Похождения обаятельного разгильдяя

Бабушка ни одного слова мне не сказала. (Она вообще, отличалась тем, что никогда не критиковала и не ругалась. А, если я что-то делал не так, то терпеливо мне объясняла.) Когда я пришел, то увидел, что прополото было метров пятьдесят. Я, озадачился, как такой маленький человек мог так много сделать. И стало как-то неудобно, за свою рабочую «несостоятельность».

Хотя, я, пожалуй, помню, как она один раз сильно разозлилась. У нас в дом вела небольшая лестница. Она была такими же размерами, как и пролет лестницы в обычных, многоэтажных домах. Только была деревянная. Мы с моим другом, любили под ней играть. Лет в пять, мы научились поджигать костер. И решили устроить костер там же. Костер у нас получился знатный. Прямо, под деревянной лестницей, деревянного дома…

И мы, с удовольствием подкидывали в его дрова. Когда, бабушка это увидела, она всплеснула руками, заругалась на нас, и хотела поймать. Но, куда там…. Я уже около года, бегал быстрее чем бабушка…

Потом, она мне объясняла, что дерево легко загорается. А лестница из дерева. И потушить его будет очень тяжело. «Видишь, я в печку перед, тем, как закинуть уголь, дрова ложу. Смотри как они горят. Если дом загорится, он так же гореть будет». Больше мы возле дома ничего не поджигали. Ходили на окраину поселка и там палили костер.

С бабой Надей, я научился ездить на коньках. Она купила у соседа коньки, из которых он вырос, и клюшку, для игры в хоккей. И пока я не научился, кое как ехать, мы с ней ходили на речку.

Честно говоря, стоять на коньках по началу было страшновато. Я не понимал, как бабушка в своих калошах, одетые на валенки, умудрялась вообще держаться на ногах на льду. Так как, было очень скользко. Особенно, когда она тянула меня за клюшку. Мы, договорились, что я буду пытаться устоять, а она будет тягать меня за клюшку по льду. В общем, кое-как получилось.

Баба Надя была набожна. И говорила, что людям нужно помогать. Я думаю, что многие внуки перенимают привычки бабушек, потому что в некоторых случаях, бабушки относятся к ним теплее, чем родители.

Бывают исключения, но как правило бабушки, более толерантны к детским шалостям, и этим заслуживают признательность внуков. Бабушка говорила, что богатство, это плохо. Что богатых грабят и их обворовывают.

Наверное, во времена ее детства так и было. Она помнила, наступление революции, и как раскулачивал их семью. Хотя, они и были зажиточны, но думаю, что не на олигархическом уровне. Когда, наличие денег, начинает представлять интерес, для раскулачивания.

Она рассказывала, как пришли большевики. И забрали все. Не, просто забрали ценности или вещи, представляющие интерес, а именно – все. Оставили, один чугунок, который висел на заборе. Но, потом один из них вернулся, и забрал и его. Я думаю, что, став свидетелем таких событий, поневоле уверуешь, что зарабатывать это плохо, и иметь сбережения тоже.

Хотя, у богатства все-таки шансов больше себя сберечь. Чем у бедного, не потерять последние крохи. Те, кто были тогда при хороших деньгах, просто уехали за границу. Кто во Францию, кто в Германию, кто еще куда-то. И большую часть своих сбережений сохранили. Не уехали те, кто не причислял себя к «кулакам». И оттого, думал, что опасаться раскулачивания ему не стоит.

Когда, я стал зарабатывать больше, чем дозволяла «коммунистическая скромность», то я тоже чувствовал какое-то опасение. Думаю, что оно и было вызвано тем, что была привита установка: «Будешь, зарабатывать, пострадаешь!». Я, думаю, что отголоски этой установки, были заметны сразу после революции. У тех детей, которые пострадали от нее. А бабе Наде, было три года, поэтому такие события, которые произошли, не могли на ней не отразиться.

Кто читал «Поднятую целину», помнит, что был в деревне один мужчина, который работал, и хотел работать. Как с осуждением говорили о нем другие крестьяне: «Работал по двадцать часов в сутки, оброс дикой шерстью, приобрёл грыжу – и начал богатеть, несмотря на предупреждения и уговоры дожидаться мировой революции». Его даже не решались раскулачивать. Настолько его личный труд был виден в его успехах. Но, раз революция сказала, значит надо…

То время, в которое она жила, было другое. Ужасное. Она очень боялась голода. И этот страх, толкал ее на то, чтобы собирать сухари в мешок. Она очень переживала, что снова наступит голод. После ее смерти, осталось два огромных мешка с сухарями. Которыми потом еще полгода кормили домашних собак.

У бабы Нади была сестра. (У нее вообще было много родственников) Она к ней иногда приезжала. Это была такая же маленькая старушка, с веселыми глазками. Чем, сильно отличалась от моих родственников. Мне она нравилась.

Когда, баба Надя была уже совсем старой, а я был уже выпускником в школе, ее сестра приехала последний раз. Вся семья бабы Нади жила в другом поселке. Километров за сто от нашего. Я думаю, они говорили о том, чтобы она вернулась обратно. Потому что, годы брали свое. Но, она отказалась.

