Парадокс Вигнера – 2
Отец встретил сына с радостью, но и насторожённостью, тот приехал раньше обычной даты. Дина Авдеевна, так звали домработницу, очень обрадовалась, что ей будет выдана зарплата неделей раньше. Она тут же засуетилась, накрывая на стол, приглашая генерала отведать её кулинарию. Илья Петрович привёз с собой бутылку импортного коньяка «Блейк лейбл», который стоил очень дорого, но за такое качество денег не жалко.
– Что-то случилось сын? – спросил отец, когда они выпили по первой рюмке.
– С чего ты взял? – удивился Воронов.
– Ты бы не приехал раньше обычного дня своего посещения, – выдал догадку отец, – знаю твою пунктуальность! Так что выкладывай….
– Тебе неприятно будет, но я попытаюсь, – улыбнулся Воронов, – ты сегодня имеешь возможность тряхнуть стариной! Я не могу тебе всего рассказывать, сам понимаешь, но твоя информация о деталях операции 60-х годов, проваленной КГБ, может очень помочь мне.
– Тебя, конечно, интересует «Укус каймана»? – начал сердится старик, – неужели это актуально для твоей работы?
– Ты даже не представляешь как! – спокойно произнёс Воронов, – меня интересуют подробности, не вошедшие в материалы дела….
Подробности-надгробности…, – пробурчал старик, – сколько ведь лет прошло! Кто теперь помнит их? Хотя, если учесть твою подсказку о деталях, не вошедших в материалы дела, то, пожалуй, имеется кое-что…. Будешь записывать или как?
– Запомню, отец! – убедил старика Воронов, – я ведь профи-контрразведчик!
– Ну, конечно, кто бы сомневался в этом? – пробурчал старик, – тот профессионал, что мимо пробегал…. Тогда слушай, сын. Как действовали оперативники в далёких 60-х? Фотографировали контакт шпиона, а затем на допросе добивались от него правдивых показаний: с кем встречался, зачем и так далее. Сейчас у вас проще – видеокамера, а к ней микрофон с направленной параболической тарелкой. Пиши, не хочу и изображение и озвучка, как говорят, два в одном. Так вот…, когда Пенькова не стали выпускать за границу в командировки, где он контактировал с руководителем операции Максом Лавом, к нему на встречу прислали связника под видом американского бизнесмена, это был некто Хантер Эванс. Если в загранке встречи проходили не в поле нашего наблюдения, по понятным причинам, то в Москве они скрупулёзно отслеживались.
На допросах Пеньков долго умалчивал о содержании разговоров с Хантером. Мы поднажали, и он сознался, якобы он через Эванса предупредил Макса Лава, что заметил слежку за собой. Хантер понял, видит Пенькова последний раз. Поэтому, попросил полковника передать десять тысяч советских рублей из суммы, которую он привёз ему в качестве оплаты услуг, некой москвичке Вере. То ли Золотухина её фамилия, то ли Золотарёва. У этого Хантера была с ней любовная связь, в результате которой родился сын, и эти деньги Хантер просил передать для малыша. Десять тысяч тогда, это, как сейчас миллионов, представляешь сумма?
– Конечно! – горячо поддержал отца генерал с выражением лица хищника почуявшего добычу, – продолжай!
– Хантер назвал адрес, по которому проживала эта Вера, – рассказывал отец, – и слёзно просил Пенькова выполнить его поручение. Мы нашли эту женщину, она на первом же допросе подтвердила показания Пенькова. В отношении её возбудили уголовное дело за сексуальную связь с иностранцем, но выделили его в отдельное производство. Потому ты не нашёл ни слова об этом в материалах дела по раскрытию предателя Пенькова. Женщину осудили, не помню, какой ей дали срок, а грудного ещё мальчишку определили в детский приют. Это, пожалуй, единственное, что я помню, как не вошедшее в материалы дела. Остальное там всё есть, в то время в КГБ относились к этому гораздо серьёзнее, нежели сейчас….
– Спасибо, отец! – искренне поблагодарил Воронов, – мы разыщем этого мальчика. Это же, сколько ему сейчас? …Да он уже старик! Но чем он может быть полезен? Он-то и мать, наверное, не помнит?
– Почему? – удивился отец, – она отсидела, как положено и, вернувшись, забрала его из детского приюта. Мы контролировали в то время исполнение подобных приговоров, ведь таким, как она, прописка была запрещена в Москве. Её-то уже может, и нет в живых, но сын думаю, будет вам полезен.
