Утром я пришёл к Ивану Ивановичу. Старый учитель отвёл меня в чужой дом, где мы прятались с ним до возвращения нашего кавалерийского полка. После, когда красные вернулись, Иван Иванович надел свой выходной костюм, и мы пошли в штаб.
Командир полка выслушал мой рассказ, но в ответ ничего не сказал. Его смуглое лицо жалобно скривилось, он вышел во двор штаба и долго топтался под окном.
Видно, никак не мог свыкнуться с гибелью дяди Степана. Потом снова пришёл в комнату, где мы сидели, и принёс клинок дяди Степана.
«На, Николашка, носи, потому что ты был нашему Степану вроде сына». – Он похлопал меня по плечу.
Я, конечно, остался в полку. И старый учитель не захотел возвращаться домой.
Его, по нашей общей просьбе, зачислили штабным писарем.
На всех фронтовых привалах Иван Иванович всё учил меня: хотелось ему, чтобы мечта дяди Степана исполнилась и стал я большим грамотеем. До самого последнего дня гражданской войны мы так вместе и воевали…
* * *
Николай Фёдорович отвернулся от Серёжки и отрывисто, зло закашлял.
– А ты говоришь – отдай тебе клинок. Вот так-то.
Дед лёг на бок, спиной к Серёжке, несколько раз тяжело вздохнул. Потом зябко потянулся, передразнил чёрно-жёлтую иволгу, которая покрикивала на соседнем дереве, и сказал:
– Бабка, верно, заждалась дома. Пошли, что ли, перебей тебя пополам.
– Пошли, – ответил Серёжка. А про себя подумал: «А Дормидонта я всё равно обойду на плоскодонке».
Птица перелетная
История эта случилась прошлым летом. Был я тогда в отпуску и жил у лесника под Горьким, на левом, высоком берегу Волги. Семья у лесника была небольшая: он, жена и двое ребятишек. Один совсем малыш – четыре года, а второй уже пятиклассник. Я не знал, что у лесника два мальчика, потому что, когда я пришёл, старший ещё не вернулся из школы.
Он заявился к обеду. Аккуратно одетый, в белой рубашке, с пионерским галстуком.
– Здравствуй, – сказал я. – Вот поселился у вас, будем вместе рыбачить.
– Здравствуйте, – ответил он спокойно. – Я рыбалку не очень люблю, я больше лес люблю.
Подошла сама хозяйка, Марья Лавровна, загорелая черноволосая женщина. Она одна в семье была такая тёмная, а все трое мужчин – Иван-большой и его сыновья Ваня-маленький и Максим – были светлые, точно каждому из них на голову вылили по горшку сметаны.
– Ваня, – сказала она сыну, – иди напои Бурёнку. А то жарко, пить ей хочется.
Мальчик ушёл.
– Познакомились?
– Познакомились. От рыбалки отказывается. Лес, говорит, любит.
– Это у него по наследству, от отца. Того из лесу не вытянешь.
И правда, за неделю, что я прожил в избе лесника, я почти не видел Ивана Семёновича.
В лесу какая работа? Можно ничего не делать, и не скоро это заметишь. Есть ещё такие лесники. Смотришь, для себя травку покосит, дрова на зиму подсоберёт, а потом отдыхает.
А Иван Семёнович работал на совесть. То он дерево с гнилью найдёт и вырубит, то проверит, чтобы колхозное стадо не портило кустарник, а козы – не объедали молодых побегов. И за охотниками надо последить, чтобы кто-нибудь не задумал браконьерства.
* * *
Скоро появился у лесника ещё один жилец – студент-художник. Из Москвы приехал.
Тонкий такой, высокий юноша, одетый в синие парусиновые брюки с молниями на карманах и цветную ковбойку. У него было маленькое красивое лицо и волосы впереди стояли ёжиком.
– Хозяюшка, – попросил он, – приютите недельки на две.
Марья Лавровна посмотрела на молодого человека и ответила:
– С большой охотой бы, да некуда. – И кивнула па меня.
– Значит, опередили. – Он улыбнулся и снова стал просить: – Леса у вас хорошие, уходить не хочется.
– А чем будете заниматься? – раздался неожиданно мужской голос.
Все оглянулись. Перед нами стоял Иван Семёнович в выгоревшем армейском костюме и фуражке, сдвинутой глубоко на лоб. Он был удивительно лёгкий на ноги, и никто не слышал, как он подошёл. По лесу Иван Семёнович не ходил, а, можно сказать, плыл, точно его тяжёлые, крепкие ноги не касались земли.
– Испугал! – сказала Марья Лавровна. – Ходишь неслышно.
– Меня за это хождение всю войну в разведке продержали, а ты жалуешься. – Потом он снова обратился к молодому человеку: – Вроде не рыбак?
– Нет. Я студент-художник. Буду рисовать.
– Художник? Это красиво.
Тогда Марья Лавровна сказала:
– Ну ладно, оставайтесь. Спать будете на сеновале, а питаться вместе с нами, в горнице.
– Хорошо, – обрадовался студент. Он протянул Марье Лавровые руку и сказал: – Всеволод.
Потом подошёл ко мне, посмотрел на мои сложные рыбачьи приспособления и опять же протянул руку:
– Рыбак? А я так лесовик.
– Если лесовик, – ответил я, – значит, у вас и товарищ найдётся. Вот он, Ваня.
Студент поздоровался с Ваней. Потом увидел Максима, присел на корточки и вдруг закукарекал.
Максим рассмеялся. Марья Лавровна улыбнулась, а Ваня, тот уже считал студента своим лучшим другом.
* * *
На другой день раньше всех из дому ушли Иван Семёнович и Всеволод.