Зелёный луч

Соседом Игоря по двухместному номеру был на этот раз Вадик Уткин, тот самый Вадик Уткин, с которым Игорь летел в командировку и о котором вкратце рассказал в письме Людмиле. Два с половиной года назад они были единственные из их выпуска, распределившиеся после института молодыми специалистами в наладочную организацию для работы на Севере. Первые месяцы, работая хотя на разных объектах, они прожили вместе в одном гостиничном номере. В институте они не были дружны, на Севере же быстро сошлись: каждый видел в товарище часть оставленного позади милого вольного студенчества. Обоих объединяло традиционно снисходительное, несколько свысока отношение недавних выпускников к сослуживцам, или давно закончившим вуз, или, во многих случаях, не кончавшим его вовсе. Вечера проходили в воспоминаниях о преподавателях, об общих товарищах и знакомых по институту, в откровенном обсуждении нынешних начальников и товарищей по работе. Это скрасило им начальный, самый трудный период адаптации к новым условиям.

Оба приехали на Север с твёрдым намерением оставаться здесь не долее трёх обязательных лет. Этот срок заканчивался через пять месяцев, в следующем марте, поэтому тема, которая в настоящий момент горячо обсуждалась их коллегами по работе, никак их не задевала. Речь шла о возможности заключения нового договора с организацией-работодателем, фирмой, как её называли все работавшие в ней. По этому договору сотрудники фирмы обязались по меньшей мере три года безвыездно отработать на Севере, тем самым приравнивались на этот срок к местным жителям и получали, как и они, надбавку к заработной плате в размере так называемого полярного коэффициента. Командировки, то есть служебные поездки из места постоянной прописки, однако, упразднялись, вместе с ними и командировочные: дорожные расходы и суточные. На свидания с родными съездить можно было только раз в году в отпуск. Уже многие сотрудники, товарищи Игоря и Вадика, заключили такие договоры, убеждали и их последовать этому примеру, доказывая массу преимуществ своего нового положения. Молодые люди отказывались. Игорь видел в этом договоре одну лишь цепь, цепь, которой позволит ещё крепче и, казалось ему, безвозвратно приковать себя к Северу, ещё дальше удалит от родного города и теперь от Людмилы. У Вадика были свои планы на будущее.

Он был высокий стройный блондин. На лице его прежде всего бросались в глаза постоянно пунцовые щёки и полные яркокрасные губы. Улыбка у него была весьма приятная, обнажавшая ряд ровных белых зубов, по непонятной причине не исчезал, правда, постоянный неприятный запах изо рта, но он ощущался только вблизи. Из-под покатого лба с начинающимися залысинами смотрели большие, чуть навыкате голубые глаза. На девушек и молодых женщин Вадик мог смотреть подолгу и не мигая; что-то от взгляда удава находил Игорь в этой забавной манере гипноза, которой Вадик владел в совершенстве. Наверное, не зря бригадир Николай Викторович сразу распознал в нём личность, опасную для женщин, и за глаза называл молодым хищником.

Приехав на Север, Уткин привёз с собой несколько книг: самоучитель английского языка, пару книг по теории шахмат и шахматы. Книги лежали потом месяцами на видном месте на его прикроватной тумбочке, но Игорь ни разу не видел, чтобы сосед раскрывал их. В шахматы же первое время они играли каждый вечер, иногда Игорь даже выигрывал – наверное потому, что противник уставал от его привычки подолгу думать над каждым ходом.

Любой разговор командированных мужчин, оказавшихся вечером один на один в гостиничном номере, заканчивается разговором о женщинах – это наблюдение Игорь сделал уже в первые месяцы своей кочевой жизни. Рано или поздно бывшие студенты также должны были придти к этой теме. И вот, о какой бы симпатичной девушке из курса ни вспомнил Игорь, все они оказывались Вадику тоже известными, а некоторые, оказывается, были даже его интимными знакомыми.

– Сапожкова? Да, пару раз переспал с ней. Ничего бабец, правда? Тюфаева? Хм, с этой ещё интереснее получилось. Колбасьев… Помнишь Колбасьева? На пятом курсе они с Тюфаевой уже как муж и жена жили, вот-вот свадьба должна была состояться…

Вадик полусидел-полулежал поперёк кровати в обычной своей позе, вытянув перед собой длинные ноги, и, борясь с послеобеденными отрыжками, продолжал свой рассказ:

– Я был у него на даче, до свадьбы у них оставалось что-то около недели. Вечером пошли с ней пройтись, тут её и прорвало: начала мне в любви объясняться. Аж до истерики дошла: «Не люблю его, вот обручальное кольцо, хочешь – выброшу?» И снимает кольцо с пальца. Я думал, это она так, пугает только, а она, действительно, зашвырнула кольцо в снег. Пришлось потом долго его искать, насилу нашли. Такая дурёха, особенно когда выпьет. Колбасьев показывал мне одну фотографию: она там голая, на диване с бокалом вина позирует…

