Парадокс Вигнера – 2
– На все вопросы ответит шеф, – вяло мямлил порученец, – моё дело привезти вас в конечный пункт.
– Вы, любезный, только не усните за рулём, – иронизировал Куликов, – иначе мы вообще никуда не доедим!
– Не нравится мне эта секретность, профессор, – высказался Протасов, незаметно подмигивая Куликову, – давайте откажемся от такой работы? Объясним академику Ланину, что не понравился нам его порученец.
– Придётся так, и сделать, – подыграл доктору профессор, – скажем, если помощник руководителя такой угрюмый и не разговаривает, наверное, и работа будет аналогичной!
– Мне не велено говорить с вами о чём-либо, – встрепенулся порученец, – меня за ослушание могут с работы уволить! Сжальтесь надо мной, господа, не говорите так академику….
– Как у вас там всё строго? – удивился Куликов, – успокойся, дружище мы шутим!
Тем временем от Москвы проехали порядка ста километров и «Лексус» неожиданно сбросил скорость. Протасов посмотрел в тонированное окно и увидел указатель вправо «Национальный парк «Завидово».
– Мы на охоту едем? – недоумевал Протасов, глядя на порученца.
– Нет, – отвечал тот, – просто наша лаборатория находится в национальном парке.
– Вот, молодец, заговорил, как надо, – похвалил его Куликов, – однако странное сочетание – заповедник и секретная лаборатория.
Автомобиль свернул с Ленинградки и по второстепенной дороге проехал ещё около пяти-семи километров, прежде чем остановиться у контрольно-пропускного пункта. Двое вооружённых автоматами солдат подошли к «Лексусу» и попросили всех выйти из него. Приказали стать к ним спиной, лицом к автомобилю. Затем нагло обыскали дорогой портфель Куликова, прощупали каждого на предмет наличия оружия, осмотрели салон и багажник, и только после этого приступили к проверке документов.
– Куда мы попали? – возмущался Протасов, – может быть действительно отказаться пока не поздно?
– Придётся терпеть, доктор, – посоветовал Куликов, – судя по степени секретности, работа обещает быть интересной.
Вряд ли найдётся человек в России, который не слышал бы о Завидово, знаменитом охотничьем хозяйстве-заповеднике. Начиная с XVI столетия, здесь, между Москвой и Тверью, Великие князья-государи любили устраивать соколиную охоту, а также в окружении свиты гоняли верхом на лошадях марала и изюбря с борзыми собаками и громкой ружейной пальбой. В лесах, степях и болотах заповедника, в огромных количествах изобилует фауна. Травоядные – лоси, изюбры, маралы, дикий кабан, зайцы и косули. Хищников представляют волки, медведи, рыжая и чёрно-бурая лисица. Реки и озёра облюбовали бесчисленные стаи перелётной водоплавающей птицы, водится много рыбы, раков и бобров, лесные поляны изобилуют ягодой и грибами. Оттого, наверное, издавна пошло и прозвище сим заповедным местам, крестьяне со времён правления Ивана Грозного завидовали изобилию этих мест. Однако пройти на территорию царского охотничьего хозяйства до настоящего времени даже без ружья, удочки и лукошка для грибов, строго запрещено.
Пришедшие к власти большевики относились поначалу к царскому заповеднику без повышенного внимания, и только в 20-х годах Сталин приказал образовать здесь военно-охотничье хозяйство Московского округа. Генсек, не увлекающийся охотой, распорядился передать этому заповеднику более двадцати тысяч гектаров земли, раскинувшейся в живописнейших местах Подмосковья и Тверской области. «Военно-стратегический» объект привилегированного места охоты и рыбалки был под бдительной охраной ГПУ-НКВД и специального батальона Наркомата обороны. Впоследствии эту почётную функцию возложили на девятое управление КГБ СССР, а в настоящее время вахту охраны несёт ФСО и спецподразделения Росгвардии. Финансирование на содержание огромного штата егерей, прислуги, рабочих по сбору ягоды, грибов, колбасных, консервных предприятий, содержание строений и прочих затрат осуществляется из статьи бюджета на военные расходы.
