Парадокс Вигнера – 2

Но как обезопасить агента в момент изъятия секретной информации из неё? Специально для ЦРУ разработали миниатюрное устройство – «электронную закладку». Аппаратуру помещали в обычный камень и заливали герметиком, чтобы исключить проникновение внутрь влаги. В условленном месте, как правило, в многолюдном парке или сквере его подбрасывали на заросший травой газон или поляну. Работа с тайником была простой – в переделённое время у «камня» появлялся завербованный ЦРУ исполнитель с планшетом или ноутбуком и «сбрасывал» на него раздобытую им информацию. Через несколько дней мимо тайника проходил агент ЦРУ, и считывал с помощью планшета хранящуюся в «камне» информацию.

Передача проходила за очень короткий период времени – около трёх секунд с расстояния двадцати метров. Засечь этот процесс практически невозможно. Даже если выследить агента и арестовать его во время или после «скачивания», то он успевал нажать простую комбинацию клавиш, чем удалял всю информацию не только из своего планшета, но и из «камня». Доказать шпионаж в таком случае невозможно, но операцию приходилось начинать заново, и уже другими агентами. ФСБ многократно усиливало охрану секрета, и подступиться к нему длительное время оказывалось невозможным. Так были нейтрализованы и зависли многие разведывательные операции, и неизвестно ещё, когда появится шанс их возобновить.

А спустя некоторое время после использования ЦРУ «электронных закладок» спецы ФСБ придумали, как восстановить удалённые разведчиком файлы при его аресте. Это делалось быстро, не отходя от тайника, и файлы являлись доказательной базой в предъявлении обвинения в шпионаже, от чего невозможно было «отвертеться». Это в крайней степени осложнило работу отдела и вернуло ситуацию к дедовским временам изъятия из тайников информации. Разница была лишь в том, что они теперь электронные, но и здесь ФСБ вскоре опередило ЦРУ. Дело в том, что полученные с тайника сведения передавались в электронном виде, а поскольку их нельзя было отправлять через Интернет, их вывозили на флешках дипломаты, почта и багаж которых не досматривался.

Завербованный исполнитель, скачивая секретную информацию с компьютеров, где она хранилась, даже не подозревал, что программа закладывала в файлы специальные метки. Дипломат, проходящий в посадочный терминал аэропорта, негласно сканировался внедрённым ФСБ устройством, которое обнаружив метки секретных файлов, уничтожало их без возможности восстановления. Это выяснялось только по прибытию в Вашингтон, файлы бесследно исчезали с флэшки. Попробовали писать разведданные на диски, с которых невозможно было удалить информацию, но метки, записанные на диск вместе с секретной информацией, «заставляли звенеть арку металлоискателя и таможенники обнаруживали диски в результате дополнительного досмотра. Пришлось вернуться к бумажному носителю, что само по себе добавляло проблем агенту – нужно было распечатать секретные файлы и отправить по дипканалу ни одну пачку бумаг. Можно было бы применять, как в 60-е годы микроплёнку, но подобной аппаратуры уже не существовало, а использовать фотографии в электронном виде, не имело смысла. Они также могли исчезать с флэшки, как и файлы.

Стивен не случайно предложил название операции «Укус каймана дубль». Он не объяснил это на совещании, но спустя некоторое время, после его окончания, пригласил к себе своего заместителя и в течение часа что-то ему рассказывал. Задание на добычу сведений о разработке российскими генетиками человека-силана было официально дано третьему секретарю политотдела посольства США в России Брендону Муру, работающему на ЦРУ. Его любимый преподаватель по университету Хантер Эванс хорошо был знаком Стивену, как участник операции, блестяще проведённой в 60-х годах. Хантер был уже стар, но продолжал активную жизнь, работая преподавателем в университете. Стивен решил привлечь этого «динозавра» в качестве консультанта, которому были известны все мелкие детали операции 60-х.