Баба Ксения и дед Федя

Баба Ксения, была сестрой моей родной бабушки. Ее муж, был на десять лет ее старше. Работала она в шахтерской автоколоне. Выдавая наряды, на поездки и фиксировала, кто и в какое время сдает машину. Дед, до пенсии работал шахтером. Я помню, как они жили. Это постоянная экономия, и жизнь по минимуму.

Этот минимализм, объяснялся ожиданием наступления времени, когда начнется нормальная жизнь. Купленные вещи, убирались в шкаф, где они лежали в ожидании своего часа. Если это были мои вещи, то потом они просто лежали без необходимости, потому что я из них вырастал, и они мне были малы. Выбросить их было жалко, ведь они ж совсем новые. И отдать бесплатно жалко, за них же заплатили.

Было не понятно, зачем их вообще держат. Я с возмущением спрашивал, но бабушка не могла на этот вопрос ответить, только говорила, что я пока не понимаю зачем. Вот, дескать вырасту, пойму

(И правда, я вырос и понял. Это была жизнь в ожидании жизни. Так, вот та «настоящая жизнь» не наступит никогда. Потому что, она на самом деле воспроизводится прямо сейчас. И никакой другой жизни не будет. Просто они думали, что их реальная жизнь, на самом деле – не реальная. Вот и ждали лучше. Так, они и умерли в ожидании. А вещи, которые были абсолютно новыми, и которые я ни разу не одел просто выкинули)

Все покупки, были продиктованы необходимостью. Понятие «нравится и поэтому купил» вообще оставалось без внимания. Если нужна удочка, то самая дешевая, на которую можно было бы примотать крючок и леску. Но, это только мне так повезло. Бабушка, позволяла мне покупать удочки бамбуковые. Деду, в этом плане повезло меньше. У него были удочки из длинных двухметровых прутьев. Где он такие длинные ровны прутья брал, я не знаю.

Была у бабушки еще одна привычка. На которую я раньше злился. Летом, она собирала яблоки в подвал, и зимой по не многу их выдавала. Нам с дедом. Я злился, на то, что эти яблоки были всегда немного подпорчены. И эти участки приходилось обрезать. Получалось, что мы все время едим немного порченые яблоки. И эта, не рациональность меня злила. Потом до меня дошло, что они просто сортировала яблоки, на те, которые «еще полежат» и те, которые полежать уже не смогут. Вот их и ели в первую очередь.

Баба Ксения вязала пуховые платки. Это был еще один источник ее заработка. Стоимость одного платка была таковой, что, продав один платок, можно было прилично прожить пару месяцев. Готовые платки, она засовывала в трехлитровые банки. Чтобы их не поела моль. Там их и хранила. Хоть, заказов было много, это совершенно не отражалось на нашем достатке. Все заработанные деньги бабушка сносила на сберкнижку.

Регулярно, бабушка писала в школу заявления по бедности и просила социальной помощи, как малоимущим. Выражение «мы бедные», помимо какого-то странного злорадства, носило еще оттенок гордости. Словно, это какое-то привилегированное положение. Мол, мы бедные и гордимся тем, что отказываемся от большее.

(Хотя, ведь именно такая установка прививалась людям после революции) Гордость, вызывалась не отсутствием притязаний, на лучшую жизнь, а именно отказом воспользоваться благами, которые доступны.

Летом, мы каждый вечер поливали помидоры, огурцы и капусту. Грядки были в огороде, а бочка с водой, из которой мы носили воду, во дворе. Метров за сорок.

Полив занимал около получаса. Таскать воду, не хотелось. Я как-то увидел, что наши соседи, для полива пользовались погружным насосом. Они его погружали в бочку, и протягивали от него шлаг. И никуда не надо было ходить и ничего не надо было таскать. Такой насос, стоил, кажется, рублей шесть, семь. И один человек, совершенно не напрягаясь поливал за десять минут территорию грядок, в два раза больше наших.

Когда я бабушке предложил такой насос купить, она нахмурилась и назидательно сказала: «ты на них, не ровняйся, нам так не жить!».

Почему нам так не жить я не понимал. Соседи были совсем больные дед с бабкой. Причем, бабка уже почти не ходила. Мой дед получал повышенную пенсию, шахтерскую. У бабушки пенсия была поменьше чем у деда. Но, и ее хватило бы что бы прожить всей семье. А учитывая, что она только что продала два платка, думаю о насосе можно смело было бы поговорить.

Мы с ней шли из магазина, и как раз говорили об этом. Когда я сказал за платки, бабушка чуть не подпрыгнула. «Тссс…! Тихо… Не будь таким болтливым!». От дальнейшего обсуждения покупки она отказалась. Так, мы и продолжили таскать воду в ведрах.

Деньги, которые бабушка отложила, пошли прахом в девяностые. Все то, что она смогла собрать, платя за это своим здоровьем, полностью обесценилось и было навсегда утрачено.

