Реликвия Викингов

– Стаканчик красного сухого вина рекомендован врачами в целях профилактики лучевой болезни, – гостеприимный завхоз открыл двери своего кабинета перед Тамарой Петровной и Венедиктом.

– Потребляемое вами количество спиртного делает бесполезным ядерное оружие, – заявила Тамара Петровна, проходя к столу, сервировка которого немногим отличалась от той, что помнил Скутельник в день их последнего «совещания». На своих местах сидели две Елены и Юрий. Елена Валерьевна в своем неизменном бардовом «котелке».

Обошлось без танцев и игры в шахматы. Все живо обсуждали будущий текст Венедикта.

– Да с чего вы решили, что я писатель? – отпирался Скутельник.

– Талантливые люди талантливы во всем, – ответил ему Евсеев. – Я слышал, как ты играешь гаммы! Боже, какие это гаммы!! Поиграй нам, Венедикт! А как расписаны стены городской библиотеки?! Никто не видел эту роспись? Я тоже не видел! Но тем она и прекрасна. Боже, какая это роспись! Так что не ломайтесь, Венедикт, а берите орудие труда писателя и за дело, – завхоз подал ему полный стакан вина.

Дождавшись, когда «коллеги» выпьют и закусят, неуемный Евсеев положил на стол лист бумаги и шариковую ручку. Отпуская шуточки, все принялись диктовать коллективное сочинение. Из общего гомона постепенно обрисовались место действия – дом работников просвещения, время – текущий год и сюжет. Главной героиней сделали Тамару Петровну и ее красные бусы, народные массы – хористы, которым по сюжету надлежало подготовиться к «бразильскому» карнавалу и в национальных костюмах проехаться на русской тройке с бубенцами мимо памятника Штефану чел Маре в центре города. Там их встречают хлебом – солью молдавские националисты. Сатира отдавала горечью суровой действительности.

Веня помнил, как в августе возвращался из гостей домой. Троллейбус встал за три квартала от здания МВД на проспекте Ленина, и водитель объявил, что дальше не поедет. Венедикт не спешил выходить. Он смотрел из окна на проходящую мимо толпу. В руках у демонстрантов мелькали палки и кирпичи. Мимо проплывали рожи, их нельзя было назвать лицами – рожи, одержимые массовым психозом. Над головами плакаты: «Русские вон из Молдовы!», «Молдова для молдаван». Глаза сорокалетнего верзилы с нечёсаными всклокоченными патлами смолянистого цвета выражали общее настроение – шизофрения. Животный инстинкт – идти и крушить. Спроси в толпе любого, что тебе сделал тот, кого ты идешь избивать, и он тупо смотрел бы в пространство, продолжая мычать, как заклинание: «Русские вон из Молдовы!»

Веню потрясло, с какой решимостью и тупым упрямством идут эти люди за своими «интеллигентными» вожаками и их нехитрыми тезисами: «Выгони русского из его квартиры, и она станет твоей!» «Русский живет лучше, потому что ты – хуже. Отними у русского все, что принадлежит тебе потому, что это твоё!» На волне народного самосознания, на пути к национальному самоопределению юродивые поэтессы и бездарные публицисты выдвигали лозунги один страшнее другого: «Сжигайте русских детей!» «Мойте улицы русской кровью!» Непостижимо не то, что дозволялся открытый призыв к геноциду, и никто за это не нес ответственности, а та разнузданность и одержимость с какой подхватывалась бесовская ересь. Веня смотрел из окна троллейбуса, раздавленный и потрясенный открытием. Ни века, ни тысячелетия, ни рождения и исчезновения цивилизаций ничего не меняли. Животное начало – вот суть человека, его начало и его конец. Извечная борьба добра и зла – миф. Ничего этого нет. Сколько вокруг умных, образованных, думающих людей. Сколько ИХ было, есть и будет, а оголтелая толпа, как и тысячи лет назад, топала и топает по земле с улюлюканьями и звериной ненавистью к ближнему. Для чего ВСЁ СУЩЕЕ с его рождениями и смертями, страстями, победами, разочарованиями и верой, если из века в век приходит толпа с палками и кирпичами, и бредет, бредет в беспросветный мрак невежества, так, будто позади не было длинного и жуткого в своей непредсказуемости пути из тьмы к свету.

Венедикт наблюдал, как разгоряченные спиртным демонстранты забрасывали кирпичами зарешеченные окна серого здания МВД. Слышался звон битого стекла. Милиция отбивала наскоки хулиганов, разгоняла, рассеивала. Люди группами и по одному разбегались, кто куда, прятались в подворотнях и переулках. Их догоняли и выворачивали руки. У кого ладони испачканы кирпичом, тех «рихтовали» дубинками и ногами.