– Каким образом? – насторожился Воронов.
– Если у вас имеется возможность спровоцировать Хантера, который, как мне известно, ещё бодрствует, – предположил отец, – устройте им встречу в Москве, арестуйте и допросите. В советские времена за шпионаж ему бы присудили расстрел, поэтому статья не имеет срока давности. На допросе он вам всё и расскажет!
– Но это вряд ли, отец! – возразил Воронов, – хотя ты и прав относительно срока давности, но наше руководство на это не пойдёт! Да и Хантер вряд ли клюнет на приманку, несмотря, что его пригласит в Москву родной внебрачный сын. Хотя можно рискнуть…. Как думаешь, отец, почему внук Макса Лава Стивен назвал операцию, которую начинает в Москве – «Укус каймана дубль»? У них что, это фамильная черта характера – форсить?
– Не думаю! – категорически отверг отец, – не знаю, как внук, а дед его был хладнокровен и чертовски расчётлив! Неслучайно они тогда опередили нас на два шага и заполучили всё, что хотели! Наверное, повтор кодового наименования объясняется какими-то другими обстоятельствами, ты же не рассказываешь подробности. Да я их и не требую, сам работал в КГБ и знаю, что такое тайна.
– Ну, почему же, – улыбнулся Воронов, – тебе, как бывшему служаке КГБ могу сказать, что сейчас в посольстве США служит внук того самого Джона Мура, работавшего под псевдонимом «Кайман», в проигранной вами операции. Внука зовут Брендон Мур. Что ты на это скажешь?
– Ничего! – ответил отец, – наливай ещё по одной, не то ты за сто грамм хочешь, чтобы я тебе полную лекцию прочёл, как в университете.
Генерал налил по второй рюмке коньяка, оба выпили и закусили шоколадными конфетами, выставленными Диной Авдеевной в вазе.
– На пенсию, сынок, не собираешься уходить? – неожиданно спросил отец, после второй выпитой рюмки.
– А что? – отреагировал вопросом генерал.
– Стыдно тебе не бывает, что работаешь в ФСБ? – продолжал отец, – ведь сегодня, когда у вашего полковника нашли недавно двенадцать миллиардов рублей наличными, стыдно, наверное, работать в таком коррумпированном ведомстве?
– Это не в моём департаменте, – парировал генерал, – у меня полковники не воруют….
– Какая разница, сын, в чьём департаменте такое творится? – прервал его отец, – кто из обыкновенных людей разбирается в ваших структурах? Для народа вы все из ФСБ и мне уже приходилось слышать, что об этом говорят простые люди. Рассуждают ведь как: Если ФСБэшник – значит, вор! Разве подобное могло произойти у нас в КГБ в то время, когда работал я? За подобное бы голову оторвали сразу, без суда и следствия…. Правильно я сделал, что ушёл, как только Горбач занял пост генсека!
Ведь при нём разложилась госбезопасность, это они сдали СССР под развал. Именно с тех пор пошла гниль, куда исчезло золото партии, например? Разве мог Горбач без генералитета КГБ что-либо сделать? Никогда! Взяли бы тихо за задницу и в Форосе том же утопили, и никто не узнал бы, где могилка его…. Но ведь нет, поддались на соблазн получить часть партийной казны и всё! Трандец стране! А я служил ещё в здоровом КГБ, где Юрий Владимирович был Председателем. Честнейший человек…. О какой безопасности страны сегодня можно говорить, если у полковника ФСБ нашли полный грузовик денег?
– Отец, не надо, – попросил Воронов, – мне, конечно стыдно за таких полковников….
– Стыдно? – перебил его старик, – уходи из этой банды к чёртовой матери, если стыдно! Иначе и на меня уже в посёлке смотрят, как на вора.
– Вот закончу операцию «Укус каймана дубль» и уйду, – вполне серьёзно пообещал Воронов, – за тебя отомщу ЦРУ и на заслуженный отдых…. Давай, ещё по одной выпьем!