Игорь слушал, качал, посмеиваясь, головой: вот, мол, чем вы занимались в институте, – когда же вы учились! На самом деле, он в этот момент был полон самой постыдной, самой отвратительной зависти, от неё даже болела душа – у него-то ничего такого в студенческие годы не было. Да, он завидовал, чего греха таить, завидовал, но верил лишь половине того, о чём рассказывалось. Что было в этом человеке такого, на что могли «клевать» красивые бабы! Ну рост, голубые глаза, зубы. Но запах изо рта и привычка говорить, словно проволоку изо рта тянет! К этому, маленький, слабый подбородок, из-за которого голова напоминала знаменитую редьку хвостом кверху. Всё так – и ведь «клевали» же! Не всё было враньём, были, действительно, были такие, которые – сам видел! – приходили к нему, подолгу разговаривали и просиживали рядом с ним на лекциях. Те самые, которые при попытке Игоря познакомиться и сойтись с ними поближе, почти тотчас «отшивали» его.

Ещё в полёте Игорь рассказал Уткину о том, что познакомился с Людмилой, и в нескольких словах рассказал об их первой и единственной пока встрече. «Не надо было говорить об одиночестве», – заметил Вадик. «Но если это самая важная правда обо мне!» – возразил Игорь неуверенно. «Не надо правды», – улыбнулся Вадик жалостно-снисходительно.

Уткин должен был вскоре жениться, будущая жена писала ему довольно часто. Гуляя вместе по городу, Вадик и Игорь, заходили порой на почту, спрашивали письма до востребования – Уткину подавали, как правило, письмо или два. Игорь на его месте тут же нетерпеливо вскрыл бы конверт и прочитал письмо, а Уткин, не торопясь открыть и прочесть, улыбаясь, холодной рукой отправлял письма в карман, демонстрируя на глазах у товарища то ли завидную выдержку, то ли холодную же пресыщенность успехом у женщин. Он и здесь на Севере пользовался успехом у известной их части.

Одним субботним вечером Вадик и Игорь сидели вдвоём в ресторане, когда к ним подсели две местные. Одна, постарше, она работала посудомойкой в кафе «Волна», с грубым, простоватым лицом и мощным торсом, сидевшая напротив Вадика и ставшая объектом его знаменитого гипноза, также не сводила с него глаз.

– Красивые губы. Такие губы хорошо целовать, – объяснила она молодой соседке свой интерес и облизнулась плотоядно.

Контакт был установлен, интерес был взаимный – Вадику срочно потребовалась койка в одноместном номере. Удалось уговорить одного сослуживца уступить ему на одну ночь свой номер, тот потребовал только сменить постельное бельё. Игорь встретил Вадика на лестничной площадке в тот момент, когда тот скрытно от администрации гостиницы переносил простыни и наволочки с одного этажа на другой, и по-дружески, сочувственно ему улыбнулся – ответом был холодный, почти враждебный взгляд, взгляд хищника, занятого преследованием своей добычи. Рано утром Уткин вернулся в их общий номер усталый и, ложась отсыпаться, сообщил Игорю, что отблагодарил «даму» десятью рублями. Через несколько дней от общего их знакомого Игорь услышал о другой цифре, пять рублей, – он промолчал, не стал выдавать товарища и ловить его на мелком вранье.

Первые месяцы неразлучные, позже они охладели друг к другу, у Вадика появился свой круг общения.

5

– Остаток этой командировки и следующую будешь работать на Лумберском маяке, – объявил Игорю бригадир.

– Профилактика?

– Да. И частичная замена оборудования. Работы немного, но связь с Большой землёй плохая – придётся поскучать. Как обычно, – прибавил он доверительно, положив пухлую ладонь Игорю на плечо, – справишься с работой раньше – неделя отгула за мной.

Бригадир Николай Викторович был толстый жизнерадостный человек. Он был уже давно разведён и только недавно перестал платить алименты – отметил это событие как большой праздник. Иногда он заходил в гостиницу проведать подчинённых. «Неважно вы живёте», – говорил он, имея в виду гостиничные, казённые условия проживания и естественное отсутствие домашних удобств. Сам он жил не в гостинице, а на квартире. Игорь знал его хозяйку: Раиса работала в гостинице дежурной по этажу. Старообразная, с поблекшим лицом женщина, она, когда у неё появился квартирант, стала подкрашивать губы и повязывать голову пёстрым шёлковым платочком. В её отношении к молодым членам бригады, проживавшим в гостинице, с этих же пор стали заметны назойливые, назидательно-воспитательные нотки. Бригадир, впрочем, откровенно похвалялся, что имеет «крышу» также и в других северных городках и посёлках, где приходилось трудиться его бригаде, и наставлял молодёжь бригады почти по-отечески: «Впереди долгая полярная ночь, так что устраивайтесь поудобнее, ищите тепла, лучше всего семейного».

