Небо в кармане 4

Глава 1

Николай Александрович Второв, известный русский меценат и промышленник объявился у меня на пороге ранним морозным утром. Ещё солнце на востоке горизонт не окрасило, а он уже в двери моего домика стучится.

– Входите, Николай Александрович, – отодвинулся в сторону, освобождая проход в дом. Пассажир мой мало того, что на шар похож в своих меховых одеждах, так ещё и в каждой руке по пухлому саквояжу держит. Если бы не отодвинулся, он бы и не протиснулся мимо меня.

– Что ж вы так грохочете, Николай Александрович? Дверь вынесете и всю Школу на ноги поставите, – улыбнулся раннему гостю.

– Ничего с вашей дверью не будет. А Школа ваша… Кто рано встаёт, тому Бог подаёт, – не остался в долгу Второв, отшутился и перешагнул порог. Постарался на него не наступить, старательно вытянул голову вперёд, даже наклонился, насколько ему шуба и роскошный широкий воротник позволили, чтобы видеть, на что ступает.

Поймал мой любопытный взгляд, объяснил:

– Примета плохая, на порог наступать, – стянул с головы меховую пушистую шапку и напористо заговорил. – А вы почему не готовы, Николай Александрович? Или из-за выпавшего за ночь снега у нас всё отменяется?

Закрыл за ним дверь – нечего тепло выпускать, улыбнулся, поздоровался и озадачил встречным вопросом:

– Завтракали?

– Признаться, не успел, – с любопытством оглядывался ранний гость. Особое внимание уделил моей лётной экипировке. – Торопился. Вы же сказали, к утру приехать, вот я и приехал. Так что? Летим или не летим?

– Летим, летим, – успокоил насторожившегося компаньона. – Всё правильно, зимний день короток, нам с вами медлить никак нельзя. Скидывайте вашу шубу и проходите, сейчас с вами завтракать будем. На голодный желудок лететь последнее дело.

Второв, обернулся, глянул на меня и с изрядным скепсисом в голосе протянул:

– Думаете? Мои хорошие знакомые, между прочим, тоже воздухоплаватели, настойчиво мне рекомендовали подниматься в воздух на голодный желудок.

Я только весело хмыкнул, отвечать некогда было, завтрак сам себя не приготовит. Это не отцовы хоромы, здесь кухарок с гувернантками нет. И не заводская столовая, тут приходится самому у плиты стоять.

Николай Александрович на мой хмык тут же добавил:

– Мол, мутить на воздушных ухабах меньше будет. Это так? Странно, какие могут быть ухабы в воздухе?

– Да чушь полная, – отмахнулся. И переиначил известную пословицу на свой лад. – Сытое брюхо к болтанке глухо. И не ухабы то вовсе, а болтанка. Объяснять долго, но ничего страшного в том нет, обычные погодные образования. Да вы скоро на себе прочувствуете, что это такое. Так что не стесняйтесь, любезный компаньон, смело завтракайте. Кстати, вам удалось договориться о заправке в Вышнем Волочке?

– Да, – присел к столу Второв, потёр ладони одну о другую, оглядел скромный завтрак, и повторил. – Да! Удалось вчера связаться с полицмейстером и городским головой Вышнего Волочка по телеграфу. Нас будут ждать с утра, подготовят и расчистят от снега подходящую площадку в центре города, обозначат её кострами. Приготовят и обед, и бензин. И я ещё вчера распоряжение дал своим помощникам связаться с журналистами здесь, в столице, и в Москве, так что готовьтесь, Николай Дмитриевич, к пристальному вниманию со стороны прессы. И ещё одно. Пришлось пообещать, что в Волочке мы с вами немного задержимся и пообедаем в доме головы. Они там торжественный приём в нашу честь готовят, отказаться никак невозможно было.

– Да я-то не против хорошего обеда, но вам же, вроде бы как, вечером обязательно в Москве нужно быть? – согласился с задержкой, но на всякий случай уточнил.

– Но мы же успеем до вечера на место прибыть? – обеспокоился Второв и даже замер в ожидании моего ответа, отложил вилку.

– Смотря насколько обед затянется, – пожал плечами. Увидел непонимание в глазах компаньона и объяснил. – Зима. Темнеет рано. Светлого времени суток всего ничего. Можем не успеть до наступления сумерек добраться до места. Так что по темноте в Москву не полечу, не желаю рисковать вашей и своей жизнью.

– А почему? – осторожно подхватил вилку Второв, подхватил очередной кусочек мяса и снова замер. – В чём именно риск заключается?