Отец так и не высказал своего мнения относительно дубля операции, проведённой ЦРУ в 60-х годах. Но этот вопрос постоянно висел в сознании Воронова, как Дамоклов меч, и генерал не прекращал искать на него ответ. Возвращаясь в Москву с дачи родителя, он интуитивно почувствовал, что разыскав внебрачного сына Хантера, можно прояснить причины повтора кодового названия операции «Укус каймана». А пока нужно было интенсивно работать по её нейтрализации, чтобы не проиграть важный фактор противостояния – время.
Секретный объект
Врачи по-разному переживают смерть своего пациента, одним она безразлична, другие эмоционально реагируют на летальный исход подопечного. Протасов достаточно повидал смертей за свою практику и каждый раз, когда пациента не удавалось реанимировать, он несколько дней ходил мрачный и с явным видом побеждённого. Ежедневное противоборство со смертью не загрубило душу доктора и за каждый проигрыш «старухе с косой», он мстил ей, вытаскивая пациентов из загробного мира, когда уже можно было сказать «Царствие небесное». После прочтения Куликовым предсмертной записки Седельникова, у Ильи Кузьмича не было ощущения побеждённого в борьбе за его жизнь, но тяжёлый осадок в душе остался.
Главный врач застал Протасова и Куликова в палате 236, он до утренней пятиминутки, решил лично осмотреть больного Седельникова, вышедшего из комы. Войдя в палату, Пётр Серафимович от удивления открыл рот. Седельников был мёртв, его тело лежало на спецкровати со сложенными на груди руками, профессор Куликов поправлял у его изголовья наволочку. Протасов не ожидал появления главного врача, и уже приготовился к нагоняю и его жёлчным вопросам: «Ну, что? Лечить будем пациента или он сам умрёт?»
– Что случилось, Илья Кузьмич? – спросил главный, сверкая от негодования глазами.
– Пациент неожиданно скончался! – мрачно произнёс Протасов, – Вы сами всё видите….
– Я не понимаю, – недоумевал главный, – больной вышел из комы, чтобы умереть?
– Вам откуда известно, что он ночью пришёл в себя? – удивился Илья Кузьмич.
– Мне звонила медсестра, – признался главврач, – обрадовать меня хотела!
– Вы приказали ей шпионить за мной? – возмутился Протасов, – как мило с Вашей стороны! Я сегодня же подаю заявление об уходе, хватит меня унижать недоверием!
– Кстати, где она сама? – спросил главный, смягчив тон.
– Документы оформляет на покойного, – удручённо ответил Протасов.
– Напомните ей позвонить в РОВД по вопросу захоронения, – уже спокойно посоветовал Пётр Серафимович, покидая палату, – чтобы не тянули время!
– Никаких РОВД! – неожиданно заявил Куликов, – я беру расходы и организацию похорон этого человека на себя! Отдайте лучше приказ выдать труп ритуальному бюро, которое я найму сейчас по телефону для организации погребения Седельникова.
– А Вы кто ему, родственник? – протестовал главный врач, – тогда предъявите соответствующий документ.
– Он мой ученик и последователь, – серьёзно ответил Куликов, – что я Вам могу предъявить?
– Я присоединюсь к Анатолию Петровичу, – поддержал профессора Протасов, – и прошу оформить выдачу тела умершего на меня. Вы же знаете, что в порядке личной инициативы я имею на это право….
– Делайте, что хотите! – махнул рукой Пётр Серафимович и покинул палату.
Профессор тоже был огорчён смертью Седельникова, но он теперь знал, что в будущем времени его теоретические работы станут основой в реализации национальной программы по спасению Разума Вселенной. Седельников оказался последователем профессора Куликова из будущего времени, и его потеря для учёного не могла пройти бесследно. Анатолий Петрович оплатил все расходы по погребению Седельникова, Протасов действительно подал заявление об уходе с работы и активно помогал профессору в его хлопотах. В то же время было непонятно, что имел в виду умерший, уверяя в своей записке: «Что касается вашей дальнейшей работы, то хочу уведомить вас – начинайте её…». Где и как? Вот так обыденно – явиться к ректору МГУ и сразу же начинать?
Хоронить Седельникова решили, не кремируя, Куликов заказал ему мраморный памятник, чтобы «в будущем времени могилу молодого, но перспективного аспиранта смогли найти родственники». Этот его аргумент звучал очень нелепо, но Протасов не стал спорить. Похоронить человека в Москве проблематично, большинство кладбищ столицы являются закрытыми, то есть захоронения на них производятся только на родственных участках. Новые места предоставляются лишь на трёх кладбищах: Перепечинском, Алабушевском и Ново-Богородском. Ритуальное бюро, нанятое Куликовым, рекомендовало Востряковское кладбище, как самое близкое. Оно расположено на юго-западе Москвы на территории района Трёпарёво-Никулино и ограничено Озёрной и МКАДом. Хозяин ритуальной фирмы, лично пообещал профессору, что сам решит вопрос о выделении нового участка под захоронение.
