалерийский полк прорвался, Блинов построил его и, желая воодушевить своих бойцов, приказал вывести пленных – это были немцы, а не румыны. Перед строем Блинов сказал:

– Глядите, хлопцы, на этих фашистских сморчков, глядите хорошенько. Нам ли таких не одолеть? Каждый из вас, кто встретится в бою с фашистами, встретится вот с такими плюгавыми трусами. Вы смотрите, как они дрожат, смотрите на них – вот такие они вояки!

В эту минуту генерал Петров и подошел к командиру полка. Блинов доложил ему о прибытии полка. Иван Ефимович обнял его и расцеловал перед строем. Затем генерал поблагодарил конников за мужество, за смелость, за прекрасно проведенные бои.

В другой раз встреча с полком после неравной схватки, по воспоминаниям Блинова, произошла так:

«Показались клубы пыли. На своем знаменитом «пикапе» катил комдив в сопровождении четырех автоматчиков. Этот генеральский «пикап» хорошо знали участники обороны Одессы. Человек большой личной храбрости, И. Е. Петров появлялся на нем в самых горячих местах, за что получал нагоняи от командующего армией генерал-майора Софронова.

«Пикап» не доехал метров пятьсот до моего командного пункта на кургане перед селом. Я вышел навстречу генералу.

– Давай-ка, майор, потолкуем на свежем воздухе! – прервал мой доклад о трофеях генерал Петров. – Ох и волновались же мы, в штарме боялись – не прорвешься. Стоило фашистам перекрыть сзади тебя Николаевскую дорогу – и был бы ты как кот в мешке…

– Как конь в мешке… – пошутил я.

– Теперь шутить можно: все хорошо, что хорошо кончается…

Мы расположились на склоне кургана. Недалеко в жаркой истоме ворочалось море. «Вот бы выкупаться сейчас», – подумал я.

– Трофеи и пленных отправишь в Лузановку, там сейчас мой штаб. А потери есть?

– Немалые: двадцать убитых, двадцать пять раненых.

Генерал смотрел на море.

– Потери будут… Трудно будет, очень трудно, но Одессу не сдадим!

В его словах – большая внутренняя сила и уверенность.

– Товарищ генерал, неделя, как с седел не слезаем. И люди устали, и кони притомились.

– Хорошо. Подумаю об этом. А пока что, Федор Сергеевич, сделаем так…

Иногда генерал обращался ко мне не по званию, что считалось у него признаком расположения. У нас с комдивом сложились очень хорошие отношения – деловые и человеческие, основанные на глубоком взаимном уважении и доверии. И.Е. Петров был искренним человеком, не терпел никакой фальши и угодничества.

– …Место тут ровное. Фашисты полк как на ладони видят. Придется тебе за Аджалыкский лиман отойти и там закрепиться.

Я насторожился:

– Это значит – отступать?

– Да! Ведь мы – подвижной резерв штаба армии, где туго будет, туда нас и бросят. Мы свое дело сделали – остановили фашистов и в Кайрах, и в Петровке, и здесь, в Сычавке, в Одессу они не ворвались. А за это время в Булдынке и Григорьевке окапывались морские пехотинцы и пограничники. Они и будут держать оборону. А конников тут, как куропаток, постреляют.

Вот за это уважали и любили Петрова в дивизии – в любой ситуации он прежде всего думал о безопасности людей и в то же время, когда нужно, был требовательным и непреклонным до конца.

– Продержись дотемна в Сычавке, потом отойдешь в Григорьевку и Булдынку. Будем оборонять Аджалыкский лиман. Я даю тебе батальон минеров: как займешь Григорьевку, они дамбу между морем и лиманом заминируют – и будешь сидеть как у Христа за пазухой. Пусть только сунутся!»

Интересно произошло знакомство генерала Петрова с капитаном Ковтуном.

Кавалерийская дивизия находилась во втором эшелоне. Конники замаскировали своих коней в зарослях кукурузы. Здесь же находился и Петров. Он сидел в тени кустарника, изучая карту. Рядом, загнанный в кукурузу, стоял разогретый на солнце пыльный «пикап-эмка», своеобразный гибрид легковой и грузовой автомашины, выпущенный Горьковским автозаводом. С другой стороны кустов пролегала тропинка, по которой шел командир 7-го кавалерийского полка полковник Василий Иванович Лукащук с каким-то незнакомым коренастым капитаном. Их разговор невольно подслушал Иван Ефимович.

– Бросай ты пехоту, переходи к нам, – говорил Лукащук, – комдив у нас замечательный человек – генерал Петров, слыхал?

– О Петрове слышал, а для конницы я устарел, много лет уже не садился на коня.

Петров, понимая неловкость своего положения, решил обнаружить себя и спросил из-за кустов:

– Кого это вы, Лукащук, агитируете?

Командиры удивленно переглянулись.

– Да вот встретил старого однополчанина, еще в Гражданскую служили. Деникина, Петлюру, белополяков били вместе, – ответил Лукащук.

– Заворачивайте сюда, – позвал Петров.

Командиры, раздвигая кустарники, подошли к генералу.

Незнакомец представился: капитан Ковтун.