Когда Иосифа Виссарионовича стало раздражать массовое увлечение охотой высшей партийной номенклатуры, он решил пресечь «барские замашки», к тому же опасался заговора против себя. В начале августа 1951 года по распоряжению вождя земли военно-охотничьего заповедника были переданы Козловской суконной фабрике, а само хозяйство расформировано. Пришедший к власти Хрущёв, большой любитель охоты, вначале 60-х вновь загорелся желанием восстановить в Завидово показательное охотничье хозяйство. На заседаниях Политбюро он мотивировал необходимостью приглашать в заповедник для откровенных разговоров руководителей дружеских стран, и это впоследствии назвали «охотничьей дипломатией». Завидово расширяло территории, строились новые «объекты» для создания максимальных удобств высокопоставленным стрелкам. На охоту приглашали руководителей социалистических государств, зарубежные партийные и правительственные делегации. Их обслуживало больше пятисот егерей, отстрел продолжался и между посещениями высокопоставленных охотников, убитую дичь отправляли на переработку, из неё готовили колбасу и тушёнку.
Малообразованный, безграмотный и некультурный Хрущёв вёл себя в Завидово подобающе, пренебрегая «охотничьим благородством». Когда ему загоняли зверя, находясь в подпитом состоянии, он устраивал жестокие кровавые побоища, стрелял, не останавливаясь, пока не надоест. Вошедшему в раж генсеку не осмеливались напомнить, что истинные охотники подобным образом себя не ведут. По этике ценителей распространённого в ЦК хобби, отстреливать животных в больших количествах ради забавы, не принято. Охотоведы и егеря с отвращением наблюдали, как Никита ради удовольствия, мог стрелять до последнего патрона. А перед утеплённой специальной вышкой генсека, быстро образовывалась куча убитых им кабанов, лосей зайцев или другой живности. Такие сооружения по территории начали строить по приказу Хрущёва, потому что толстый, маленький ростом и неуклюжий генсек идти по следу или стоять на номере не мог.
Сменивший Хрущёва, Брежнев тоже являлся большим почитателем охоты, но очень трепетно, с любовью относился к заповеднику Завидово. Он в отличие от Хрущёва был культурным любителем охоты, никогда не разрешал себе зря губить зверя, ради наслаждения. Леонид Ильич получал удовольствие от процесса подготовки и самой охоты, оставаясь равнодушным к количеству трофея и его набору. Ему неважно было, кого стрелять, лося или кабана, зайца, гусей или уток. Как правило, ограничивался одним метким выстрелом и никогда не устраивал жестоких кровавых побоищ, чем снискал уважение профессиональных егерей и обслуги заповедника. Компаньонами генсека по охоте часто были министр обороны Гречко и МВД – Щёлоков. Здесь генсек также привечал глав других стран для успешного решения «щекотливых» политических вопросов. И конечно, любил фотографироваться, для чего вёл отдельный альбом.
В брежневские времена Завидово расширялось, вначале 70-х заповедник занимал уже сто двадцать пять тысяч гектар, благоустройство территории лично контролировал министр Гречко. По его приказу проводились асфальтированные дороги, недалеко от Ламы был возведён бревенчатый терем, а рядом гостиница на двенадцать номеров люкс с кинозалом и всеми удобствами. По стенам были развешаны охотничьи трофеи и оружие, имелся огромный бильярдный стол. На территории работало спецподразделение, возводившее одиннадцать различных комплексов. Их называли базами – жилые дома с современными средствами связи, автономным отоплением и водоснабжением. Рос штат поваров, охранников, горничных, подсобных рабочих и кочегаров. Самой роскошной и недоступной была Центральная база, занимающая девятнадцать гектар, скрытая бетонным забором. Она была, по сути, правительственной резиденцией. Разной обслуги в «царском заповеднике» насчитывалось до полутысячи человек и гаражи, вмещавшие больше ста автомобилей. Для работников заповедника создали хорошие условия: дома, детсад, магазин и клуб.