Веня отодвинул исписанный лист бумаги в сторону:

– Закончу позже, в более подходящей обстановке, – сказал он.

Дома он уселся за письменный стол в своей комнате. Пешая прогулка проветрила мозги. В школе, в институте и в армии ему случалось оформлять стенгазеты. Веня отредактировал коллективное сочинение и улегся спать.

На следующий день в перерыве между сольфеджио и музыкальной литературой он попросил Рафаила Даниловича «посмотреть» юмореску. Водрузив квадратные очки на свой благородный прямой нос, заместитель главного редактора главной республиканской газеты углубился в чтение. Читал он профессионально быстро и рассмеялся с чувством и громко.

Он отложил рукопись на парту и снял очки, утирая глаза от выступивших слез:

– Смело и талантливо, – заявил тенор. – Смело, ибо в сложившейся напряженной обстановке межнациональных распрей подобная сатира может принести её автору кучу неприятностей. Талантливо, потому что не скучно, а не скучно, потому что талантливо. Вы не пробовали писать статьи для «большой» прессы?

– Нет. Мой уровень – злостные прогульщики и свирепые «деды».

– Ну, ну, не скромничайте. Я слышал, вы историк по образованию. Вот и написали бы что-нибудь для нашей газеты. Что-нибудь эдакое, забористое!

– Например?

– Например, – Рафаил Данилович секунду подумал, – на историческую тему. Взять хотя бы времена Стефана третьего Великого или на местном диалекте – Штефана чел Маре. Посидите в библиотеке, поищите в биографии этого господаря что-нибудь необычное. Наверняка найдутся белые пятна, которые можно обыграть. Фигура действительно достойная уважения потомков. К тому же известно, что свою дочь Елену Волошанскую он отдал замуж за Ивана Ивановича, младшего сына русского царя Ивана третьего. Кстати, факт достойный внимания, так сказать на злобу дня. Не все разделяют антирусские настроения, раздуваемые лидерами «народного фронта». И напоминания о традиционной дружеской и в какой-то степени кровной связи между двумя народами могут оказаться весьма полезными.

Вспомните Дюма и его «Трех мушкетеров». Ведь и мушкетеры и подвески – все вымысел, а как правдоподобно «звучит» на фоне реальных исторических персонажей. Подумайте. А я со своей стороны посодействую продвижению вашей статьи, если она получится стоящей.

На уроке музыкальной литературы вместо того, чтобы слушать о творчестве Монтеверди, Скарлатти, Люлли, Рамо и Глюка Скутельник обдумывал разговор с Рафаилом Даниловичем. В состоянии глубокой задумчивости его обнаружила в опустевшем классе Тамара Петровна.

– Чапай думает? – сказала она.

Скутельник включился в действительность.

– Рафаил Данилович интересную мыслишку закинул. Вот решаю, стоит ли браться.

– Он вас очень хвалил. Его «мыслишки» дорогого стоят. Не поделитесь? – Тамара Петровна подсела рядом.

– Он предложил написать статью на историческую тему.

– Ваш профиль. И что вы решили?

– Пока ничего определенного.

– Не знаю, как напишите вы, но я, как обыватель, не стала бы читать скучное изложение голых фактов. Материал должен подаваться живо и интересно.

– Даже диссертация?

– Надеюсь, вы не собираетесь разворачивать на страницах периодической печати нудные диспуты, опровергая устоявшиеся истины? Людям хочется праздника. Отчего, вы думаете, столько народа втянулось в движение за независимость республики? От того, что нынешняя власть превратила их жизнь в беспросветные серые будни. Идеи коммунизма оказались фикцией. Если на пути к нему смертная скука, то можно себе представить, ЧТО ожидало нас на финише. Все равны, все строем, всем по потребностям и по возможностям. Никакой романтики, сплошное унифицированное благополучие. Нет ничего печальнее общества, где все как один счастливы единым счастьем, в какую бы оболочку это счастье ни завернули. Как определить, счастлив ли человек или нет, если ему не с чем сравнить, ведь несчастных рядом нет. Вот народ и потянулся за «буйными вожаками». С ними не так скучно. Напишите, Венедикт, что-нибудь веселенькое, на потребу обывателя. Не очень заумно, но и не упрощая до глупости, чтобы, прочитав вашу статью, человек не чувствовал себя олухом, а понял все, что до него пытались донести. Тогда он сам себя зауважает и полюбит автора, написавшего «умную» и, главное, интересную статью.

