спотыкаться я,
а народ сразу
забудет
о святотатстве.
Хочется
ресницами
покрыться,
докричаться
через ветер,
не забыв
людскую сеть,
для Благодетеля оцепенеть.
Не отпустить все мысли в метр моря —
тянет тяжким грузом;
хочу закрыться,
чтобы в шторме не сгореть,
хочу не стать в своих я мыслях трусом,
чтобы скомканным не умереть.
И упав
на колени,
я слышал
их шёпот,
что громче,
чем крик.
И упав
на колени,
я слышал
их шёпот
что громче,
чем крик.
Прожилки бумаги кровят чернилами
с необычайной силою,
и каждая буква пропитана
мыслями вместе с тротилом:
«Привет,
прости,
ненаглядная,
горел огонь и рвал на части, да
рвался жаркий пыл,
теперь – прости:
мой чайник страсти
вдруг остыл.
Сенатора обрадуй, давно хотел он
дочуркин брак на сыне Благодетеля.
А я уйду. Куда не спрашивай,
это мир второй, иной от нашего.
Желаю тебе Весты огонь,
невесты кольцо,
лесть и поклоны,
трон и колонны,