Леонид Ильич придумал порядок поощрений партийных работников пайками из Завидово. Их получали к коммунистическим праздникам и накануне Нового года, ассортимент набора согласовывался с руководством КГБ и регламентировался в зависимости от положения в партийно-административной иерархии. Для этого заранее осуществляли отстрел зверей и птицы, сетями ловили рыбу, производили копчения и колбасы, собирались ягоду и грибы. А чтобы исключить возможное пищевое отравление, всё проверялось тщательным медицинским пропускником. Каждому члену Политбюро полагались к празднику задняя часть туши лося или марала. Три бочонка жиро заливной охотничьей колбасы, десять уток или гусей, 10 кг свежей рыбы из экологически чистых водоёмов, три батона произведённой в Завидово копчёной колбасы из дичи, а также ягоды, мёд и грибы. Кандидаты в члены Политбюро получали примерно такой же подарок, но без задней части туши лося и с уменьшенным количеством колбас, уток и рыбы. Секретарям ЦК по статусу – только задок оленя или лося, а также половинную «норму» набора кандидата в члены Политбюро.
Подарки развозили офицеры спецсвязи КГБ на дом работникам партаппарата по заранее утверждённым спискам с адресами. С удовольствием получал эти дары и «непримиримый борец с привилегиями» Ельцин. «Подарки» из Завидово отменил Горбачёв. Накануне Первомая 1989 года он распорядился в дальнейшем «дары леса» направлять в торговую сеть. Этот запрет очень скоро забыли, и пришедшие к управлению страной «демократы» перещеголяли всех генсеков, правящих в годы советской власти. Заповедник теперь называется национальным парком, но доступ на его территорию обычным гражданам по-прежнему строго воспрещён. Какой же «национальности» этот парк, занимающий сотни тысяч гектаров в самом центре России? Это уже не национальный парк, а резиденция Президента РФ «Русь» и стерегут Завидово ФСО ФСБ и Национальная гвардия.
…Автомобиль продолжил путь по живописной территории известного заповедника. Нетронутая человеком природа дарит здесь наблюдателю неповторимое чувство гармонии с ней. Рельеф и фауна национального парка сами по себе впечатляют, а смелое поведение представителей животного мира ещё раз доказывают мудрость естества совместного сосуществования травоядных, хищников, птицы и человека. Здесь на асфальтированную дорогу в любой момент может выбежать лось или изюбрь, на обочину вдруг выскочит дикий кабан, одинокий волк или лисица. В лесной чащобе бурая медведица, не обращая внимания на проезжающий автомобиль, спокойно облизывает потомство медвежат. На степном участке наблюдается изобилие заячьей вольницы, а проезжая по берегу реки или озера обязательно спугнёшь стаи дикой водоплавающей птицы. Проехали ещё порядка пятидесяти километров и снова остановились у контрольно-пропускного пункта.
Вправо и влево от него тянулся высокий забор из бетонных конструкций, что подтверждало повышенную секретность объекта. Но здесь во время проверки документов и автомобиля охранники проявляли корректность. К «Лексусу» подошли два человека в камуфляже, но уже без автоматов. Охранники вежливо попросили всех выйти из машины, осмотрели салон, и просканировали его какой-то рамкой-искателем. Затем проверили содержимое портфеля Куликова, внимательно посмотрели документы и разрешили проехать на территорию.
– Вы помощник руководителя программы, неужели охрана не знает Вас в лицо? – удивился Куликов.
– Это неважно, – ответил порученец, – здесь такой порядок, – сегодня посредством сложного пластического грима вполне реально из Вас сделать Ланина….
– Хорошо, что не Ленина! – пошутил Протасов, – меня начинает напрягать вся ваша секретность.
Автомобиль подкатил к парадному входу двухэтажного здания и помощник, выйдя из машины и предусмотрительно открыв заднюю дверь, пригласил будущих сотрудников, следовать за ним. У входа внутри здания стояли ещё два охранника, которым помощник предъявил всего лишь свой пропуск. Жестом руки он указал на Куликова и Протасова, буркнув при этом: «Они со мной» и молодые крепкие мужчины пропустили всех внутрь. Они даже не пытались заглянуть в портфель профессора. Приёмная Ланина находилась на втором этаже, молодая секретарь со словами: «Павел Прокопьевич уже ждёт вас», пригласила посетителей к шефу. Куликов и Протасов были удивлены радушному отношению к ним хозяина кабинета, пожилого мужчины приятной внешности, который резво поднялся им навстречу.
Он предложил сесть обоим у приставного столика и повторно удивил их, отличным знанием фамилии, имени и отчество каждого приглашённого. Куликов переглядывался с Протасовым, недоумевая, чем вызвано такое внимание академика к их скромным персонам.