Из оперативной информации своего «крота» в ФСБ, Стивен Лав знал, что его соперником в контрразведке России является потомственный чекист, генерал-майор Илья Петрович Воронов. И хотя тот не был знаком с визави даже заочно, интуитивно чувствовал логику реализации замыслов американца в их противостоянии. Несколько операций, проводимых Стивеном Лавом, Воронов успешно нейтрализовал и выигрыш по общим очкам, как говорят в подобных случаях, был за российским контрразведчиком. В каждой многоходовке противники, разделённые Атлантическим океаном, будто заочно играли шахматную партию. Стивену было известно также, что отца Ильи Петровича в начале 60-х годов, молодого ещё сотрудника КГБ чуть было, не уволили, он в ходе операции «проморгал» некоего полковника ГРУ, работавшего на ЦРУ. Знал об этом от отца и Воронов, тогда операция носила такое же название, и поэтому генерал, как сын должен символически исправить ошибку родителя в «Укусе каймана».

Воронов возглавлял департамент контрразведывательных операций ФСБ на протяжении последних двенадцати лет. Его отец вышел на пенсию по выслуге ещё в середине 80-х годов, он в то время уже догадывался, чем закончится для КГБ горбачёвская перестройка. Поэтому решил заранее уйти на пенсию, чтобы не участвовать в политических интригах генсека. Чуть больше десяти лет, отец Воронова работал преподавателем в Московской высшей школе КГБ, которая сегодня называется Академией ФСБ РФ. После начала ельцинских реформ в КГБ и ГРУ, вообще занялся растениеводством на собственной даче, расположенной недалеко от Ленинградского шоссе в десяти километрах от МКАДа. Сам Илья Петрович тоже мог давно выйти на пенсию, но генерал не представлял своей жизни без любимой работы. Он был уважаем начальством за профессионализм и трепетное отношение к делу, найти замену опытному руководителю всегда не просто. Воронов был одним из тех немногих офицеров, которые в тяжёлые для КГБ 90-е годы, остался на службе.

Тогда для силовых структур наступили черные дни. Ельцин в первую очередь взялся за развал Советской Армии, а затем КГБ, ГРУ, МВД, ФАПСИ и СВР. Многие офицеры и генералы были уволены, некоторые ушли по собственному желанию в отставку, часть в коммерческие банки, куда требовались опытные руководители служб безопасности. Выжили только стойкие, проверенные годами безупречной работы и преданные Родине офицеры, несмотря, что явно преследовалась цель увольнения всех прежних сотрудников КГБ. А уж названия реформированным структурам меняли, словно перчатки. В те времена, ни о какой эффективной работе контрразведки говорить не приходилось. Ежедневно пьяный Ельцин панически боялся спецслужб и делал всё, чтобы их развалить.

Его реформы КГБ и ГРУ, затянувшиеся на годы, сопровождались организационной неразберихой, и… «приватизацией» спецслужб. Первую такую создал Гусинский, именуя её Службой безопасности группы «Мост». Именно ему принадлежала идея привлечения «на службу олигархам» оставшихся не у дел сотрудников КГБ. Гусинскому удалось «нанять» даже бывшего зампреда КГБ Бобкова. С этой службой «Моста» также связывают рождение рынка компромата и дезинформации. Недалеко от олигархов ушли и многие высокопоставленные государственные чиновники, начиная с Ельцина. Он поручил Коржакову создать свою Службу безопасности президента СБП, мини КГБ, укомплектованную только верными людьми. Эта служба была создана в очень сжатые сроки, какой хотел ее видеть Ельцин. Со временем почти все спецслужбы были «приватизированы» и служили инструментом политической борьбы между отдельными олигархами.

