Восхождение «…к низинам» о. Павла Флоренского
Математика служила и служит естествознанию и технике; … В математику должны быть введены физические модели, физические и, может быть, химические приборы, биологические и психологические пособия. Разве ничего не говорят уму сосуды и годовые слои древесных стволов, представляющие систему силовых и изопотенциальных линий или поверхностей? Разве ничего не говорят бесчисленные животные и растительные организмы, являющие собою формы равновесия и в своем строении запечатлевшие разнообразнейшие типы порядка, а в некоторых случаях – сами похожие на проекции. Впрочем, задача настоящей статьи – напомнить о приборах собственно физических» [20].
Таким образом, Флоренский выступал в этой статье за внедрение моделей или, если хотите, специализированных математических устройств для решения сложных конкретных задач. Вот такой сложной конкретной задачей в ВЭИ был расчет устойчивости распределенных электрических сетей энергетических систем. В отсутствии математических теорий, позволяющих провести такой расчет, единственным способом было моделирование. Заменяя конкретные части электрической сети: генераторы, трансформаторы, выключатели, длинные линии и т.д. их эквивалентными схемами – интегрирующими и дифференцирующими цепями, активными сопротивлениями, выключателями и т.д. Именно такую модель для конкретной сети и создавал в начале 30-х годов С.А. Лебедев. Таким образом, статья Флоренского была по сути аналитическим и обобщающим подходом к тому, что проводилось в институте. Мало того, очевидно, что в процессе создания этой модели, кстати, первой в стране, происходило общение Флоренского с разработчиками этой модели как минимум при обсуждении на семинарах и ученых советах.
Поэтому очень вероятно, что П.А. Флоренский, если не напрямую, то косвенно участвовал в создании модели электрических сетей. К сожалению, документальных свидетельств его участия в этой работе у автора нет. Кстати теория расчета С.А. Лебедевым в соавторстве со своим сотрудником, математиком П.С. Ждановым в 1933 году была впервые в мировой практике опубликована в работе «Устойчивость параллельной работы электрических систем».
Но факт состоит в том, что из стен ВЭИ вышли два основоположника отечественной вычислительной техники, первыми создавшими электронные вычислительные машины (ЭВМ) в стране. Они начинали свою научную деятельность в ВЭИ то время, когда в нем работал П.А. Флоренский – член-корреспондент И.С. Брук (АЦВМ М-1) и академик С.А. Лебедев (МЭСМ): «…в декабре 1951 г. практически одновременно и независимо в Советском Союзе были изготовлены и введены в эксплуатацию две первые электронные цифровые машины: … АЦВМ М-1 и МЭСМ.» [21].
Но есть еще один очень интересный аспект роли П.А. Флоренского в становлении и развитии вычислительной техники в стране. Выше уже приводился список его работ 1922 года, где указывалось, что он занимался разработкой физических приборов: «…для решения алгебраических и некоторых трансцендентных уравнений (изобретение автора); электроинтегратор (прибор автора)», что прямо свидетельствует о работе П.А. Флоренского в направлении создания вычислительной техники. В своей статье «Физика на службе математики» в параграфе «новые математические приборы» он пишет: «Более подробно будут описаны здесь три сконструированных в 1922г, автором настоящей статьи приборы, не бывшие, еще опубликованными. …причем первый прибор – гидростатический, а второй электростатический; третий из предлагаемых приборов дает возможность интегрировать любые функции, хотя бы данные таблично». Очень подробное описание этих приборов, данное в статье, ярко продемонстрировало, насколько глубоки были его знания в математике, понимании физических процессов, и умение конструировать, что и дало возможность их создать. В 1922 году у Флоренского не было возможности реализовать свои изобретения, так как он еще не работал в институте, а интереса к его изобретениям, видимо, не было. Тем не менее, факт наличия его работ в этом направлении документально подтвержден. Особенно интересна судьба гидростатического прибора, в котором: «Основным фактором… этой модели берется давление столба жидкости, а связь между элементарными моделями осуществляется началом сообщающихся сосудов, элементарною моделью будет надлежащим образом подобранный сосуд». Современному человеку сложно понять инновационность данного прибора, но для своего времени это было серьезное предложение. Вот, что писалось в журнале «Наука и жизнь» [22] о подобном гидростатическом приборе:
«Гидравлический интегратор Лукьянова – первая в мире вычислительная машина для решения дифференциальных уравнений в частных производных – на протяжении полувека был единственным средством вычислений, связанных с широким кругом задач математической физики. …В 1936 году заработала первая в мире вычислительная машина для решения уравнений в частных производных – гидравлический интегратор Лукьянова …Главным его узлом стали вертикальные основные сосуды определенной емкости, соединенные между собой трубками с изменяемыми гидравлическими сопротивлениями и подключенные к подвижным сосудам. Поднимая и опуская их, меняли напор воды в основных сосудах. Пуск или остановка процесса расчета производились кранами с общим управлением».