– В силу своей занятости, – начал разговор академик, – я сразу перейду к делу. Накануне мне поступило ходатайство Российской Академии наук о вашей работе в программе спасения Разума Вселенной. Скажу так, что это ходатайство представляет собой, по сути, приказ, подписанный президентом РАН, который я не могу не исполнить. Наша лаборатория находится под охраной ФСО и является строго засекреченным объектом с литерой «С». Данное ходатайство, как предписание, утверждает Вас, Анатолий Петрович на должность заведующего теоретической группой по квантовому моделированию телепортации Разума Вселенной в параллельный мир. А Вас, Илья Кузьмич, старшим научным сотрудником в отдел академика Журавлёва.
– Я извиняюсь, – вклинился в монолог Ланина Протасов, – откуда Академия могла знать о моём существовании, ведь я никогда не занимался наукой? Мне понятно, что Анатолий Петрович известен в РАН, он доктор наук, профессор и давно занимается квантовой теорией, но я-то тут причём?
– Сие, господа, мне неизвестно! – отмахнулся Ланин.
– Доктор, помните, Седельников предлагал нам участие в программе? – осадил Протасова Куликов, – это он организовал ходатайство! Кондратий же сказал нам на кладбище: «…ваше новое рабочее место уже существует».
– В таком случае мы ещё не оговорили главный вопрос о нашем согласии на работу, – упорствовал Протасов.
– Вас что-либо не устраивает? – удивился Ланин, – я считал, что высокооплачиваемая, интересная работа понравится любому, и поэтому не спрашиваю вашего согласия.
– Меня не устраивает эта секретность, – обосновал Протасов, – похожа на детские игры.
– Это необходимо, поверьте! Любая иностранная разведка, заплатила бы миллиарды долларов, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть, что мы создаём, – отреагировал Ланин.
– Да и удалённость от Москвы не может радовать, – продолжил Протасов, – трудно представить, сколько времени нужно на ежедневные поездки на работу и обратно….
– Наши сотрудники все проживают на территории объекта в одном большом многоквартирном доме, – сообщил Ланин, – вам тоже предоставим благоустроенные квартиры, вы перевезёте сюда своих жён и несовершеннолетних детей, если таковые имеются. У нас всё охраняется и жилой сектор тоже, поэтому ваши близкие будут находиться в безопасности, как и вы.
– А что может угрожать нашим семьям? – искренне удивился Протасов.
– Я не смею Вас запугивать, – отозвался Ланин, – но на работе в засекреченных объектах всякое бывает. Возьмут в заложники близкого человека и начинают шантажировать, с целью добыть секретные сведения, например. Поэтому, к сожалению, в таком вопросе ваш выбор ограничен!
– Придётся согласиться, доктор! – вставил слово Куликов, – помните, что мы обещали Седельникову перед его смертью?
– Хорошо, я согласен! – твёрдо произнёс Протасов.
– Замечательно, господа! – пафосно отреагировал Ланин, – если это так, то я приглашу сюда начальника службы безопасности, и вы оба сейчас подпишите документы о допуске к государственной тайне.
На вызов Ланина появился мужчина в строгом костюме с папкой в руке. Куликов и Протасов подписали документы, которые тот поочерёдно подавал каждому и прятал их обратно. Закончив процедуру допуска к гостайне, мужчина покинул кабинет, а Ланин подписал заявления доктора и профессора о приёме на работу. Затем Павел Прокопьевич решил показать вновь принятым сотрудникам лабораторию. Он целенаправленно избрал первым подразделением теоретическую группу квантовой модели параллельных миров, где сразу же представил Куликова, как её нового руководителя. Коллектив, численностью около пятидесяти человек дружно аплодировал профессору, а присутствие здесь доцента кафедры квантовой теории МГУ Николая Михайловича Сошникова, крайне удивило профессора.
– Рад, Анатолий Петрович, что Вас назначили на эту должность! – поздравил профессора Сошников, временно занимавший её до Куликова, – я искренне рад, что мне вновь придётся трудиться под вашим началом.
– Как Вы здесь оказались? – растерянно произнёс Куликов, глядя по сторонам, – ведь Вы же работаете со мной на кафедре в МГУ….
– Я здесь тружусь уже более года, – ответил Сошников, – с самого начала вступления в строй лаборатории!