– А как в темноте садиться? И куда? Не видно же ничего, – ещё раз пожал плечами. – Если и не врежемся при заходе на посадку во что-нибудь, то приложиться о землю можем так, что только брызги от нас останутся.

– Умеете вы, Николай Дмитриевич, успокоить. Я уже подумываю, а не отказаться ли мне от вашего предложения? Бог с ней, со встречей этой. Миллионом больше, миллионом меньше, для меня это уже не критично. Кстати, а если костры на земле зажечь? – предложил Николай Александрович.

– В Москве? – улыбнулся. Соображает промышленник, вот что значит светлый ум. И принялся объяснять. – Это в Волочке костры углядеть можно, потому что сам городишко маленький, любой огонёк издалека видно. А Москва совсем другое дело. Город огромный, огней всяких в нём будет много, затеряются среди них ваши костры. Нет, по светлому времени полетим, другого варианта пока не вижу.

– Так вы же знать будете, куда именно, в какой район города мне нужно, – не согласился Второв. – Там и будете искать нужные нам огни. Из Волочка телеграфирую, они там всё и подготовят к нашему приезду.

– К прилёту, – поправил Второва. – Николай Александрович, положитесь на мой опыт. Если я говорю, что в тёмное время мы с вами внизу ничего найти не сумеем, значит, так оно и есть. Поэтому если не хотите заночевать в Волочке и пропустить вашу важную встречу, то постарайтесь сделать так, чтобы надолго с обедом не затягивать. Хорошо?

– Хорошо, – не стал спорить Второв и согласился. – Я вас понял. Так и сделаю.

Завтрак получился сытным, ну так ведь и лететь нам предстоит не летом, а зимой, когда за бортом ощутимый минус будет. Поэтому и шуба на Второве толстая, и шапка меховая и пушистая, и даже валенки, а не сапоги на ногах. Ну и я в зимнем комбинезоне и в тёплой меховой куртке. Зачем изобретать что-то новое, если и старое работает вполне надёжно. А ещё оно проверено временем. Правда, в моём мире, но от этого факта хуже уж точно не стало.

Так что в нашем пошивочном цехе на Путиловском заводе шьют не только парашюты господина Котельникова, но и вот такую замечательную одёжку для авиаторов по моему проекту. Правда, пока в единичных экземплярах, потому как спроса особого нет.

Правду сказать, инструктор в Школе один, поэтому господа курсанты косятся на меня, удивляются необычного вида одежде, но пока предпочитают носить своё. Привычка к форме, к погонам и кителям, от неё не так просто избавиться. Вот будущие технические специалисты сразу приняли свои новые комбинезоны на «ура!». После первых же практических работ на авиационной технике поняли их полезность и скупили имеющиеся у нас запасы. А кому не досталось, те заказали. Вот за счёт тех заказов цех и держится. Платить из своего кармана зарплату швеям очень накладно, а тут хоть какая-то окупаемость появилась.

Но и авиация только-только зарождается, и всё ещё у нас впереди. Выпустим первых лётчиков из Гатчинской школы, посадим их на новые самолёты, полетают они в своей форме и быстренько сообразят, что к чему, прибегут за подходящим обмундированием. А дальше всё будет только расширяться, так что нам остаётся просто перетерпеть какое-то время.

Слышно, как за окном просыпается Школа, как солдатики вышли на улицу убирать снег с дорожек и плаца. Сегодня полётов нет – я убываю в короткую командировку, для чего начальник Школы мне вчера даже подорожную выписал. Я-то поначалу не допетрил, легкомысленно рукой махнул, мол, туда-сюда по скорому слетаю, обернусь в крайнем случае за два дня и окромя лётного поля вряд ли что-то ещё увижу, но моему непосредственному командиру, Александру Матвеевичу Кованько, показались неубедительными мои заверения и отговорки. И он распорядился через строевой отдел снабдить меня всеми нужными для путешествия бумагами.

– Николай Дмитриевич, вы ещё очень молоды и жизненного опыта у вас, уж прошу меня извинить за подобную сентенцию, кот наплакал. Вы из столицы в другой город направляетесь, значит положено снабдить вас подорожной. Зачем? А если, не дай Бог, что-то в пути случится? Что тогда? Нет, без подорожных документов в любом случае вам никак не обойтись. Так что рукой не машите и вид лихой не делайте, а извольте пройти в строевую часть и немедленно получить соответствующую бумагу. И по возвращении не забудьте доложиться. Вам всё понятно? Вопросы есть? Нет? Тогда я вас больше не смею задерживать. Ступайте, голубчик.

