Земля незнаемая. Сборник

С зарания въ пятокъ

потопташа поганыя плъки половецкыя,

и рассушась стрелами по полю,

помчаша красныя девки половецкыя,

а с ними злато,и паволокы, и драгыя оксамиты.

Денек зачинался хороший. С утра уже было жарко, клубилась дымка над фиолетовым степным горизонтом.

Островки ракит, терновника манили под свои благодатные покровы. Хорошо бы там, под сводом наглухо сплетшихся ветвей, бросить плащ, повалиться, уложив голову на руки.

И спать, спать. Чарку доброго меда, закусить чем-нибудь холодненьким. Потом носом в лопухи – и спать. И желательно вовсе не просыпаться.

Нет уж. Игорь потер пергаментные щеки – съели заботы. Страшно. Решился на великое дело, а страх вот он – стоит за плечами, заставляет болезненно поджиматься все тело. Ах, сколько сил потрачено и вдруг не выйдет.

Слава те, Господи. Всеволод подлетел – румяный, улыбающийся. Осадил коня, привстал на стременах, заорал:

– Честь и слава в Вышних тебе, княже! Чай нам баба с пустым ведром не подвернулась.

Старый гридень Демьян проворчал:

– За все злато стола Киевского в Диком поле бабу с ведром не сыщещь.

Всеволод легко скользнул с седла, попрыгал на носках, степенно стащил золоченый шелом, передал его коноводу, махнул поклон:

– Верховный княже. Противу знамений всех, – весело мигнул Игорю, – к твоей удаче, вои мои набежали на богатый половецкий обоз.

Небрежно махнул рукой, вышколенные слуги удалились. Хлопнул брата по плечу, обтянутому коробчатым панцирем:

– Слушай, там чего только нет. Весь обоз половецкий, вся казна там, а девки какие! Темное солнце видели и половцы, а вдруг сей знак для них?

Игорь приосанился, грудь выпятил:

– А что ж, может и так.

Тяжко внутри громыхнуло:

– Да хоть перед собою не ври!

Скрипнул зубами, зажался. Уселся на корневище старой ракиты, долго кусал ноготь. Собравшись, легко вскочил:

– Быть посему.

Голос зазвучал значительно, властно:

– За землю Русскую!

Неспешно вытянул из-за пояса рукавицу, обшитую стальными пластинками, надел ее, протянул руку в цезарском жесте:

– Вперед, братие и дружина!

Пустой брательник Всеволод, по неприличному обычаю своему, хохотнул глумливо:

– Ай, братие, поспешайте. А то ненароком Игорь, осердясь, по заднице накладет – каково перед девками будет? – и пришпорил коня.

Половцев смяли быстро – Всеволод был умельцем в сих делах. Вперед пустили черниговских ковуев и сына Игоря – пусть молодик потешится. Сами остались грабить половецкие вежи.

Дружинники ошалели от свалившегося на них богатства, опьянели от удачи, от дури – поволокли за косы половчанок. Те орали благим матом, теряя украшения, роскошные шапки, опушенные поречьем. Сотники моментально положили конец безобразию: под их плетьми лихие витязи заползали на карачках, отыскивая в траве утерянные серьги, налобники и гривны.

_______

Возвращались назад с торжеством. Проходили через прохладный, густой, старый колок с грязью от почти пересохшего болотца. Гридни с шиком кинули под копыта княжеского коня с пяток кожухов, да пару штук дешевой китайки. Челядь потом долго и матерно ругалась сквозь зубы, отчищая барахло: по обычаю, все, что брошено под копыта княжеского коня принадлежало ей.

По случаю легкой победы и большой добычи шибко подпили. Даниил, отдуваясь, выбрался из княжеского шатра.

Смеркалось. По низинам слоился тонкий туман, в ближнем бочажке заливались, ухали лягушки. У костров гуляла дружина, орали песни, вели душевные разговоры.

Куряне водили хоровод, обнявшись, низко, воинственно рычали. В центре низенький коренастый приплясывал, фехтуя двумя мечами – по-македонски. Пламенная сталь вспыхивала крыльями в свете костров.

Даниил задумался, глядя на блистающие веера. Что-то подозрительно быстро удрали половцы, не делая даже попыток отстоять богатый обоз. Потом стал вспоминать пир. Подпили витязи, расхвастались. Шумели, целовались, лаялись, затягивали здравицы в честь князей. Любо было сидеть между ними, поднимать серебряный кубок с крепким медом, ловить почтительные и завистливые взгляды.