Золото колдуна

Первый день похода прошёл вполне благополучно. Неофитка достойно выдержала испытание – не ныла, не хныкала, не требовала к себе повышенного внимания, но и не мешала своим более умелым спутникам, пытаясь доказать собственную искушённость. Словом, вела себя как примерная ученица. Зато Надежде пришлось выдержать не одну пикировку с мужской половиной экспедиции: парни были уверены, что ориентируются в незнакомой местности лучше, чем какая-то девчонка, а потому то и дело требовали внести поправки в маршрут. Три штурмана – это, как скоро выяснилось, похуже, чем три капитана. В результате путешественники заложили изрядный крюк и вышли к левому берегу водохранилища вместо правого, на котором Надия запланировала промежуточную стоянку. Левый берег – крутой и лесистый – меньше подходил для стоянки, чем луговой правый, но шагать лишние пять вёрст отчего-то никому не захотелось. Пошарив немного по лесу, путники нашли подходящую ровную площадку, от которой был удобный спуск к воде, и на ней разбили лагерь.

…Темнело. В кустах по соседству щёлкал запоздалый соловей. Настя лежала на коврике-«пенке», подложив руки под голову, и смотрела в тёмное небо, где одна за другой проступали звёзды. Надия с удовольствием прихлёбывала чай из деревянной кружки и похрустывала сухарями. Пётр механически обламывал тонкие веточки до размеров спички и кидал на угли, наблюдая, как они вспыхивают.

Родион выволок из-под тента свой рюкзак и вытянул из него какой-то продолговатый предмет.

– Это что? – спросил Пётр.

– Похоже на сковородку со струнами, – оценила Надия, когда Родион вытащил странный предмет из чехла.

– Вы что, никогда банджо не видели? – удивился Родион.

– Видели, видели. Не такие уж мы тёмные, – ответила Надия. – Просто я не видела, чтобы ты на нём играл.

– Я учусь, – скромно ответил Родион. Надия многозначительно хмыкнула. – Но кое-что уже умею, так что ушки можете не затыкать.

Он сел, примостил «сковородку со струнами» на коленях, нацепил на три пальца правой руки пластиковые когти и извлёк несколько звонких и сухих звуков.

Настя, явно заинтересованная, села, обхватив руками колени. Родион улыбнулся и добыл из «сковородки» лихой мотивчик.

– В Зурбагане, в горной, дикой, удивительной стране,

Я и ты, обнявшись крепко, рады бешеной весне… – запел он.

Пел он средне: в Teatro alla Scala его бы не приняли даже за взятку. Но голос, слух и чувство ритма у него имелись, а для залихватской песенки в стиле Дикого Запада этого было более чем достаточно:

…Если крикнешь — эхо скачет, словно лошади в бою;
Если слушаешь и смотришь, ты воистину в раю.
Там ты женщин встретишь юных, с сердцем диким и прямым,
С чувством пламенным и нежным, бескорыстным и простым…

Надия, которая поначалу скептически ухмылялась, потому что не подозревала у Родиона музыкальные таланты, поймала себя на том, что подёргивает плечами в такт разудалой мелодии. Да и остальные тоже, судя по глазам, «завелись». Родион улыбнулся. Его пальцы порхали по струнам, то высекая резкие, задиристые аккорды, то вызванивали игривый перебор:

…Если хочешь сердце бросить в увлекающую высь, —
Их глазам, как ворон черным, покорись и улыбнись!

– Круто! – искренне сказала Надия, когда Родион подвёл итог несколькими трескучими аккордами, похожими на далёкие винтовочные залпы.

– А песня… Это ведь из Грина, да? – спросила Настя.

– Именно, – кивнул музыкант. – Был у меня в соплячьем возрасте период увлечения его писаниной.

– А потом? – спросила Настя.

– А потом прошёл, вот и всё. Потом мои книжные предпочтения сменились, и я перешёл на Луи Буссенара.

– Читала, – кивнула Надия. – Слушай, Родик, сыграй ещё что-нибудь такое! Ты классно играешь, я после этого твоего Гарбузяна…

– Зурбагана, – вежливо поправил Родион.

– Не важно. Я после него просто ожила, честное слово! Как у тебя это получается?

Родион самодовольно улыбнулся.

– Владика не хватает с его гармошкой, – заметил Петя. – Вот был бы готовый кантри-ансамбль.

– О нет! Только не Владик! – с неподдельным ужасом воскликнула Надия. – Он же маньяк! Ты что, забыл? Он через минуту разговора предлагает «что-нибудь сыграть» и, если не откажешься, будет полчаса насиловать уши своим скрипом. А откажешься – так сразу обида смертная! Он бы нас ещё на маршруте задолбал!

– Да уж, ну его! Я бы лучше взял напарницей какую-нибудь симпатишную скрипачку. Например, Мэгги из «Country Sisters», – размечтался Родион. – Пускай скрипит на скрипочке и задницей крутит.

– Эта американская сучка тебя взяла бы только сапоги чистить, – ответила Надия: ни одна нормальная девушка не потерпит, чтобы в её присутствии парни хвалили другую.

– Она не американка, а чешка, – сказал Родион, перебирая струны. – И она действительно классная скрипачка.

Надия презрительно фыркнула.

– А спой что-нибудь такое… лирическое, – неожиданно попросила Настя. – Или банджо для лирики не подходит?

Родион издал горлом странный звук и прихлопнул струны ладонью:

– Можно и лирическое, – он перебрал струны. Задумался на несколько мгновений…

– Дева Бури, вестница печали,
Наяву — иль, может быть, во сне —
Из какой недостижимой дали
В этот вечер ты явилась мне?

Видел я, как в небе тёмно-синем,
Оседлав неведомую тварь,
Ты летела, голову закинув,
На закат, где дотлевал пожар,

Голубым окутанная светом,
Рассекала звёздные рои,
И хвостом взбесившейся кометы
Развевались волосы твои.

Смех твой, дерзкий, страшный и манящий,
Раздавался в тёмных небесах,
А внизу, в непроходимых чащах
Откликались волчьи голоса.

Пронеслась, оставив след белёсый
Медленно истаять в синеве.
Тьма ночная наступает косо,
Расстилая тени по траве.

В облаках и в омуте стоячем
Отзвук смеха звонкого дрожит.