Гидравлические машины В.С. Лукьянова (1902-1980) широко применялись до конца 70х годов прошлого века. Остается неясным вопрос о том, опирался ли В.С. Лукьянов на изобретение П.А. Флоренского, описанное в статье журнала СОРЕНА. В то время в СССР существовала практика изъятия из библиотек трудов арестованных и осужденных людей. Этим во многом объясняется неизвестность работ Флоренского в науке. Сам журнал просуществовал до ареста и осуждения его ответственного редактора и видного партийного деятеля Н.И. Бухарина. В 1936 году все тиражи журнала были изъяты из библиотек и уничтожены. Кстати, как сообщает «Википедия», в 1949 году в Новой Зеландии была сделана гидравлическая вычислительная машина MONIAC, применявшаяся для моделирования экономических процессов в Великобритании.
Заканчивая главу о работе П.А. Флоренского в ВЭИ, автору хотелось обратить внимание на еще один интересный факт. Работая над книгой «Лики науки», посвященной истории ВЭИ и его ученым, автор заметил, что из стен института вышли выдающиеся ученые, академики и члены-корреспонденты АН СССР, которые поступили и работали в ВЭИ именно в то время, когда там работал и П.А. Флоренский. К ним относятся академики и член-корреспонденты АН СССР: Н.В. Александров, К.А. Андрианов, А.А. Андронов, И.С. Брук, Б.Н. Введенский, В.И. Векслер, М.Г. Евреинов, А.С. Займовский, А.Г. Иосифьян, С.Т. Конобеевский, С.А. Лебедев, Г.Н. Петров, В.А. Трапезников, В.А. Фабрикант. При этом Н.В. Александров и К.А. Андрианов были прямыми учениками П.А. Флоренского. После 1933 года никто из поступивших в ВЭИ не достиг таких научных высот. По мнению автора, это не случайно.
Высокий научный и моральный уровень, который Флоренский неформально задавал в институте, приводил к тому, что все, кто длительно контактировал с ним, были вынуждены подтягиваться по мере способностей к его уровню. Несомненно, на научных семинарах, обсуждениях работ и публикаций, защитах, везде, где как ученый участвовал П.А. Флоренский, научная планка обсуждений была предельно высока. Его кругозор, уникальная эрудиция, научный подход к работе, трудолюбие и высокая мораль были примером для наиболее способных сотрудников. Это говорит, о важности непрерывности функционирования научной школы, которая воспитывает и выдвигает наиболее способных молодых ученых, и о необходимости в каждом деле научных и моральных авторитетов, на которых может равняться молодое поколение. Так идет воспитание морали и этики научной элиты и её выдвижение по научным достижениям, а не по другим, не относящимся к науке, критериям.
Конечно, чисто формально профессор П.А. Флоренский не был приобщен к сонму академиков, что его роднит и с Д.И. Менделеевым, и А.Г. Столетовым, и другими выдающимися учеными, но практически он был одним из немногих, кто был достоин этого высокого звания.