После ухода Ельцина ФСБ начала своё возрождение, как феникс из пепла. Тем временем ЦРУ без помех проводила все операции в России, совсем открыто дипломаты посольства США занимались разведывательной работой, а многие бывшие генералы охотно продавали им секреты советского КГБ и государственные тайны. Но самый большой ущерб предатели наносили, «сдавая с потрохами» иностранную агентуру, на формирование которой уходили десятилетия. И все это пришлось заново возрождать и реанимировать. Назначенный директором ФСБ по протеже Чубайса и Березовского Путин не нравился генералу. Не тот масштаб мышления, да и звание и прежняя должность не годилась для руководства такой спецслужбой, как ФСБ. Однако вскоре чувство неприязни к «мелко плавающему» директору исчезло из-за его стремления возродить былую славу контрразведки. Почувствовав заинтересованность Путина в укреплении спецслужб, Воронов с энтузиазмом работал почти круглосуточно, лишь изредка появляясь дома, чтобы успокоить жену.

Это вошло в привычку генерала, и он до сих пор засиживался в своём кабинете на Лубянке до полуночи. Так было и в тот поздний вечер, когда ему на стол легло донесение Службы Внешней Разведки от глубоко законспирированного в ЦРУ «крота». Тот докладывал Центру, что тремя днями ранее начальник отдела SAD ЦРУ Стивен Лав приступил к реализации разведывательной операции «Укус каймана дубль». Агентуре поставлена задача, в кратчайшие сроки добыть копии результатов научных разработок секретной лаборатории «С» и национальной программы по спасению Разума Вселенной. Подробностей и деталей «крот» не сообщал, но название операции, хорошо знакомое генералу от отца, заставило его вздрогнуть. Что это? Ностальгия по прошлым победам? Вряд ли! Илья Петрович не верил в сентиментальность начальника отдела SAD. Но ведь в разведке любой страны никогда не дублировались кодовые наименования операций.

– Но почему они повторяются? – подумал Воронов, – небрежная ошибка или попытка ввести в заблуждение? …Хотя мой американский визави относительно молод и вряд ли помнит об операции 60-х годов. Тогда почему «дубль»? Может он решил поиграть со мной в открытую, чтобы позабавиться своим превосходством? Фору даёт? Тогда у него должны быть на это очень сильные козыри! Или нет? …Нужно подумать! Мне, как и коллегам, показался странным сам факт появления этой лаборатории. Вопрос об обеспечении безопасности её работы неожиданно возник на совещании у директора ФСБ, состоявшемся неделей раньше. До этого никто даже не слышал о каком-либо начале строительства секретного объекта «С», причём непонятно, почему в заповеднике Завидово? Тем более охрану осуществляет ФСО, чего по определению быть не должно. Эта служба занимается безопасностью президента, членов правительства, имеющих отношение к государственной тайне.

Неужели в этой лаборатории имеется учёный, которого необходимо охранять, как президента? Возможно! Но кто тогда больше года занимался его охраной, равно как и всей лаборатории? То же можно сказать о национальной программе по спасению Разума Вселенной! Зачем нужно беспокоиться о безопасности витиевато названного Разума Вселенной? Кто он? Почему Правительство утверждало её с наполовину выполненной задачей? Где программа фигурировала до этого и кем выполнялась? …Хотя, в конце концов, это не моё дело. Если директор ФСБ даже не пытался, что-либо объяснить, значит, вопрос относится к суперсекретной категории.

Воронов подошёл к окну и, отодвинув штору, посмотрел на Лубянскую площадь. Москва уже спала, но автомобильное движение ещё не прекращалось. Кто-то спешил к домашнему очагу, задержавшись вот так, как и он, на работе, другие, наоборот ехали заступать в ночную смену. Хотя за все времена реформ, промышленных предприятий в Москве не осталось, их заменили торговые базы, супермаркеты, ночные клубы, другие увеселительные заведения. Но жители столицы не бедствовали, имея свою квартиру и зарплату, в разы превышающую аналогичную в регионах, в Москве можно жить припеваючи. Воронов часто задумывался о проблеме расслоения по уровню жизни москвичей и таких же граждан в других областях и считал его недопустимым и опасным для целостности страны России. Задёрнув штору, генерал вернулся в своё кресло.