Кованько улыбнулся мне на прощание, огладил свою шикарную бороду и сделал вид, что уже и забыл о моём присутствии, уселся за стол и нарочито демонстративно углубился в изучение каких-то бумаг.

Вышел из кабинета, помотал головой – как хорошо, что я в своё время настоял на его кандидатуре в назначении на должность начальника Гатчинской авиационной Школы. Столько забот тем самым переложил со своих на его плечи, уму непостижимо. А ведь государь надумал именно меня этой должностью изначально озадачить, да я вовремя сообразил, чем мне всё это может грозить и подсуетился с инициативой. И не пожалел о том ни разу…

– О чём задумались, Николай Дмитриевич? – окликнул меня Второв, путаясь на крылечке валенками в длинных полах своей роскошной шубы.

– Да что-то воспоминания одолели, Николай Александрович, – не стал скрывать истинной причины своей секундной задержки. Закрыл дверь на замок, ключ пристроил за верхний наличник. Воров тут нет, да и воровать у меня нечего. Из мебели лишь самое необходимое, имущества раз-два и обчёлся. Нигде не могу обжиться, не успеваю, сундук из дома в дом перевожу, вот и вся моя мебель.

– Ну, какие у вас в столь молодом возрасте могут быть воспоминания? – всплеснул руками Николай Александрович. Точнее, попытался это сделать, да шикарная шуба не позволила поднять руки. – О нашем общем деле лучше бы подумали, как раз в Москве я ваши новые идеи и выслушал бы с удовольствием.

– Подумаю, – улыбнулся.

И сбежал с заснеженного крылечка. Почистить бы его, да мне по статусу не положено. Приходится ждать, когда солдатики до моего дома доберутся. Но их у нас в школе немного, а работы по уборке снега в этом году привалило столько, что ого-го. Вот они и не справляются…

Утренний морозец прихватил щёки, стянул губы и продолжать разговор ни у меня, ни у моего напарника и компаньона никакого желания не было. Так в полном молчании и потопали к ангару по снежной целине, «потропляя заметенный след» и заново прокладывая самую короткую тропу на стоянку.

Ну а пока шли, вспоминал. Это болтать по морозу нежелательно, а вспоминать можно. Два года назад в своём мире я погиб, разбился на самолёте и очнулся уже здесь, в теле молоденького парнишки, княжича. Сам факт «попадания» воспринял более или менее спокойно, начитался тогда вдоволь соответствующей литературы. Ну, попал и попал, чего уж теперь? Зато есть отличный шанс прожить ещё одну жизнь. Ведь накопленные мной в той жизни знания никуда не делись и остались со мной. Ну а поскольку на дворе был самый конец девятнадцатого века, то знания эти могли сослужить мне неплохую службу. Ну и не только мне лично, но и стране в целом. Так и вышло.

Нет, никуда я не побежал, не стал налево и направо выпячивать свои знания, не бросился в Зимний доказывать государю свою значимость и полезность, всё равно бы никто не стал меня слушать, несмотря на высокий титул моего отца. Ну, князь. И что? Князей в Империи много, тут кое-что более весомое нужно, чтобы тебя услышали.

Вот я и стал делать то, в чём хорошо разбираюсь. Приступил для начала к постройке простейшего планера. Удачно. Впрочем, в успехе я и не сомневался, чего не сказать об окружающих меня людях. Никто кроме меня в успешное воплощение моей придумки не верил. Тем приятнее было увидеть после первого полёта их ошарашенные физиономии. Так я потихонечку начал нарабатывать авторитет…

Потом воспользовался отсутствием в усадьбе отца и раскурочил батюшкин автомобиль – мотор мне понадобился. Мотор, какое громкое название для агрегата, кое-как выдающего чуть больше одной лошадиной силы. Но мне, а точнее новому самолётику и этого хватило, и второе моё изделие полетело не по воле стихии, а подчиняясь усилиям тянущего пропеллера.

Это был второй раз, когда на меня снова обратили внимание. Мало того, в местной газетке появилась обширная статья о необычном летательном аппарате и его изобретателе. Сенсация же по нынешним временам.

Ну а дальше оставалось держать марку и успевать крутиться, что я благополучно и делал. Первый перелёт из Пскова в столицу, в Питер, пристальное внимание прессы и публики, жадной до невиданных доселе развлечений – пришлось на потеху зевакам простейший пилотаж показать, не без этого.