Глава 3. Этапы
3.1. Арест
К началу 1933 года для П.А. Флоренского ничто не предвещало последующих трагических событий. Институт, в котором он работал, был одним из ведущих в стране, о чем поэтически рассказывал журналист С. Буданцев в журнале «Наши достижения» за февраль 1933 года в статье «РАССКАЗ о ВЭИ», который начинался так:
«Лефортово. Казармы, госпиталь, военные учебные заведения, плац, пустырь, стадион, мещанские домики, конец трамвайных линий, грязноватая лужа со сказочным прозвищем – Синичкин пруд, край света для москвича с Арбата или с Настасьинского переулка. Ураганом в начале нашего столетия снесло здесь Анненгофскую рощу, рвало с корнем и валило вековые деревья. … За последние три года на месте Анненгофской рощи возникли дома, большие, белые, многооконные, новейшей архитектуры, планированные в стройные группы. Одна из этих групп – городок Всесоюзного электротехнического института: служебные корпуса, жилые дома сотрудников, мастерские. Огромное здание главного управления – еще в лесах. … ВЭИ – это соединение десятка больших отделов, изучающих соответствующие отделы электричества; в двух больших, четырехэтажных зданиях помещаются: отдел токов высокого напряжения и отдел машин и аппаратов, применяемых в электротехнике. В третьем здании сосредоточены лаборатории и отделы: электроматериаловедения, световакуумный, измерительный, лаборатория звукового кино и т.д. Четвертое здание занимают: администрация, столовая, библиотека, учебный сектор. Мастерские, понижательная подстанция, служебные помещения, дома сотрудников – все это поистине – городок» [14].
Далее идет описание отделов и лабораторий ВЭИ, но вот что интересно: в большой, на 8 страниц статье дается только одно интервью с сотрудником ВЭИ, и это с профессором П.А. Флоренским, где пишется:
«…Следующая глава будет о раскрытии материи. Отдел электроматериаловедения … занимает полтора этажа в здании с целым рядом других отделов: связи, измерительного, световакуумного. Здесь … тихо: чинные коридоры научного учреждения, шкафы, стеклянные двери, сотрудники в пиджаках, непохожие ни на монтеров, ни на сварщиков. … Профессор П.А. Флоренский сидит в большой комнате вместе с ближайшими помощниками по той научной группе, которой руководит сам. Он занимает стол посреди комнаты, неудобное место для человека менее сосредоточенного. Профессор кротко взглянул на меня из-под очков и сказал:
– Для нашего времени характерно активное отношение к миру. Техника прежних времен, разыскивая нужные материалы, брала максимум готового, природного, данного. Потребное свойство само должно было попасть в руки. Электропромышленность строга и капризна в выборе материалов. Скажем, для конденсаторов употребляется папиросная бумага. В ней неизбежно присутствуют мельчайшие частицы железа. Они совершенно безвредны для всякой другой надобности, для конденсаторов они нетерпимы.
Если бы электротехника ждала необходимых материалов, она стала бы предметом роскоши…
– Электропромышленность, ее современные масштабы, строгость, капризы взывают к синтетической, наиболее творческой деятельности человеческого ума. Наука вступила в эру синтеза. Электроматериаловедение объединяет самые разнородные дисциплины: электротехнику, физику, химию, математику, геологию, минералогию, товароведение, зоологию. …
– Современная электротехника ищет выхода в синтезе, в воссоздании нужных качеств, в борьбе с косностью и шаблоном даже тогда, когда эта борьба происходит в других областях промышленности.
Борясь с истреблением лесов, нашли способ делать бумагу из кукурузного стебля. Но если из кукурузы можно делать бумагу, стало быть можно делать и другие замечательные вещи. Теперь всем нам известный, легкий, ломкий, слабый кукурузный стебель, подвергнутый коллоидальному размолу и специально обработанный, дает новые поразительные материалы невероятной твердости: крепче стали. Из того же сырья-отброса делают заменители фибры – один из самых распространенных материалов для изоляции.
– А в качестве сырья для высших и специальных сортов фибры, – замечает П.А. Флоренский, – еще недавно были необходимы непременно черные, непременно итальянские, непременно изношенные чулки!
Таинственная прихоть, деспотический каприз этот не только курьезен. Это показывает, насколько мало изучено электричество, насколько оно может быть тонким исследователем материи, благодаря своему изысканному вкусу и досадной чуткости» [14].
Далее в статье рассказывается о молодых инженерах, телевидении, звуковом кино и т.д. Из статьи видно, что ни о какой предвзятости или непринятия по отношению к Флоренскому нет, более того, чувствуется очень уважительный тон к авторитету Флоренского. И, тем не менее, статья вышла в свет уже после его ареста.