Примерно, такая же ситуация была и с посадкой картошки. Каждую весну, мы выходили в огород и сажали четыре ведра картошки. И каждое лето, мы выкапывали четыре ведра картошки. При этом, бабушке периодически становилось плохо, когда мы ее сажали. И она отдыхала, опираясь на лопату. Деду это занятие тоже не нравилось. Но, он просто не спорил с бабушкой. В промежутках между закапыванием и выкапыванием картошки, я собирал колорадского жука и окучивал грядки.

Какое-то странное мазохистическое удовольствие было в том, чтобы постоянно напрягаться и работать на износ. Когда бабушке говорили, что надо отдохнуть, она небрежно бросала «на том свете отдохнем». Ждать отдыха ей пришлось еще очень долго…

В итоге, вся жизнь, была похожа на борьбу за выживание, в условиях изобилия. Только, изобилие, это было как бы «для них». Для тех, на кого нельзя ровняться. А выживание, как бы «для нас», потому что «мы бедные». Наверное, сам факт того, что ты, преодолеваешь барьеры и препятствия, не получая почти ничего, доставлял какую-то странную радость. Наверное, оттого и бедность была желанной. Ибо, только бедность может обеспечить человека работой на износ. А в условиях достатка, бороться было бы не с чем.

Я видел, что родственники других ребят, не бравируют своей бедностью. Хотя, как я понимаю сейчас, некоторые родители, даже будучи работающими, зарабатывали меньше, но жили гораздо лучше.

Просто, они большую часть дохода тратили на себя, а меньшую относили в банк. И их жизнь выглядела абсолютно благополучной.

Когда, умерла моя бабушка, на сберегательной книжке у нее осталось восемь тысяч рублей. Когда умерла бабушка, моего знакомого, на образ жизни которого «равняться было нельзя», потому что «мы бедные, а они богатые», на ее книжке осталось 462 рубля… (мы хорошо общались, и после и свои сберкнижки они завещали нам)

В молодости, баба Ксения, была очень красивой женщиной. Над моей кроватью висела большая фотография ее и деда. Про деда, она с гордостью говорила, что дед был в молодости спортсмен.

К сожалению, она не смогла родить ребенка деду. У нее была внематочная беременность, и после операции она вообще детей иметь не могла. Я думаю, что она всю жизнь чувствовала вину перед дедом. И наверное, повышенной заботой за ним, пыталась как-то компенсировать отсутствие детей. Хотя, дед никогда не предъявлял к этому претензий.

Я вообще, думаю, что эта проблема, отсутствие детей, скорее переживалась бабушкой, чем дедом. Я думаю, что в молодости он просто принял этот факт, как данность. И больше никогда к нему не возвращался.

К тому же, ладили они в общем-то хорошо. Я не помню, чтобы они друг с другом ругались. Дед, мог одернуть ее, если она сильно расходилась и ругалась на меня. И бабушка, тут же утихала. Или, бабушка могла «покусать» деда, если тот отказывался мне чинить машинки. В принципе, это и все их распри.

Бабушка была жаворонком, а дед совой. Она рано ложилась, и рано вставала. Деж же, хоть и рано ложился, вставал все равно поздно. Любил поспать. Бабушкина сестра, очень на это ругалась. И требовала, что она будила деда пораньше, и давала бы ему побольше поручений по дому. Правда, эти советы проходили мимо ушей моей бабушки.

Я сейчас думаю о том, что имея кровных родителей и кровных родственников, воспитали меня люди, не имевшие со мной кровного родства. Или вообще, никакого родства не имевшие. А я вспоминаю их с благодарностью. Мне иногда кажется, что люди вообще в некотором роде все родственники.

За дедом были закреплены обязанности возить сено козам. Для того, чтобы вязать платки, бабушка держала коз. Осенью мы их ощипывали, и потом она из пуха, сначала на прялке делала нить, а потом из нее плела платок.

Сена, надо было заготовить столько, чтобы хватило на всю зиму. Я тоже научился косить. И когда ездили с дедом, иногда косил я. А потом, и сам стал ездить. Сено, мы возили на его мотоцикле, с коляской. Мы его туда сначала наталкивали в саму коляску, а потом накидывали еще сверху целую скирду. И привязывали все это дело веревкой. Гора была такая, что, если смотреть со стороны коляски, нас вообще не было видно.

Однажды, я захотел сплести самолов. Это ловушка для рыбы, которую делали из алюминиевой проволоки. Она была устроена так, что в него рыба заплывала, а обратно выплыть не получалось. Дед этой идеей, тоже загорелся. И раздобыл где-то мне большой моток проволоки.

В общем, плел его я недели две. Но, когда я с ним закончил, путь до речки мы проделал полугалопом. Засунули в него приманку, и закинули подальше. Потом, все лето мы каждый день ходили его проверять. Вечером мы забирали рыбу, добавляли хлеба или жмых, и оставляли на сутки. В итоге, рыбой были обеспечены все. И мы, и цыплята. Которые, тоже видимо рыбу очень любили.

Детский сад

В детском саду, было все в общем-то хорошо. За исключением, тихого часа. Потому что на нем надо было спать. А спать, мне совсем не хотелось. Хотя, некоторые ребята с удовольствием засыпали днем.