– За совет – спасибо. Наверное, вы правы. А вот насчет демонстраций на улицах в поисках праздника и как средство от скуки мне кажется, вы утрируете, – возразил Венедикт.

– Я не настаиваю. Сегодня я думаю так, завтра иначе. Слова не имеет особого значения. Главное не то, что говоришь, а что делаешь. Верно?

– Согласен.

– Кстати, вы занимаетесь? – сменила тему разговора завуч. – Завтра у вас урок, помните?

– Времени не было.

– Понимаю, – в голосе Тамары Петровны зазвучала ирония, – новые впечатления, новые знакомые и их тлетворное влияние мешают вам духовно развиваться. Надеюсь, вы не забыли, где мы находимся? В доме работников просвещения. Так что просвещайтесь, Венедикт. Класс свободен, вы можете позаниматься. Если хотите я вас подожду, и мы вместе отправимся домой.

После занятий они снова брели по аллеям парка. Ветер порывами невысоко поднимал сухие листья над асфальтированной дорожкой. Закручивая хороводы, листья пролетали не больше полуметра, падали и замирали, чтобы через секунду снова пуститься наперегонки.

– Мне показалось, вы как-то недоброжелательно посмотрели на меня, на хоре, помните? – сказала Тамара Петровна. В интонации ее голоса, обычно ироничной, Венедикт уловил грусть. Он ощутил приятный холодок в груди. Его почувствовали, угадали настроение. Он с любопытством посмотрел на Тамару Петровну.

– Вас не проведешь, – ответил он. – Я не предполагал, что вы так глубоко видите людей.

– Поэтому, наверное, подумали обо мне что-нибудь нехорошее, признайтесь.

– Честно?

– Разумеется.

Венедикт, вдруг отчетливо понял, что с появлением этой женщины в его жизни что-то неуловимо изменилось к лучшему. Ему было интересно с Тамарой Петровной, он чувствовал ее и знал, что любое произнесенное им слово будет понято правильно, что ему не придется объяснять или уточнять смысл сказанного. Венедикт считал, что люди рождаются с уже готовой внутренней конструкцией мировосприятия. Они словно приемники настроены на определенную частоту. У одних диапазон восприятия шире, у других уже. Частота эта никогда не меняется, она дана от рождения. Потому люди, у которых частоты совпадают, не зависимо от возраста и пола, либо сразу слышат и понимают друг друга, либо «не видят друг друга в упор» даже если встанут нос к носу. Винить их не за что. У них разные диапазоны. Проблемы «отцов и детей» – это не стена времени, а разница диапазонов «передатчиков» и «приемников». В отношениях мужчин и женщин происходит то же. Поймал волну или поймали твою – обоюдная симпатия. Нет, проходишь мимо, и сердце молчит.

– Я подумал, что вы от скуки решили мною заняться. Стареющий муж, смена впечатлений и все такое.

В лицо Тамары Петровны бросило жаром. К ее счастью фонарь, освещавший аллею, остался за спиной. В полумраке Венедикт не мог разглядеть ее лица, вмиг ставшего пунцово-красным.

– М-да, – только и смогла проговорить женщина, – правдивый мальчик.

Скутельник ошеломил Тамару Петровну горькой правдой, в которой она сама себе боялась признаться. Можно ли объяснить молодому человеку, не обремененному семейными обязательствами, как порой страшит мысль о минувшей молодости и наполовину прожитой жизни. И что ты не интересна мужу, а его глупые фантазии о богатстве жалки и раздражают. Что впереди унылые будни «как у всех». А душа, словно в юности, жаждет полёта. Но из года в год перья у крыльев облетают, как вот эта листва, что шуршит под ногами. Старинные знакомые превращаются в скучных стариканов. Встречаться с ними пропадает желание, потому что именно они, твои старые приятели, невольно и беспощадно напоминают, в какую старую калошу превращаешься ты.

Эликсир молодости, вожделенная мечта шизофреников и шарлатанов, не питье натощак и не растирание больных органов перед сном, а сама молодость. Кто молод, у того этого эликсира в избытке. Попробовать его можно только прикоснувшись к сосуду. И чем жарче прикосновение, тем обманчивее иллюзия вернувшейся молодости. Увядающие женщины и стареющие мужчины, не разврат тянет их к молодым сочным телам, энергии и искрометному беззаботному смеху, а желание хотя бы прикоснуться, если уже не суждено испить, к источнику жизни. Всего этого не смогла бы объяснить Тамара Петровна Венедикту. Поэтому сказала:

– Вы либо очень глупы, либо очень жестоки.