В книге «Лики науки» автор писал:
«В середине января 1933 года во время проведения опытов в отделе высоких напряжений с охлаждением трансформаторного масла (по словам д.т.н. Е.И. Остапенко, с использованием жидкого кислорода) произошел взрыв, приведший к гибели четырех сотрудников. Это был один из многих случаев в истории науки, когда отсутствие знаний, информации приводит к трагедии или ставит на грань катастрофы исследования и эксперименты. Институту приходилось решать новые задачи и, как это часто бывает, за новые добытые знания расплачиваться не только материальными, но и людскими потерями. Но этот случай послужил формальным поводом для ареста П.А. Флоренского. Хотя он был не причастен к этой трагедии, его духовная деятельность, крупный талант, не вписывавшийся в идеологические рамки, власти считали опасными и использовали эту трагедию для его ареста» [14].
Это казалось логичным, ведь 15 января 1933 года произошел взрыв в ВЭИ, а уже 19 января был произведен первый арест в г. Загорске (так переименовали Сергиев Посад в то время). Смущало, правда, то, что взрыв был в Москве, а занималось этим 4 СПО ПП ОГПУ МО, что расшифровывается как «4-й секретно-политический отдел политического представительства, объединённого государственного политического управления Московской области». На сайте «Хронос» говорится, что 4-е и 5‑е отделение СПО ОГПУ отвечали за работу с творческой и научной интеллигенцией, и там же приведен обобщающий доклад СПО ОГПУ, «Об антисоветской деятельности среди интеллигенции за 1931 год». Из доклада можно понять, какая обстановка была в стране и как она оценивалась органами ОГПУ где, в частности, говорилось:
«1931 год характеризуется, в основном, разгромом контрреволюционных организаций интеллигенции, оформившихся в начале реконструктивного периода … и выявлением нового типа к[онтр]р[еволюционных] формирований интеллигенции, для которых, прежде всего, характерен не только глубоко законспирированный метод антисоветской деятельности, но и сознательная, глубокая зашифровка а[нти]с[оветской] деятельности под маской «идеологической непримиримости», «высокой общественной активности», «безоговорочной преданности партии» [24].
Эти слова секретного доклада означали, что как бы человек ни работал, как бы ни вел себя на работе и в быту, если его относят к интеллигенции, то он под подозрением, а если поступал политический заказ, то судьба его была решена. Но по поводу Флоренского возникают вопросы, он был видным представителем технической интеллигенции, которую власти всё же предпочитали не трогать в виду её необходимости для индустриализации страны, особенно после проведения процесса по «делу Промпартии» в1930 году, который нанес серьезный удар именно по технической интеллигенции.
Но вот какой интересный факт о 4 СПО ПП ОГПУ МО, приведен в статье В.Д. Тополянского «Ранняя профилактика с отдаленными последствиями» [23]. В ней рассказывается о деле «врачей образца 1933 года» и приведена такая информация:
«…в январе 1933 года начальник секретно-политического отдела полномочного представительства ОГПУ по Московской области А.П. Радзивиловский придумал антисоветскую организацию врачей Подмосковья, связанную незримыми узами с "центром" в столице, и выбрал ее предводителя. Несмотря на молодость (ему исполнилось всего 28 лет) и отсутствие какого-либо образования, Радзивиловский почти безошибочно распознавал запах крамолы в любом участке подвластного ему подмосковного околотка» [24].
В предводители Радзивиловский выбрал врача Дмитрия Никитина, который лечил Льва Толстого и Максима Горького, ведь ему нужен был не просто врач, а именно известный, что бы дело «звучало», а потому:
«К 26 января 1933 года Радзивиловский и его помощник Рогожин сочинили справку на его арест, упомянув в ней и социальное происхождение ("из семьи служителя религиозного культа"), и "контрреволюционные, кадетские" политические пристрастия, и работу в МОКИ, "руководящую роль в котором играет реакционная профессура из кадетствующих политических кругов", и участие доктора в некой тайной "организации".