Ну и, в конце концов, привлёк внимание правящей элиты и самого государя. Дальше пошло-поехало. Был оправданный риск, немного актёрского мастерства и закономерный гарантированный успех в итоге. Которого не удалось бы добиться без соответствующих знаний. Знаний, которых пока ещё ни у кого здесь нет. Это аэродинамика, эксплуатация и конструкция самолётов и двигателей, самолётовождение. Плюс боевое применение. Показал на Лужском полигоне, на что может быть способна авиация, удивил местное высокое начальство точным бомбометанием. Учили-то нас на совесть.

Так что, блеснул знаниями, блеснул. На этот блеск из Москвы даже сам будущий отец русской авиации приехал, профессор Жуковский. Общий язык нашли с ним сходу. Понравился я ему настолько, что он мне в несуществующую пока зачётку сплошные оценки «отлично» наставил. Шучу, конечно, но посодействовал профессор в получении диплома экстерном, надавил авторитетом, огромное ему спасибо. Так что и в этом мне повезло.

Благоволение императора и других значимых персон Империи поспособствовали примирению в семье. В первое время ну никак не мог ужиться с мачехой. Или она со мной не уживалась, кому как нравится. А тут всё хорошо стало, даже жизнь наладилась.

На Путиловском заводе стал выпускать свои самолёты. И дело потихоньку пошло, пошло. Пришлось оформлять предприятие на отца, сам-то я ещё несовершеннолетний, но вся работа лежала на мне одном. Тянул, куда я денусь. Нужно и самому приподняться, и страну вывести в число первых своими изобретениями. Такая вот у меня амбициозная задача.

А дальше пришлось повоевать на Памире. И повоевал я там настолько удачно, что по результатам нашей подзатянувшейся командировки получил свои первые в этом времени офицерские погоны и ордена. Было за что получать, не скрою…

Так что и первая в этом мире Школа по подготовке лётного и технического состава тоже моё детище. Вот только отказался я руководить ею, сослался на молодость лет. Кованько предложил вместо себя, сам остался на должностях преподавателя соответствующих авиационных дисциплин и, самое главное, лётчика-инструктора. Кроме меня некому пока слушателей лётному делу обучать.

Наверное, и завистники у меня появились, ведь подобные успехи без благоволения его величества невозможны, но я их не знаю. Не до них мне, времени свободного нет. Вот так просто, нет, и всё. На сон и отдых с трудом выкраиваю, да и то по минимуму, только чтобы на ходу не отключиться.

Правда, в последнее время со временем полегче стало – на заводе работа налажена, там по большей части уже и без меня справляются. И лично присутствовать при сборке самолётов уже не обязательно. Государственный заказ выполним в срок, это радует. Значит, последуют другие заказы и, что не менее важно, будут деньги на дальнейшее развитие.

И, вообще, что-то мне всё больше кажется, что уже не я свою судьбу строю и руковожу событиями, а судьба ведёт меня за собой, а события руководят мной.

Иначе как объяснить свалившееся на меня предприятие Яковлева, выпускающее первые русские машины? Зачем мне ещё и эта головная боль? Я же не удержусь, начну делать что-то своё, более привычное, а не эти современные убожества, гордо именуемые здесь автомобилями. И новый двигатель, который придумал и воплотил в железе мой помощник Густав Васильевич Тринклер, мне в этом очень хорошо поможет. На стенде обкатали, на самолётах его испытали, запустили в серию и устанавливаем на все наши самолёты с небольшими модификациями. Так почему бы не установить его и на автотехнику?

Кто бы что не говорил, а в новое дело я ввязался. Потому что прекрасно понимал, что нельзя во всём зависеть от отца и его капиталов, необходимо иметь что-то своё, личное.

Нет, сам работать не собирался, моё дело осуществлять общее руководство и задавать нужные направления развития производства. В качестве директора намеревался использовать Луцкого. А чтобы он не сорвался с крючка, пообещал ему долю в акциях, хороший доход и дал слово научить компаньона летать. Именно так, я не ошибся – летать. То есть, управлять самолётом. Исполнить заветную мечту инженера, превратить её в реальность.