Несмотря на глубокую ночь, Воронов поручил с утра поднять из архива дело по операции «Укус каймана», подготовить доклад и собрать экстренное совещание. Его заместитель Колычев никогда не покидал здания на Лубянке, пока его шеф работал, такой порядок был установлен Вороновым сразу после назначения на должность и действовал регулярно. Завершив подготовку к следующему дню, генерал отбыл домой, а утром вновь ехал на работу в служебном автомобиле чёрного цвета «Тойота Камри», не выспавшись. Он всю ночь пытался ответить на вопрос – зачем ЦРУ повторяет название операции, проведённой в далёкие 60-е годы и псевдоним своего агента? Привычка рано ездить на службу не позволила генералу выспаться. Глядя в тонированное окно седана, он невольно зевал, прикрывая рот, чтобы не замечал водитель.

Пробок ещё не было, поэтому ехали без маячка, который по строгому указанию генерала, водитель не включал без надобности. Москва просыпается на несколько часов позже восхода солнца, не спеша, будто боится своим бурным пробуждением, испугать обывателей. Городской шум ещё не тот, когда из-за него плохо слышно даже в салоне «Тойоты», он ещё набирает силу на проспектах, улицах и в спальных районах мегаполиса. Но в самом сердце столицы уже ослепительно сверкают золотые купола храмов Кремля, эффектно отражающихся в утренних водах Москвы-реки. Это удивительно гармонирует с набережной, все больше заполняемой автомобилями.

Расположенные недалеко от цитадели российской власти – Кремля, зеркальные башни делового центра «Москва-сити» тоже встречают, подставляя первым солнечным лучам свои зеркальные грани-стены. Издалека незаметно, как здание ФСБ встречает своими окнами утро, вид на него открывается лишь перед площадью, называвшейся когда-то именем легендарного чекиста Дзержинского. Воронов был свидетелем, как в августе далёкого 1991 года «свергали «железного Феликса». Он с раздражением и грустью смотрел в окно, как многотысячная толпа несколько часов с рёвом скандировала в адрес КГБ и КПСС оскорбительные лозунги. Памятник был облеплен фигурами митингующих. Кто-то, взобравшись на пьедестал, умудрился накинуть на него трос и появившийся тут же подъёмный кран, сорвал статую вместе с пьедесталом.

Совещание у Воронова началось ближе к обеденному времени. Колычев не успевал подготовить доклад, тщательно изучая дело по операции «Укус каймана». Воронов не подгонял его, понимая, что на ознакомление с десятками томов даже в электронном виде, понадобиться минимум пять-шесть часов. Открывая совещание, Илья Петрович проинформировал о получении сведений из ЦРУ о начавшейся операции по секретной лаборатории «С».

– Товарищ генерал, могу доложить следующее, – начал заместитель, когда Воронов предоставил ему слово, – операция была проведена в 1961-м году. Под псевдонимом «Кайман» тогда работал американский дипломат Джон Мур….

– Что-то слишком знакомая фамилия! – прервал докладчика Воронов, – это не родственник нынешнему секретарю посольства США?

– Верно, товарищ генерал, – согласился Колычев, – его внук Брендон Мур служит сейчас третьим секретарём политотдела посольства США в Москве. Но и это ещё не всё, Вы сейчас удивитесь больше. Руководил тогда операцией начальник отдела ЦРУ, дед нашего визави Стивена Лава – Макс.

– Интересно! Учитывая тот факт, что и мой отец участвовал тогда в той операции, – искренне удивился Воронов, – можно сказать уникальный случай! Прямо-таки потомственное дело – у них по проведению операции, у нас по её нейтрализации. Продолжайте!

– Американцы успешно провернули ту операцию в 1961 году, – информировал Колычев, – в результате в ЦРУ ушло более пяти тысяч секретных документов, касавшихся ракетного вооружения СССР и военной стратегии. А самое главное, персональные сведения более чем шестисот разведчиков ГРУ и КГБ. Американцы тогда завладели информацией о позиционных районах расположения наших межконтинентальных баллистических ракет, данные о научных разработках советского военно-промышленного комплекса….