Завершая изображение злостного противника советской власти, бдительные авторы справки отметили: "Помимо организованной политической контрреволюционной деятельности, Никитин всячески тормозит подготовку научных кадров и систематически ведет антисоветскую агитацию". Через два дня, 28 января, доктора взяли под стражу; при обыске у него изъяли "разную переписку и личные фотографии. … По так называемому делу музейных работников, которое отпочковалось позднее от дела врачей, чекисты отправили в тюрьму 13 человек – в основном школьных учителей и сотрудников Дмитровского и Загорского музеев» [24].
Но «разгром» школьных учителей и музейных работников был, несомненно, мелок, требовалось что-то по-настоящему крупное, звучащее, приносящее награды и продвижение. И такое дело было сфабриковано именно 4 СПО ПП ОГПУ МО.
Поражает удивительное совпадение с делом Флоренского: организаторы А.П. Радзивиловский и М.В. Рогожин, тоже время, место и методы.
«Оставшихся восьмерых "вредителей" удалось вывести на чистую воду путем взаимных оговоров, и 13 июля 1933 года "тройка" полномочного представительства ОГПУ по Московской области постановила выслать их на различные сроки в российское захолустье» [24].
Взаимные оговоры – «инновация» ОГПУ, которая позволяла быстренько проводить дела без траты сил на собирание объективных фактов, а подвести арестованного к оговору – было делом тюремной техники. В 1937 году эта «инновация» принесет свои кровавые плоды. Этот метод «взаимных оговоров» был особенно опасен для известных людей, фамилии которых были на слуху. В процессе многочисленных допросов и жесткого давления на подследственного фамилии известных людей неминуемо всплывали. Так случилось и с Флоренским, которого назвал основной свидетель П.В. Гидулянов, так как знал его работы, но лично знаком не был, о чем он сам писал:
«Из названных лиц с проф. Флоренским я никогда не был знаком и видел его в первый раз в жизни во время очной ставки в ОГПУ, почему принужден был ему отрекомендоваться» [25,с 51].
Известное имя, прозвучавшее в ходе оговора, предыдущая, хоть и снятая судимость, давали Радзивиловскому шанс раскрутить громкое дело, и он этот шанс не упустил. В пользу этого говорит такой факт, приведенный в сборнике архивных материалов и статей «Священник Павел Флоренский Предполагаемое государственное устройство в будущем»:
«3 февраля – допрос П.В. Гидулянова (следователи нач. СПО ПП ОГПУ МО Радзивиловский, Шупейко). Признал себя виновным в том, что является организатором и руководителем центра националистической контрреволюционной партии – «Партии возрождения России». Центр образован в 1932-г. Состав центра: Гидулянов, Флоренский, Чаплыгин, Лузин, Остроухов, Связь Лузина с Гитлером. Упоминаются: Ильин И.А., Бойков А.А., Ясинский, Милюков, еп(пископ). Феодор, еп. Кирилл, генералы Марков, Дроздовский, Краснов (лл 188-192)» [25].
Это было первое упоминание фамилии Флоренского в ходе допросов и потому, что в нем участвовал именно Радзивиловский, а до этого он участия в них не принимал, говорит о значении для него именно этого допроса, в котором впервые прозвучали еще фамилии академиков Чаплыгина, Лузина и других известных лиц. А выслуживаться Радзивиловскому, который уже был замечен в разных неблаговидных делах, было надо, так как именно в это время, в феврале 1933 года в ОГПУ МО шла смена руководства, приходил новый начальник – С.Ф. Реденс, о котором можно прочитать на сайте Хронос следующее:
«Реденс Станислав Францевич … один из руководителей органов государственной безопасности, комиссар государственной безопасности 1-го ранга. Сын сапожника; свояк И.В. Сталина, был женат на сестре Н.С. Аллилуевой. … Секретарь польской группы Социал-демократии Польши и Литвы. В 1918 командирован с Украины в Москву. … В 1918 назначен следователем ВЧК, … стал секретарем Президиума ВЧК и лично Ф.Э. Дзержинского. …
С 10.11.1928 полпред ОГПУ по ЗСФСР и пред. Закавказского ГПУ. С 17.5.1931 пред. ГПУ Белоруссии, с 25.7.1931 – Украины. В 1932 получил задание разработать специальный план ликвидации "основных кулацких и петлюровских контрреволюционных гнезд". В ноябре 1932 провел аресты около 2 тысяч руководящих работников колхозов. Один из главных организаторов голода на Украине (1932-33)… После срыва плана хлебозаготовок в янв. 1933 отозван с Украины и 20.2.1933 назначен полпредом ОГПУ по Московской области (с 15.7.1934 нач. Управления НКВД Московской области). …22.11.1938 арестован как участник "польской диверсионно-шпионской группы". 21.1.1940 приговорен к смертной казни. Расстрелян. В 1961 реабилитирован» [26].
