– Ем. Сникелсы и Тюпа-тюпс!
– Смотри, будешь есть один шоколад – превратишься в негритоса!
Танька остановилась, в испуге вытаращила глаза. Но, подумав, ответила:
– Ну и пусть! Зато вкусно.
Лёнька-тормоз, прозванный так за чрезвычайную медлительность своего соображения, всё это время забегал наперёд и, раскрыв рот, заворожённо смотрел, как легко Танька разделывается с содержимым своих кармашек. Отчего у него беспрерывно хлопали ресницы и слюна текла по подбородку.
На пруду у ребятишек было своё излюбленное место – крохотный заливчик со стороны дач. Здесь было уютно и тихо, только изредка, как сквозь вату, с соседнего пляжа у дамбы, доносились плеск воды и крики купающейся детворы. Пятачок земли на берегу, окружённый густыми зарослями ивняка, охраняли две старых раскидистых ветлы. Мощными непроницаемыми для света кронами они надёжно укрывали берег от солнца. Поэтому даже в жаркую погоду здесь было относительно прохладно. Тень падала и на деревянные мостки, которые соорудил дедушка по просьбе Кирилла. Оля и Кирилл усаживались на мостки, опустив ноги в воду, а Танька и Лёнька вставали на берегу по обе стороны, как пажи царствующих особ. И так они проводили время с утра до обеда. А иногда опаздывали и к ужину. И сегодня они выстроились в заведённом порядке и забросили удочки…
В ожидании поклёвки Кирилл с гордостью посматривал на своё новое орудие лова со сверкающей на солнце катушкой, оснащённой бесшумным тормозом – отец подарил. Он вспомнил, как ещё два года назад дед сам смастерил внуку удочку. Срезал в лесу гибкий ореховый пруток, к нему привязал леску, на леску нанизал поплавок, сделанный из обыкновенной пробки, затем прикрепил кусочек свинца – грузило, наконец, – крючок, и снасть, именуемая поплавочной удочкой, готова.
Но от прогресса спасения нет. И вот пришла пора, когда поплавочные удочки стали оснащаться тем, что раньше было привилегией спиннинга – катушкой с намотанной на неё многометровой леской. С такой удочкой следует обращаться умело: во-первых, надо постараться при закидывании не задеть за ветви, растущих у тебя за спиной деревьев или, не дай бог, за соседа; во-вторых, надо следить за тем, чтобы крючок с наживкой упал в заранее намеченное место. И самое главное – не дать катушке раскручиваться с большей скоростью, чем разматывается леска, иначе с леской начинает твориться нечто неописуемое: в доли секунды она превращается в большой синтетический комок со множеством петелек и узелков, называемой у рыбаков «бородой»… Бороды, конечно, бывают всякие: простые, легко распутываемые, и сложные, трудно распутываемые или не распутываемые вообще. Тогда у особо нервных рыболовов в ход идут ножи.
Однако есть счастливые люди, своего рода мастера, для которых распутывание самых нераспутываемых бород – пустяковое дело. Тут важно уяснить, что узелков в бороде на самом-то деле и нет, а есть лишь множество взаимно переплетенных петелек. Вот эти петельки нужно углядеть и в должном порядке освободить из обоюдного плена.
И он, Кирилл, был таким мастером, хотя сам бород не делал никогда, поскольку управлялся с катушкой ловко и грамотно. Остальным малолетним рыболовам такая задача была не по зубам, и им часто приходилась обращаться за помощью к Кириллу. Но если без конца распутывать чужие бороды, то когда ловить самому!.. И однажды Кириллу надоело это, и он стал брать за распутывание плату. За простую бороду – десять рублей, за сложную – двадцать пять, ну, а уж за суперсложную – все пятьдесят! Кирилл сам определял сложность бороды, сам устанавливал таксу. Поначалу ребятишки чурались платной помощи, а потом привыкли и стали, наряду с червями, брать с собой на рыбалку заначку, скопленную из денег, выданных родителями на мороженое и всякую «колу», продающихся в палатке у ворот.
– Зачем тебе столько денег? – как-то спросила Оля.
– Мой папа говорит: «У кого много денег, тот король!»
– Теперь короли не бывают.