– Не позднее третьего дня я видел Вас на кафедре в МГУ! – растерявшись окончательно, выдавил из себя Куликов, – да и вообще Вы весь год работали вместе со мной….
– Вы что-то путаете, Анатолий Петрович, – настаивал Сошников, – я давно уволился из МГУ, хотя лаборатория официально находится под его эгидой.
– Быть этого не может! – вспылил Куликов, – что Вы мне голову морочите? Расскажите, как Вы сюда попали? По чьему протеже?
– Вы не нервничайте, Анатолий Петрович, – спокойно отвечал Сошников, – меня перевели на эту работу по ходатайству РАН. В МГУ я не появлялся больше года, если мне не верите, спросите у Павла Прокопьевича.
– А в чём дело, коллеги? – улыбаясь, спросил Ланин, – не нужно спорить, каждый будет выполнять свои обязанности согласно должностной инструкции и всё! Николай Михайлович действительно трудится у нас больше года, равно, как и я, со дня открытия лаборатории.
– Да я его в МГУ почти каждый день видел, – протестовал Куликов, – и в последний раз не позже третьего дня! Вы меня за сумасшедшего держите?
– Теперь и здесь начинается мистика! – заметил Протасов.
– Что Вы имеете в виду? – удивился Ланин.
– Один и тот же человек в одно и то же время находился в разных местах! – ответил Протасов, – такого не было даже в палате 236!
– Спасибо, доктор, напомнили! – с улыбкой спохватился Куликов, – я совершенно забыл о науке, которой занимаюсь. Подобная ситуация, согласно квантовой теории, называется суперпозицией. Я Вам после объясню смысл….
– Почему только доктору и позже? – удивился Ланин, – нам всем интересно было бы узнать Ваше мнение по возникшему недоразумению прямо сейчас!
– Боюсь, всем присутствующим здесь трудно поверить в путешествие во времени, – улыбнулся Куликов, – дело в том, что один наш общий знакомый, которого мы с доктором видели недавно на кладбище, сказал нам: «Я изменил прошлое так…» А это значит, согласно моей квантовой модели параллельных миров, в университете я встречал господина Сошникова в одном из них, который образовался расщеплением существующего до вмешательства Седельникова. А оно заключалось в следующем: вернувшись в прошлое, он убедил президента РАН в необходимости строительства вашей лаборатории! Я не знаю, как ему удалось, но уверен – это произошло года два назад. Данный факт подтверждает само строительство и последующая деятельность вашей лаборатории.
– Профессор, Вы же знаете, я оппонент Вашей квантовой модели параллельных миров! – возразил Сошников, – к тому же никому из нас неизвестно, кто такой Седельников и кого вы встречали на кладбище? Хотите напустить мистического тумана?
– Вовсе нет, – ответил Куликов, – я не хочу долго рассказывать, будет время, когда-нибудь сделаю это. Лично Вам, коллега Сошников, поясню: Седельников – это тот человек, который протежировал Вашу кандидатуру в РАН на должность временно исполняющего обязанности руководителя теоретической группой по моделированию спасения Разума Вселенной в параллельном мире. Поэтому Вы исполняли обязанности руководителя группы до даты моего назначения, как я понял. Я сейчас объясняю, почему Вы одновременно были в двух различных местах! И если Вы не согласны с моей квантовой моделью параллельных миров, то эксперимент, осуществлённый когда-то Вигнером, Вы, как учёный должны знать!
– Какой, именно? – азартно включился в спор Сошников.
– Тот самый, – загорелся в ответ Куликов, – после проведения, которого было установлено, что объективной реальности не существует! Если Вы помните, в лаборатории тогда находился его друг, а сам Вигнер наблюдал за ходом эксперимента на расстоянии и не имел возможности определить, какой результат будет получен другом. Экспериментатор измерял состояние фотона, а он согласно законам квантовой механики, может иметь горизонтальную или вертикальную поляризацию. Значит, до измерения фотон находился в двух состояниях одновременно, то есть в суперпозиции.
С точки зрения Вигнера, фотон и лаборатория аналогично находились в таковой даже в тот момент, когда друг уже получил результат. Это противоречило точке зрения экспериментатора, поскольку он уже определил состояние фотона. Таким образом, друг и сам Вигнер как бы существовали в двух реальностях, которые противоречат друг другу. Только после того, как экспериментатор сообщил Вигнеру результат, они оказались в одной реальности. Именно это и произошло с Вами и со мной, когда нам с доктором на кладбище один наш знакомый сообщил результат своего воздействия на прошлое….