Очевидно, что после провала на Украине только что назначенный на новую должность Реденс был кровно заинтересован в громком деле по раскрытию каких-нибудь контрреволюционеров, чтобы реабилитироваться перед Сталиным. Ему и Радзивиловскому нужен был видный представитель интеллигенции, чтобы все выглядело солидно, и именно поэтому в орбиту арестов кроме П.А. Флоренского попали академики Н.Н. Лузин и С.А. Чаплыгин, также названные Гидуляновым, но фигура Флоренского была наиболее яркой и больше отвечала задумке руководства ОГПУ МО, и Чаплыгин с Лузиным были отпущены.
На сайте Хронос приведен и короткий жизненный путь Радзивиловского:
«…(Радзивиловский) Александр Павлович (Израиль Моисеевич, 08.1904–25.1.1940). Старший майор ГБ (1935). Член партии с 1927 г. Родился в Симферополе в семье приказчика. Учился в коммерческом училище, Севастопольской трудовой школе. В ВЧК с 1920-г. … В 1931–1934 г.г. – начальник СПО и одновременно помощник полпреда ОГПУ по Московской области, с 1934-г. – помощник начальника УНКВД и начальник СПО УГБ УНКВД по Московской области. С 1935 г. – заместитель начальника УНКВД по Московской области, … в феврале 1938 г. – начальник УНКВД по Ивановской области, вр. и. д. зам. наркома внутренних дел УССР, с апреля 1938 г. – начальник 3-го отдела 3-го (транспортного) управления НКВД СССР. Арестован 13 сентября 1938 г. Расстрелян по приговору ВКВС СССР 25 января 1940 г. Не реабилитирован» [27].
Таким образом, приходится признать, что не взрыв в ВЭИ был причиной ареста П.А. Флоренского и даже не целенаправленные действия власти, а желание выслужиться ОГПУшных карьеристов. Другой вопрос, почему партийные и государственные органы не вмешались и не отменили это дело, хотя очевидно, что вряд ли кто-то в то время рискнул бы вмешаться в дела свояка И.В. Сталина.
Но как бы то ни было, в ночь с 25 на 26 февраля 1933 года Флоренского арестовали в его институтской квартире в Москве в Лефортово. Перед его арестом по этому делу уже были арестованы 10 человек, которых, как и в первом деле: «удалось вывести на чистую воду путем взаимных оговоров». Из всех арестованных П.А. Флоренский был самой подходящей фигурой: не снявший сана священник, известный философ, ученый и к тому же уже попадавший в лапы ОГПУ, но освобожденный под давлением технической интеллигенции и из-за отсутствия фактов его виновности. Именно поэтому следствию были нужны дополнительные аргументы, а не только липовые доказательства, о которых писал П.В. Гидулянов и на показаниях которого, держалось все следствие: «Платформу партии националистов я же сам состряпал при любезном содействии начальника СПО Радзивиловского, собственноручно записавшего мое «развернутое показание»» [25 с. 55].
Было ясно, что с П.А. Флоренским такой номер не пройдет, слишком эрудированным и интеллектуально мощным он был и следствию нужен был дополнительный материал. Вот здесь и сработала старая объяснительная записка от 1928 года, которая была уже приведена выше, в ней Флоренский во время первого ареста писал: «Осмеливаюсь думать, что мои мысли, если бы было время и силы изложить их письменно, – лет через 20 будут обычными». Ему дали время и возможность писать, а в результате появилась последняя его крупная и очень интересная работа – «Предполагаемое государственное устройство в будущем» [25].