– Еще как бывают! Абрамович – король? Король!
– А кто это?
– Ну, ты даёшь! Да его все знают! Король Чукотки и футболистов. Ты чего, телик не смотришь?
– Мама не разрешает. Говорит, там теперь засилье рекламы и сплошная «па… шлятина»! А ты случайно не знаешь, что такое «пашлятина»?
Кирилл задумался.
– «Пашлятина»? Ну, это когда много… про еду показывают.
– А-а!.. И у него есть корона?
– У кого?
– У этого… Арабовича?
– Не Арабовича, а Абрамовича! И при чем здесь корона?
– Ну, он же король!
Кирилл насмешливо повёл головой.
– Вообще-то, он, если захочет, сможет купить и корону. У него денег навалом, выше крыши. Больше, чем у целого государства.
– Ну-у, это не настоящий король, а за деньги. А ты хочешь быть таким королём?
– Нет, я хочу компьютер прикупить.
– Но у тебя же есть!
– А, допотопный! Прошлый век. Памяти мало, скорость, как у черепахи, и вообще дизайн устарел. Папа сказал, будешь зарабатывать – купишь себе новый. А пока обходись этим.
– А мой папа говорит: «Надо учиться. Без учёбы ничего не будет».
– А мой папа говорит: «Пока дурак учится, умный деньги загребает».
Кирилл покосился на Танькин поплавок и закричал:
– О-о-о! У тебя клюёт, Танька!
Танька испуганно вскочила, с силой дёрнула за удилище. Голый крючок просвистел над Олиной головой, едва не задев за ухо.
– Эх, сорвалась! Опоздала, – заключил Кирилл.
– И сто тепель делать?
– Ничего. Лови, пока не поймаешь.
Танька громко вздохнула от огорчения, достала из кармашка последнюю шоколадку и принялась жевать. Лёнька смотрел на Таньку и сглатывал слюну – очень хотелось шоколадки, а попросить он не решался – всё равно не обломится. От жары шоколад тёк у Таньки по рукам, по лицу, по платьицу.
– Танька, умойся, рыбу распугаешь! – смеялся Кирилл.
Но Танька, продолжая жевать, упёрлась сонным взглядом в поплавок и ничего не отвечала.
Солнце перевалило за полдень. И хотя ребятишки сидели в тени, жара доставала их и здесь. Парило. Воздух будто застыл. Поверхность пруда, гладкая, как зеркало, слепила. Поплавки давно уже стояли без малейшего движения. И только лёгкие водомерки на своих тонких волосяных ножках сновали туда-сюда, словно курьеры.
Появились сине-зелёные стрекозы с прозрачными, отливающими перламутром, крылышками. Они кружили над выступающими из воды водорослями в поисках пищи: мошек, комаров и прочей микроскопической живности. Одна из них, с ярким синеватым отливом, села на поплавок Кирилловой удочки. Поплавок закачался, по воде пошли круги. Кирилл замахнулся на неё, но стрекоза продолжала сидеть, изящно балансируя крылышками. Вдруг на неё нацелилась большая лягушка, но промахнулась. Стрекоза взлетела, а лягушка врезалась белым брюхом в острие поплавка. Поплавок утонул и всплыл в другом месте, ближе к растущему в воде массиву осоки. Кирилл с досады ударил кулаком по коленке, перебросил удочку.
Стрекоза, не пойманная лягушкой, подлетела к Оле и села на удилище прямо возле её руки. Оля никогда не видела стрекозу так близко. Она с интересом рассматривала тонкое тельце с кланяющимся хвостом и синими шаровидными глазами. В какой-то момент ей показалось, что у стрекозки и нет ничего более, кроме прозрачных с тончайшими прожилками крылышек и глаз. И эти глаза сейчас смотрели прямо на неё.
– Лови её! – тихо закричал Кирилл.
– Зачем? – недоумевала Оля.
Стрекоза вспорхнула и, покружив над Олиной головой, полетела над слепящей водой и вскоре растворилась в дымящемся от жары и света воздухе.
– «Зачем, зачем»! На крючок насадить! Вот зачем!
– А разве… на стрекоз ловят?
– На всё ловят! Лишь бы клевала.