– Вы начали с конца, – остановил его Воронов, – давайте поступим так, дело очень большое информационно, поэтому мы должны сейчас сосредоточиться на отдельных его моментах, чтобы понять аналогию операции 60-х с нынешней, которой ЦРУ дало приставку «дубль». Я буду задавать вопросы, а Вы отвечать на них. Итак, скажите нам, из каких источников стало известно КГБ об операции «Укус каймана» в 61-м году?

– Тогда КГБ предупредил агент британской Ми-6 Джордж Блейк, работающий на СССР, – ответил Колычев, бегло пролистав свои записи, – англичанин сообщил, что сотрудники американского посольства супруги Джон и Сара Мур занимаются в Москве шпионажем.

– В этом нет аналогии нашему случаю, – отметил Воронов, – нам сообщил об операции дубля наш сотрудник. Следующий вопрос: каков временной промежуток, между датой начала операции «Укус каймана» и сообщением Джорджа Блейка?

– Почти полгода, товарищ генерал, – отчеканил Колычев.

– В этом тоже нет аналогии, – резюмировал Воронов, – нам стало известно заранее, когда операция только началась! А от даты получения предупреждения от Джоржа Блейка до начала слежки за дипломатами прошло полгода! Следующий вопрос: кто был завербованным исполнителем и способ передачи им секретных документов?

– Полковник ГРУ Пеньков, – ответил Колычев, – он передавал микроплёнки с фотографиями документов и личных дел разведчиков ГРУ и КГБ, работающих на Западе. Часто по служебным делам выезжал в командировки за границу, в основном в Лондон и Брюссель, и встречался там с Максом Лавом лично. Это происходило, к сожалению, вне поля зрения КГБ, подобные встречи можно объяснить передачей особо ценных сведений, либо для урегулирования вопросов оплаты услуг Пенькова. В Москве этот предатель Родины проживал в доме на Космодамианской набережной, где часть пересылаемых материалов Пеньков копировал, принося их, домой из спецбиблиотек ГРУ и Главного Ракетно-Артиллерийского Управления Генштаба Вооружённых Сил СССР. После того, как за ним установили наблюдение, его уже не выпускали в загранкомандировки. Поэтому для встречи с ним в Москву приезжал связник под видом американского бизнесмена, некто Хантер Эванс. Когда Пеньков почувствовал слежку, он успел передать ему, что его засекли.

– Здесь тоже нет аналогии по понятным причинам, – ответил Воронов, – микроплёнки и мини фотоаппаратура – атрибуты прошлого! Третий вопрос: места передачи добытых секретных сведений?

– Таковых в деле отмечено много, – информировал Колычев, – общим фактором для всех являются: людные места, чаще, такие как Цветной бульвар, Малый Сухаревский переулок, Нескучный сад, Новый Арбат и Парк имени Горького. Реже – через тайники, часть из которых находилась в подъездах жилых домов в районе Останкино, Цветного бульвара, Пушкинской улицы, Старого Арбата и даже один тайник был замаскирован в надгробии поэта Есенина на Ваганьковском кладбище. Я выписал себе все места, где происходила передача микроплёнок с секретными документами.

– Здесь об аналогии говорить пока рано, – заметил Воронов, – но в ходе проведения оперативных мероприятий, нужно иметь в виду все места, чтобы в первую очередь обратить на них повышенное внимание при организации патрулирования. Следующий вопрос: кто из супругов принимал передачи от Пенькова?

– Разведданные из закладок забирал Джон Мур, – отвечал Колычев, – дед нынешнего Брендона. Он был очень осторожен, и часто случалось, когда заметив что-либо подозрительное, днями мог посещать места закладок, но не прикасался к тайникам и изымал их только тогда, если окончательно убеждался в своей безопасности.