Это иудейское кладбище, в начале XX столетия относилось к селу Востряково. С 60-го года прошлого века оно уже оказалось в черте Москвы, а с 2017-го её территория была расширена благодаря организации отдельной иудейской части. Могилы там оформляются в едином стиле, без оград и к каждой можно подъехать на автомобиле. На территории имеется православный храм, представляющий собой небольшую кубическую двусветную церковь с полукруглой апсидой. Это новый храм, его открыли в 2000-м, а через год, торжественно освятили в честь Иоанна Предтечи. На Востряковском кладбище похоронены известные люди, Герои СССР – Богушевич, Бородачёв, Терёшкин и Туровцев. Имеется братская могила на тысячу двести воинов, умерших в московских госпиталях во время Великой отечественной войны.
Поучаствовать в похоронах пожелала и медсестра Юлия, она с позволения Куликова пригласила на ритуал ещё с десяток сотрудников младшего обслуживающего персонала. Среди санитарок и подсобных рабочих был тот самый охранник, звонивший Протасову, когда увидел на лестнице больницы страшную ведьму. В тот вечер он не поверил Илье Кузьмичу, что это был призрак, субстанция детского страха патриарха рода Седельниковых, передаваемый по наследству с гаплогруппой R1a1. Теперь он знал, что в гробу лежал человек, возвращение Сознания которого сопровождалось появлением нечистой силы и, будучи набожным, крестился и шептал под нос молитву.
У выкопанной могилы стояли сотрудники клинической больницы, а у гроба Куликов с доктором. Неподалёку расположились работники ритуального бюро в ожидании, когда закончится прощание с покойным, чтобы опустить гроб в могилу и завершить выполнение заказа. Несмотря, что вдоль проездов кладбища было много деревьев и кустарника, местность хорошо просматривалось вдаль, потому, как могилы этого кладбища не имели оград, и насаждений.
– Свят, свят, свят, – прошептал охранник, – посмотрите люди, это снова она….
По асфальтированной дороге от храма шла страшная старуха. Её, седые нечёсаные волосы длиной до поясницы, теребил ветерок, таинственно и зловеще развевая эти космы. Старуха шаркала ногами, передвигая их, как лыжи, держа обе руки вытянутыми вперёд. Так делают слепые люди, если им приходится идти без поводыря. На старухе было надето грязное рубище древнего покроя, придающее ей зловещий вид, а на ногах лапти. Физиономия ведьмы была страшной и могла испугать кого угодно, её пожелтевшие зубы напоминали клыки вампира. Эта страшная бабка магически гармонировала с крестами и памятниками кладбища, наводя ужас на стоящих у могилы медработников.
– Ведьма! – радостно вырвалось у Ильи Кузьмича, – смотрите профессор, его Сознание вернулось!
Присутствующие на церемонии медработники в страхе сбились в кучу, не понимая, чему радуется Протасов. Водитель ритуального микроавтобуса спрятался в кабине, а работники побросали на землю лопаты и спешно влезли в фургон. Многие ускоренно крестились, на охранника жалко было смотреть. Илья Кузьмич пристально наблюдал за телом покойного в надежде, что труп начнёт оживать, как это не раз уже было в палате 236, а Куликов с улыбкой смотрел на приближающуюся ведьму. Но чуда не происходило, покойник оставался лежать неподвижно и не подавал признаков жизни.
Ни Протасов, ни Куликов не испытывали в этот раз оцепенения, в отличие от остальных. Никто из присутствующих не мог сделать ни единого движения, а только тупо смотрел на уже подошедшую почти к самой могиле ведьму. Старуха злобно зашипела и сверкнула глазами, и остановившись на некоторое время, продолжила свой путь. Протасов обратил внимание, как со стороны храма, откуда чуть раньше появилась ведьма, по асфальтированной дороге шёл странно одетый человек. На вид ему не больше тридцати, несмотря на отпущенную короткую бороду и усы. Он был облачён в зипун, представляющий собой распашную верхнюю одежду без воротника, в синие шаровары, красные сафьяновые сапоги, на голове шапка из куницы с бархатным верхом. На боку у молодого мужчины висела казацкая шашка с красивым резным по кости эфесом и вставленными в него несколькими рубинами.