– Коллеги, может быть, прекратим теоретические споры? – вмешался Ланин, – у вас будет ещё время на научные дебаты!
Бывший и новый руководитель прекратили спор, и Ланин повёл вновь принятых в штат Протасова и Куликова в следующее подразделение лаборатории. Им руководил академик Журавлёв, которого Протасов визуально знал, изучая его научные труды по нейрологии. В руководимом им подразделении были два отдела – генетиков и фармакологов, в последнем и предстояло работать Протасову. Он никогда не занимался разработкой лекарств и поэтому первый его вопрос к академику Журавлёву был соответствующий.
– За вас лично, хлопотали в РАН, – ответил Журавлёв, – не важно, что Вы практиковали реаниматологом, именно такой сотрудник нам и нужен. Вы будете заниматься и у нас практикой, с той лишь разницей, что все испытания разрабатываемого силаноциллина и препаратов обезболивания для киборгов будут проводиться в лабораторных условиях.
– А что, уже имеется объект для работы? – удивился Протасов, – или я что-то не понимаю?
– Пока идёт разработка такого препарата, – ответил за Журавлёва Ланин, – но мы уже сделали главный шаг к победе! Сейчас пройдём к генетикам, и вы увидите первый организм, в молекулах которого вместо углерода – кремний. Это двужаберный цефалопод, представитель класса головоногих моллюсков, которого наши генетики назвали Яшей. Он прошёл, первые испытания и может спокойно плавать в кипятке. По предварительным расчётам легко выдерживает температуру в триста градусов по Цельсию. Дышит в растворе аммиака и других, агрессивных жидкостях…. Теперь генетики должны вырастить из него первый высокоразвитый организм.
Ланин говорил всё это по ходу следования и с гордым видом, опережая профессора и доктора, вошёл в отдел генетиков. Сотрудники, работающие здесь, поднялись и стоя приветствовали академика и руководителя. А он воодушевлённый любопытными взглядами новичков приказал продемонстрировать Яшу. Ведущий специалист отдела Соболев с гордостью открыл запираемый на ключ металлический шкаф и Куликов с Протасовым увидели специальный стеклянный плотно закрывающийся сосуд, наполненный прозрачной жидкостью, в которой плавал моллюск довольно крупных размеров. Он был красноватого цвета и просвечивался подобно медузе, но внешность Яши была ужасной. Его выпученные глаза напоминали два шара с чёрными точками зрачков внутри, они горели синеватым сиянием, а рот был упичкан зубами. Моллюск открывал его периодически, что придавало ему вид чудовища в миниатюре.
– А почему у него зубы? – поинтересовался Протасов, – насколько мне известно, у головоногих моллюсков их не должно быть.
– Произошла ошибка при ускоренном выращивании, – с некоторой степенью вины ответил Соболев, – такое бывает даже в нормальных условиях при синтезе нуклеотидных последовательностей и встраивании их в геном, чтобы получить гибридные ДНК со свойствами, не существовавшими в природе. Мы надеемся исправить это в дальнейших стадиях изменений нашими методами генной инженерии.
– А почему выращивали именно моллюска? – поинтересовался Куликов.
– Мы пошли по пути эволюции жизни на Земле, – информировал за Соболева Ланин, – если вас обоих заинтересовала работа наших генетиков, предлагаю присесть, чтобы коллега Соболев ответил на ваши вопросы, как ведущий специалист отдела. Затем мы посмотрим сам ускоритель метаболизма кремниевых клеток.
– Всё просто, – возобновил начатый Ланиным ответ Соболев, когда все устроились на стульях, – в начале архейского периода в океанах Земли появились циан бактерии, кислородный фотосинтез которых привёл к оксигенации атмосферы. Элементарные организмы активно использовали кислород в метаболизме, и это дало толчок изменениям формы жизни на планете, которая развивалась в океанах Земли. Эволюция головоногих моллюсков, позволила этим примитивным организмам покидать воду и выходить на сушу. Это происходило в эдиакарском периоде, а после кембрийского взрыва на суше появились первые позвоночные животные. Мы решили следовать эволюционному алгоритму природы при выращивании силана.