– Съезди сначала дней на десять, – продолжал Николай Викторович, – посмотри что к чему и быстро возвращайся. Посмотрим потом, какими силами и в какие сроки сможем выполнить работу.

Бригадир и товарищи по бригаде сочувствовали Игорю, отправлявшемуся на край света, а он рад был отъезду: ему казалось, что он уж слишком обращает на себя внимание жителей городка своими одинокими вечерними прогулками на почту.

Вечером, накануне дня отплытия на маяк Игорь пошёл в ресторан при гостинице, уселся за столик, с которого хорошо были видны зал и танцевальная площадка. К обычному своему, довольно скромному рациону заказал двести граммов водки. К большему не привык и не хотелось, а расчёт был таким общепринятым способом несколько поднять настроение. Собственно, он был уже не здесь, уже в пути. Спешить ему было некуда, он сидел, потихоньку принимал в себя алкоголь, равнодушным взглядом смотрел в зал. Видно, алкоголя этого было всё-таки недостаточно, настроение оставалось всё равно скверным, таким же, как до него, даже хуже: впервые он пил водку в одиночестве – неудобно было перед официантками, которые, конечно, хорошо знали его привычки.

День был будний, но часам к девяти вечера свободных столиков уже не было. Около этого времени к Игорю подошёл прилично одетый седовласый мужчина. У него был узкий, необычной формы покатый лоб, седой ёжик волос, маленькие, несколько выцветшие голубые глазки и смуглое каким-то нездешним загаром лицо.

– Не возражаете? – спросил он.

Игорь жестом пригласил его сесть.

– В командировке? – спросил мужчина.

Игорь кивнул.

– Я встречал вас в городе.

Игорь тоже много раз видел мужчину. Он уже где-то выпил, но подозвал официантку Валю и, обняв её по-свойски за талию, заказал бутылку водки и закуску.

– У меня сегодня мрачный юбилей, – объяснил он Игорю, – но я не буду вам мешать.

В ресторане было шумно и весело, гости развлекались, как умели. Мужчина смотрел на это веселье отсутствующим взглядом. Официантка принесла соседу заказ.

– И больше не проси, – сказала она, уходя, – тебе и этого уже много.

– Сегодня ж год! – с мягкой укоризной в голосе ей вдогонку возразил мужчина.

– Ах, Лёшенька, извини! – Валя вернулась и, положив руки ему на плечи, сочувственно вздохнула. – Да-да, бедная Маша! Ну сиди, сиди.

– Может, выпьешь со мной, помянешь? – спросил у неё мужчина.

– Извини, Лёшенька, не могу – я ж на работе.

Мужчина кивнул, и Валя ушла. Он налил себе рюмку водки и выпил, не закусывая.

– Я смотрю, вы тоже не веселы, – обратился он к Игорю. – Не пишут?

– Вроде того.

– Письма из дому – это у командированных главная радость. Женаты?

– Нет.

– Подружка не пишет?

– Да, если так можно выразиться. – Игорь покраснел и смешался. – Теперь вы всё обо мне знаете.

– Положим, не всё – всё даже вы не знаете, но кое-что. Я ведь сам долго ездил, пока не осел здесь. Женщину я здесь нашёл, женился на ней, прожил семь лет, а сегодня год, как её не стало…

Зажав в кулаке полную рюмку, мужчина напряжённо смотрел на неё, словно силился разглядеть что-то сквозь прозрачный напиток. Игорь подумал, что ещё немного и он раздавит хрупкое стекло, но тот одним глотком опустошил рюмку, крякнул то ли от горечи напитка, то ли от боли утраты, подцепил вилкой кружок солёного огурца с тарелки и отправил его в рот.

– Вот так! Да, семь лет, семь лет, ни больше, ни меньше было нам отпущено, а кажется, вся её жизнь прошла на моих глазах: встретился с девчонкой – простился со зрелой женщиной. Да и для меня это была целая жизнь: не было бы их, этих семи лет с ней, пустая была бы моя жизнь, пустая как есть. Прожил бы и такую, ничего страшного не случилось бы. Сейчас, вот, страшно подумать об этом. – Мужчина наполнил свою рюмку. – Не надоел я вам? Вы ведь в ресторан не за тем пришли, чтоб выслушивать такие истории.

– Нет-нет, что вы, говорите, – возразил Игорь.

– Хотя где и поговорить, как не здесь.

– Говорите, – повторил Игорь. – И я вам скажу, откровенность за откровенность. Завтра в полдень я уплываю на Лумберский маяк, работать там буду. Все у нас думают, что я должен быть огорчён этим: сообщение плохое, край света, так сказать… А я хочу туда, на край. Я думаю, мне хорошо там будет, легче. Мне, вообще говоря, везде хорошо, потому что… Потому что везде плохо. Парадокс. Понимаете?