Вскоре старуха скрылась из вида, а этот странно одетый молодой мужчина подошёл к самой могиле. Он молча смотрел на покойника, не произнося ни слова, повелительно поднял вверх руку. Работники ритуального бюро, у которых, как по мановению, снялось оцепенение, подчинялись его жестам беспрекословно. Они быстро взяли крышку, стоящую у фургона и поднесли к гробу. Магически повинуясь этому молодому незнакомцу, закрыли его на защёлки и опустили в могилу. Мужчина первым бросил в неё горсть земли, и только после этого у остальных присутствующих исчезло оцепенение. Но никто не осмеливался подойти к могиле и первым, кто повторил это за незнакомцем, был Куликов.
– Вы кто? – спросил он странно одетого мужчину, – ваше лицо напоминает мне кого-то, только я вспомнить не могу!
– Я Кондратий Черкашенин, сын атамана Всевеликого Войска Донского! – охотно ответил незнакомец, – не мог не прийти посмотреть, где будет захоронено моё тело!
– Ты Седельников? – догадался Протасов, вздыхая, – ну, зачем так поступил, друг мой? Стоило ли покидать наш мир?
– Я написал Вам об этом, – сухо ответил Кондратий, – начинайте работу, вас скоро пригласят! Перед смертью я изменил прошлое так, что ваше новое место работы уже существует! …Ну, всё, мне пора!
– Но как Вы попали в наше время? – удивился Куликов.
– Через астрал, профессор, Вам ли не знать? – ответил Кондратий, спешно удаляясь от могилы.
– Кто нам должен позвонить? – вопрошал вслед Протасов, но Кондратия уже не было, он, будто растворился за стволами деревьев. Опомнившиеся от оцепенения и шока медработники приближались к могиле и бросали в неё горсти земли. Люди находились в состоянии аффекта, и мало кто из них мог что-либо объяснить самому себе о произошедших здесь событиях. Работники ритуального бюро засыпали остальную землю в могилу и установили заказанный Куликовым памятник. Под высеченной на нём фотографией красовалась надпись: «Седельников Георгий».
– А отчество его мы так и не узнали, профессор, – сожалел Протасов, – дату рождения – тоже!
– Его близкие исправят, если что, – ответил Куликов, – там, в будущем времени!
После похорон по христианскому обычаю должны были состояться поминки. Куликов заказал их в кафе, принадлежащем ритуальному бюро. Но медперсонал в полном составе отказался поминать человека, по мнению Юлии, связанного с нечистой силой.
– Зачем вы все тогда пришли хоронить его? – спросил Протасов.
– Нам было интересно, – отвечала за всех Юлия, – оживёт этот таинственный пациент в очередной раз или нет? Я в своё время информировала наших сотрудников, как это происходило в палате 236, где он играл в шахматы и даже танцевал. Его должна была воскресить нечистая сила перед захоронением, кому интересно на это посмотреть, пришли его хоронить! У каждого мобильник, чтобы снять видео и выложить в Интернет….
Протасову и Куликову пришлось вдвоём поминать Георгия, а поскольку стол был заказан человек на двадцать, к ним присоединились работники кафе. Профессор выступил с речью-некрологом и охарактеризовал Седельникова, как своего последователя, известного в будущем специалиста по квантовой механике и просто хорошего душевного человека.
– Анатолий Петрович, скажи мне, – поинтересовался Протасов, когда после выпитой рюмки все начали кушать, – каким образом он подселял наше Сознание в будущее время, моё – на Планету Двойного Солнца, а твоё на Паладис? Ты же должен знать, Седельников делал это с помощью твоего компьютера.
– Я нашёл в ноутбуке дополнительное приложение, – отвечал Куликов, – он записал его, когда вырубил нас в палате перед тем, как подселить наше Сознание в будущее время. Мой айтишник смотрел это дополнение и был сильно удивлён его языком программирования.
– Почему и спрашиваю, – загорелся интересом Протасов, – откуда он мог его записать, если при поступлении в моё отделение у него не было ничего, кроме ручки-шприца и твоей фотографии? Я понимаю, что записать дополнительную программу можно было только с флэшки, диска или другого носителя….