Дальше – больше. Не успел в новое дело ввязаться, как мне, словно снег на голову, свалился Второв, богатейший человек Империи и мой будущий компаньон в автомобильном деле. Промышленник изъявил горячее желание стать в этом деле первым. Не стал отказывать ему в таком удовольствии, он же платит. И связи у него повсюду. С таким человеком в компаньонах для меня многие двери станут открытыми. Что мне и нужно, в конечном итоге…

За воспоминаниями не заметил, как дотопал до ангара. И не устал особо и даже не вспотел. Да и снега-то насыпало не сказать что и много, нога всего по щиколотку проваливается. Ангар рядышком, пешим ходом в зимней одежде минут десять быстрого ходу. А если не спешить, то пятнадцать. Как раз это время нам с Второвым и потребовалось.

Оглянулся по сторонам – просыпается аэродром, расчищают солдатики рулёжки и стоянки от снега. Потом и взлётную полосу почистят. За это время техники успеют подготовить аппарат к вылету. Из боковой стенки ангара труба выходит, из неё сейчас белым столбом дым кверху поднимается. Значит, помощники затопили печурку и уже на рабочих местах находятся.

Что же касается взлётной полосы, то для нас не критично, успеют её от снега почистить или нет, для эксплуатации в зимний период на моём новом самолёте установлены лыжи.

А ещё он почти точная копия того, на котором я над Памиром летал, с небольшими доработками. Например, на этом уже новый мотор стоит, чуть большей мощности. Специально для себя такой сделал. Испытаю, и начнём устанавливать его на все новые самолёты.

Потянул на себя дверь и пропустил вперёд Второва. Следом и сам проскочил внутрь, стараясь особо не тормозить – залетевшие в ангар клубы морозного воздуха никак не располагали к медлительности.

Выслушал доклад дежурной смены, мол, без замечаний отдежурили, покосился на распахнутые дверки моего самолёта, втянул запахи выхлопа и разогретого масла и поздоровался с техниками:

– Матчасть в порядке? – улыбаюсь, настроение больно хорошее. – К вылету готова?

– Так точно, ваше благородие! – вытягивается во фрунт техник и улыбается в ответ – Мотор на улице прогрели, погоняли на средних оборотах, да и закатили самолёт обратно до вашего распоряжения. Замечаний к работе нет. Заглушки на воздухозаборник ставить не стали, вы же вчера говорили, что собираетесь сразу вылетать?

– Правильно сделали, – киваю довольно и уточняю. – Заправка?

– Под пробку оба бака, – без паузы эхом отзывается унтер и смотрит вопросительно. – Успели до вашего прихода долить бензина в баки. Ворота открывать?

– Сейчас предполётный осмотр проведу, и можно будет открывать. Тогда и выкатим самолёт на улицу, – зря я с дверью торопился, сейчас всё равно ангар выстудим.

Выкатили аппарат наружу, развернули параллельно воротам, и я сразу же нырнул в кабину, запускаться. Пока готовился, на пассажирское сиденье вскарабкался Второв. Ну как вскарабкался, скорее умудрился попасть с помощью техников, конечно. В своей шубе ему бы ни за что в одиночку в кабину не залезть. А тут ему и стремяночку небольшую притащили, и под локоток поддержали, и ножку помогли в коленном суставе согнуть и через порог перенести. Ну и самого легонечко подтолкнули в спину, можно сказать придали нужное ускорение и направление в сторону подушки сиденья. Сам бы он точно не удержался в проёме и наружу выпал. Говорю же, он в своих одёжках как та капуста. Такой же круглый и такой же неловкий. Положи на спину, толкни и покатится.

Следом за ним и два его саквояжа закинули, за спинку сиденья на полу пристроили.

Запустился, послушал работу мотора, глянул на приборы, убедился, что пассажир мой пристёгнут, зажал тормоза и поднятой вверх рукой запросил у выпускающего техника разрешение на выруливание.

Стояночные колодки механики убрали в кабину, но уже за моё сиденье и хлопнули дверкой, разделив тем самым мир на до и после. Поехали…

Глава 2

Отпускаю педали тормозов, и когти стальных рычагов на задних законцовках лыж под действием пружин поднимаются вверх, выходят из зацепа со снегом. Стоим на месте, никуда не движемся, в ангаре всё теплее, чем на улице, и поверхности лыж сразу прихватило морозцем, пристыли они к снегу. Приходиться добавить оборотов, чтобы самолёт стронулся с места, что я и делаю.