Часто бывало сведения от Пенькова, получала жена Сара, прогуливаясь с младенцем в детской коляске. У них тогда уже родился сын Эдвард, отец Брендона, впоследствии продолживший династию в ЦРУ. Прогуливаясь, например, по Цветному бульвару с коляской, Сара ждала Пенькова, а тот, проходя мимо, незаметно для окружающих опускал ребёнку небольшую коробку конфет с двумя десятками рулончиков микроплёнки. Сам он оставался длительное время незамеченным и когда установили за ним слежку, фотографировали каждый его контакт….

– За что мой отец получил взыскание? – неожиданно спросил Воронов, – он работал тогда оперативником в чине лейтенанта и принимал участие в разработке полковника Пенькова.

– Пеньков был очень хитрый, – отвечал Колычев, как бы оправдывая отца генерала Воронова, – и не мудрено, профессиональный разведчик ГРУ, чего тут сказать? Ваш родитель, товарищ генерал, осуществлял фиксацию контактов Пенькова и многие из них не сфотографировал. В деле есть приказ о взыскании с предупреждением, об увольнении в случае повторного «прокола». О том, что оперативниками не отсняты многие контакты полковника Пенькова, выяснилось после его допроса, он честно перечислил не только все документы, которые ему удалось отправить в ЦРУ, но и даты, когда это было сделано, а также места встречи. Проанализировав результаты допроса, выяснили, что в эти дни оперативную съёмку вёл Ваш отец, товарищ генерал.

– А что мой родитель написал в объяснении? – с чувством стыда спросил Воронов.

– Он долго не мог засечь мимолётный контакт, когда Пеньков подбрасывал коробку конфет ребёнку Сары, – отвечал Колычев, не глядя на генерала, – не верил, что так безнравственно можно использовать своего ребёнка, как маскировку!

– Ну и последний вопрос: канал передачи микроплёнок в США? – спросил Воронов.

– Дипломатической почтой, – ответил Колычев, – Джон Мур, он же «Кайман» являясь в то время резидентом ЦРУ в СССР и первым секретарём посольства, лично отправлял диппочту и каждый раз «заряжал её» полученными от Пенькова микроплёнками.

– Хотелось бы услышать ответ на следующий вопрос всех, кто здесь присутствует, – предложил Воронов, – что является причиной столь неординарного повтора кодового наименования операции? Они даже присвоили ей литер «дубль», будто хотят этим что-то подсказать нам. Абсурд, но зачем? Судя по материалам дела, аналогии на первый взгляд по ключевым моментам не существует, что тогда?

– Похоже на фарс мистера Стивена, – высказался первым Колычев, – я не вижу другой причины. Как назвать операцию, если её поручают агенту ЦРУ с псевдонимом «Кайман»? В такой ситуации трудно удержаться от фарса….

– А Вы откуда знаете, под каким псевдонимом работает сейчас Брендон Мур? – спросил Илья Петрович, – он у нас никогда не проходил по какому-либо делу!

– Но ведь Стивен Лав ему поручил проведение дубля, – уверял Колычев, – маловероятно, что его псевдоним иной.

– Логично, – отозвался Воронов, – кто ещё предложит свою версию ответа?

– Я соглашусь с прозвучавшим мнением, – высказался полковник Морозов, – если мы сможем объяснить, почему продублирован сам псевдоним «Кайман»? Понятно, что это было сделано не в момент получения задания, а после начала его работы на ЦРУ, а он служит секретарём посольства четвёртый год.

– Тут всё очень просто, – возразил полковник Тягин, – его дед имел такой же псевдоним в 60-х годах. Вероятно, Брендон сам попросил в честь своего деда присвоить ему оперативную кличку «Кайман»!

– Но псевдонимы не выбирают, – протестовал полковник Морозов, – их утверждают, исходя из условий конспирации и безопасности агента. Иначе, если нам становиться известно, что дед провернул в 60-х успешную операцию под псевдонимом «Кайман», мы сразу выходим на его внука…. Зачем американцам рисковать? Ради фарса?

– Бывают случаи, когда разведчик сам выбирает себе псевдоним, – согласился с Тягиным Воронов, – иногда им идут навстречу в особых случаях….

– Да, но если это не вредит конспирации, – продолжал протестовать Морозов.