– Действительно! – подхватил Куликов, – молодец доктор, а я об этом не подумал! Но у кого мы теперь спросим?
– У Кондратия! – произнёс Протасов, гордясь своей догадкой, – он знает, вернее Сознание Седельникова, которым обладает этот казак!
– Но мы с тобой не можем попасть в XVI век, – возразил Куликов.
– А как Кондратий попал сегодня на кладбище? – с хитринкой поинтересовался Протасов.
– Он сказал, что через астрал! – вспомнил Куликов, – но как это сделать я не знаю.
– Но Вы же, профессор, бывали там и должны догадаться, как это делается, – горячо убеждал Протасов, – когда-то говорили мне, что в астрале обитают сгустки энергии людей, как бы их духи. Там можно встретить любых индивидуумов, и давно уже умерших, и живущих в нашем мире, и даже ещё не родившихся, или тех, кто обитает в параллельных мирах. А значит в астрале можно найти Георгия, ну или Кондратия….
– Стоит ли напрягаться ради одного вопроса: с чего Георгий переписал дополнительное приложение к моей программе? – улыбнулся Куликов, – это вовсе не важно, главное, что оно установлено и работает. Правда, мы с моим компьютерщиком ещё не разобрались с его интерфейсом. Уверен, скоро и мне и Вам некогда будет даже думать об этом, нас ожидает грандиозная работа, о чём говорил сегодня казак.
– Интересует вопрос, связанный именно с будущей работой, – заговорщически произнёс Протасов, – как Георгий телепортировал через астрал эту программу, когда появился в нашем времени и попал ко мне в отделение? По его же словам, посторонний предмет перенести, таким образом, во времени невозможно! Вспомните освоенный им метод телепортации, сначала Сознание переносится, а затем тело сквозь астрал. Но посторонние предметы протащить через него с собой невозможно! Помимо разработки силаноциллина, именно эта проблема должна быть решена в будущем. Как телепортировать антибиотик на планеты-поселения?
– У Вас есть идеи? – улыбнулся Куликов.
– Имеются! – уклончиво ответил Илья Кузьмич, – американцы эту проблему решат в будущем, но каким образом? А чтобы узнать секрет, мне нужно вновь посетить Планету Двойного Солнца, и захватить американского колониста в плен.
– Как только мы с моим программистом разберёмся с интерфейсом записанного Седельниковым приложения, я смогу подселить Ваше Сознание тому же силану-киборгу на Планету Двойного солнца, – резонно предположил профессор, – зачем об этом спрашивать у Кондратия-Седельникова?
– Нужно будет через астрал телепортировать туда хирургический инструмент и кое-какие препараты, – ответил Протасов, – как это делают американцы в будущем.
– Но тогда нет смысла захватывать их колониста в плен? – недоумевал Куликов, – если мы научимся телепортировать через астрал Ваши препараты!
– Ах, да! – спохватился Протасов, – что-то меня зациклило….
– По-моему Вы торопитесь, друг мой! – улыбнулся Куликов, – нам ещё нужно получить приглашение на новую работу!
– В таком случае, будем ждать звонка, о котором нас предупредил Кондратий! – завершил разговор Протасов, – а решение всех проблем по мере поступления, как говориться!
Действительно, спустя два дня Протасову и Куликову позвонил руководитель национальной программы по спасению Разума Вселенной некто академик Павел Прокопьевич Ланин. Он вежливо представился и пригласил на беседу. При этом пообещал, что на следующий день за обоими заедет его порученец на служебном «Лексусе» и доставит их в нужное место. На возникшие вопросы, академик не стал отвечать в целях обеспечения секретности, чем удивил Протасова и Куликова. В назначенный день оба соискателя уже мчались в роскошном автомобиле по Ленинградскому шоссе в сторону Твери.
Порученец Ланина оказался неразговорчивым и замкнутым мужчиной возрастом около сорока лет. Он не отвечал на вопросы Куликова, которого в первую очередь интересовало место, куда их везут? Протасов тоже пытался задать несколько вопросов по поводу наименования учреждения, где работает академик Ланин. Но порученец упорно не отвечал, и это вывело Илью Кузьмича из равновесия.
– Ты робот что ли? – гневно вопрошал он, – тебя люди спрашивают, чего молчишь?