Ангар с техниками остаётся позади, по рулёжке с небольшим боковым проскальзыванием поворачиваем направо, и… Я резко тискаю тормоза. Самолёт клюёт носом, отпускаю на мгновение педали и тут же снова на них нажимаю, избавляюсь таким образом от возникшего при торможении отрицательного момента. В груди возникает запоздалый холодок и прячется где-то внизу живота. Хорошо, что разогнаться не успели, а то бы сейчас точно скапотировали бы, ткнулись винтом в снег! А перед этим натворили дел…

Практически прямо перед самолётом небольшое столпотворение народа. Отчётливо чёрные на белом снегу силуэты меркнут в ослепительных магниевых вспышках. Чёртовы фотографы! Ослепили совсем. Какого лешего на рулёжку вылезли? Неужели так трудно было где-нибудь сбоку встать?

Зажмуриваюсь крепко-крепко. Не по своей воле, а исключительно из-за особо неприятной обстановки громко ругаюсь матом и не отпускаю тормоза. Ничего не вижу, в глазах засветки зайчиками скачут. Останавливаемся, противный скрип железа по льду проникает в кабину через звук работающего мотора, заставляет поёжиться.

Бросаю управление и тру глаза, слёзы так ручьём и текут. Вспомнил о пассажире, ругаться громко перестал, но продолжаю вполголоса шипеть нечто нецензурное в сторону журналюг. Откуда они тут взялись? На секретном-то объекте с пропускным режимом? Да вдобавок сумели каким-то образом на лётное поле пробраться, куда посторонним вообще-то вход запрещён?

– Это я упросил полковника Кованько выдать им пропуск на сегодняшнее утро, – виноватым голосом откликается Второв. Похоже, я эти свои мысли вслух произнёс?

– Для чего? – наконец-то становится легче, пропадает резь в глазах, высыхают слёзы. Зайчики, правда, ещё прыгают, но быстро сходят на «нет».

– Вчера же мы с вами решили, что освещение перелёта прессой не помешает? – удивляется моей забывчивости компаньон. – Это не только прибавит вам популярности, но и позволит хорошо заработать. Неужели забыть изволили, Николай Дмитриевич?

– Перелёт у нас с вами предстоит сложный, хлопот с подготовкой к нему потребовалось много, – вздохнул и вроде бы как оправдал свою забывчивость. А ещё Второв забыл упомянуть, что пресса не только мне прибавит популярности, но и ему. При случае можно легко козырнуть сим фактом, особенно когда он будет подкреплён многочисленными фотографиями. Ну да ладно, перелёт только начинается, посмотрим, что дальше будет. Хотя, если судить по такому лихому началу, то дальше будет ещё хлеще. – И впрямь забыл. Ладно, поехали.

Отпустил тормоза, толкнул рычаг управления двигателем вперёд. Мотор рыкнул, потащил самолёт по рулёжке. Не сдержался, надавил на левую педаль, добавил немного оборотов, засыпал журналистов снегом из-под пропеллера. Отомстил, можно сказать, таким образом за свой испуг и засвеченные вспышками глаза. А и впрямь, вылезли прямо под винт. А если бы не удалось затормозить? Порубал бы всех в капусту. По возвращении нужно будет обязательно эти два вопроса поднять – почему пропустили на лётное поле и почему без сопровождения?

Морозно на улице, на малом газе скользим настолько легко, что приходится то и дело подтормаживать. Мимо рулёжки, на которой сейчас трудятся со скребками в руках солдатики, прямо на полосу. Разворачиваюсь по курсу взлёта, толкаю рычаг управления оборотами вперёд до упора и старательно выдерживаю направление разбега. Уходить в сторону нежелательно, за моим взлётом сейчас столько глаз наблюдает, что ого-го. А я инструктор, поэтому и разбег у меня должен быть ровный, словно по линеечке, а не как бык пометил.

Скорость набираем быстро, по указателю пора брать ручку на себя, что я и делаю. Отрываемся легко, и сразу же иду в набор высоты. Справа охает пассажир, скашиваю глаза на него и успеваю заметить, как он быстро-быстро крестится. И даже вроде бы как за шумом работающего мотора сумел слова молитвы услышать. Пускай, хуже не будет. Правым креном плавно встаю на курс, слегка прибираю обороты, у нас бы сказали – перевёл на номинал, и иду с набором в сторону Вышнего Волочка. Воздух морозный, холодно, стёкла по краям рамок быстро покрываются изморозью, а сами рамки пушистым колючим инеем. Рукой в перчатке провожу по заиндевевшей ручке двери – от неё так и тянет холодом, через мех это чувствую. Отбор воздуха от мотора направляю на лобовик, и тёплый поток быстро притормаживает начавшееся обледенение.