Идеал недостижим. Роман

– А ну, пошел отсюда.

Вадим вспыхнул.

Автобус затормозил на остановке. Двери открылись.

Он шагнул вперед, схватил высокого за шиворот и вышвырнул из автобуса. В гневе силы его удваивались. Впрочем, был бы тот трезв, Вадим так легко с ним бы не справился. Второй выскочил из автобуса сам.

– Ты нам еще попадешься, – прорычал высокий, поднимаясь.

Автобус поехал дальше.

Девушка горячо Вадима поблагодарила. Она смотрела на него с восхищением. Пассажиры его хвалили. Он скромно вернулся на свое место.

Дома он вновь и вновь вспоминал это происшествие. Вспоминал с гордостью. Пытался представить, как он выглядел в глазах девушки. Наверно, показался ей героем.

В школе заметка произвела фурор. Вадим, конечно, газету в школу не понес; принесли другие ученики.

После уроков Вадим и Клава остались делать стенгазету. Она давно стала активным членом редколлегии. Особенно ей удавались передовицы и заметки с политическим уклоном. Вадим предпочитал писать фельетоны, рисовал к ним карикатуры. У него были художественные способности. Художественное оформление целиком лежало на нем. Принимали участие в создании стенгазеты и ученики других классов, но без особого энтузиазма.

Клава была оживлена, поглядывала на него как-то по-новому.

Она стала еще красивее. Фигура у нее была ладной, крепкой, лицо – открытым и решительным. Длинные загнутые кверху черные ресницы своеобразно сочетались с вздернутым носом и широкими скулами.

– А хорошо Нина Александровна написала. И все правильно. Я тебя поздравляю, Вадя! Ты теперь знаменитость. – Она протянула ему руку.

Он пожал ее. Ладонь у Клавы была сухой и горячей. Со смущенной улыбкой ответил:

– Да какая я знаменитость.

Клава тоже улыбнулась.

– Ну как же! – Только сейчас она выпустила его руку. – Весь город тебя теперь знает. – После недолгого молчания Клава сказала: – На днях товарищ Сталин речь произнес. Надо бы это осветить. Вообще, Вадя, ты не находишь, что мы Иосифа Виссарионовича в стенгазете редко упоминаем?

– Хорошо, вот ты и напиши. Это передовица будет. Выдержки из речи приведи.

От прямого ответа Вадим уклонился. Сталин был везде. На домах висели плакаты с его изображением. О нем пели песни. Его восхваляли в каждой речи, в каждой статье. Вадим считал Сталина великим человеком, но чувствовал в глубине души, что так возвеличивать одну личность нельзя, что это перебор.

– Ладно. – Клава кивнула головой. – У меня еще такая мысль. Нарисуй, Вадя, карикатуру на наших модниц. У нас же есть такие. Ходят расфуфыренными барышнями.

– А что в этом плохого?

Она удивленно подняла тонкие темные брови.

– Ну, это же буржуазные пережитки. Не об этом современная девушка должна думать.

Сама она одевалась небрежно. Вадиму казалось: нарочито небрежно. А некоторые ученицы совсем за собой не следили.

– Просто они хотят выглядеть привлекательно, Клава. Естественное желание. Нет, такую карикатуру я рисовать не буду.

Клава фыркнула. Пожала плечами.

Они вернулись к работе. Через минуту она подняла голову.

– В кино фильм интересный. «Путевка в жизнь». Давай сходим?

Никогда она не обращалась к нему с подобными предложениями.

– Я его уже видел, – поспешно сказал Вадим. Он не хотел смотреть с ней кино.

– Ну и что? Я тоже видела. Еще раз можно посмотреть.

– Не смогу, Клава. Дел сегодня много.

– Тогда завтра?

– И завтра не смогу.

Клава упрямо тряхнула пышными каштановыми волосами.

– А когда сможешь?

– В ближайшее время постоянно буду занят, Клава.

Она переменилась в лице. Сказала тихо:

– Жалко.

Молча выполнила свою часть работы и ушла, не попрощавшись.

На следующий день Клава пришла в школу в модной блузке.

Прошла неделя.

Вадим не очень покривил душой, когда говорил Клаве, что будет занят. С некоторых пор он пристрастился ходить вечером в парк на танцы. Впрочем, сам он не танцевал. Он становился под дерево или, лучше сказать, за дерево и наблюдал за танцующими. Вадима переполняли чувства: музыка, танцы, девушки волновали его. Ему очень хотелось танцевать. Но он стеснялся. Боялся показаться смешным и неловким. И. главное, он не мог решиться пригласить девушку на танец. Опасался отказа.

В этот вечер четверо молодых людей тоже не танцевали. Наверно, были такими же стеснительными. Освещение было тусклое, стояли они далеко от Вадима, также под деревом, и он не мог хорошо их разглядеть. Но фигура одного, высокая, крепкая, показалась ему знакомой.

Из висевшей на столбе тарелки репродуктора лилась красивая мелодия танго. Пары чинно кружились. Они скорее вальсировали, чем исполняли настоящее танго.

Наконец, репродуктор замолчал. Танцы закончились. Стали расходиться.

Он вышел из парка и свернул в безлюдную, плохо освещенную улочку. Это был кратчайший путь домой.

Та четверка последовала за ним. Вадим не придал этому особого значения. Но когда они стали вполголоса переговариваться, когда он уловил блатные интонации, когда они пошли быстрее, он почувствовал неладное. Но шаг не ускорил: они могли расценить это как трусость. Он только весь напрягся. Внезапно парни перешли на бег, настигли его, преградили путь. Двоих он сразу узнал. Это они приставали к девушке в автобусе. Все были трезвы. Тот, которого он вышвырнул, зловеще усмехнулся.

– Я ж говорил: встретимся, – процедил он. И вдруг ударил Вадима кулаком в лицо. Они стали его избивать. Увесистые удары сыпались со всех сторон. Два раза он падал, но тут же вскакивал. И он их бил. С размаха ударил одного ногой в пах. Ноги у него были сильные. Тот закричал диким голосом, скорчился, зажал пах руками, свалился. Позади него была лестница. Она вела в какой-то подвал. Падая, он ударился головой о ступеньку. Скатился до самого низа и затих. Остальные трое вынули кастеты. Вадим бросился бежать. Что ему оставалось делать? Иначе они бы его убили. Они погнались за ним. Стали догонять. Вадим хромал сейчас на одну ногу, сильно болела грудь. Ясно было, что ему от них не убежать. Тогда он с разбега перемахнул через забор. Этот квартал был застроен одноэтажными частными домами. Раздался лай. Две крупные собаки со злобным рычанием бежали к нему. Теперь надо было спасаться и от них. Он успел перепрыгнуть через другой забор. И здесь была собака. Вадим перемахнул через третий забор и оказался в узком переулке. Собаки всего квартала заливались лаем. Но топот не слышался. Видимо, парни решили вернуться к своему товарищу.

С трудом приковылял он домой.