Потребитель

По углам изображённого на полу квадрата Смертушинов разместил четыре замечательных предмета: череп девственницы, убитой на Пасху собственным отцом, ломкий веночек из древних лютиков, сорванных с могилы ведьмы, сморщенное сердце самоубийцы, сваренное в девяти водах и высушенное на девяти огнях, и кусок челюсти зверя-оборотня – дух разрушения всё ещё жил в обломках белых зубов.

В центре квадрата водрузил Павел большой кристалл чёрного хрусталя на ажурной серебряной подставке. Взятый с места гибели Глара, хрусталь хранил частицу подлинной божественной силы. Через сей артефакт мог Червь общаться со своим ушедшим в тёмное инобытие древним отцом, сообщаться с духовной сутью великих инфернальных миров…

До Смертушинова Коля добрался только к полудню. Два раза его чуть не сбили машины. Сытые, самоуверенные люди за рулями не видели никого и ничего. Радостный золотой жирок стекал с тонированных стёкол. Тучный призрак благополучия маячил на сияющих солнечных капотах, загораживая собой от водителей весь мир.

Колин желудок слабенько ныл, напоминая о пустоте. Питаться пустотой желудок Жудова, в принципе, умел уже давно, но всё-таки иногда хотел и более осязаемой пищи – наподобие докторской колбасы или пельменей. «Ничего, – размышлял Коля, уворачиваясь от очередной сверкающей иномарки, – вот научусь у Смертушинова владеть пустотой, и ничего-то мне не надо будет. Пустота даст мне всё…».

Со всех сторон нежно тренькали сотовые телефоны – они были даже у существ низшего порядка: малолетних гопников и дегенератов, пасущихся возле пивных ларьков. Казалось, улицы превратились в какие-то несуразные разноголосые музыкальные шкатулки. А у Коли сотового телефона не было.

Навстречу шли какие-то люди, но Коля не понимал, зачем они нужны и куда идут. В лицах людей мельтешила какая-то нездоровая, низменная иррациональность. Улицы и дома были понятнее. Они жили прямой и честной жизнью, пронзающей время, будто брошенное кем-то копьё. С людьми, казалось, дома и улицы имели мало общего. Текущий по каменному руслу города мировой поток не считался с людьми. Он сминал их жалкие формы и утаскивал прочь. Бетон, кирпич, дерево, сталь, асфальт упрямее держались за свои места. Они были прочнее бегающего мяса. А сила сопротивления мяса была ничтожной. Вся человеческа борьба за место во вселенной изливалась пустыми и жалкими воплями, которые ничего не могли изменить.

«Вот она, великая гармония, – умильно думал Жудов. – Идёшь себе по улице, никого не трогаешь, и вдруг – нож тебе под ребро. И всё по справедливости, всё по совести. Так и должно быть. Великий закон вселенского равноправия: каждый имеет право убить или быть убитым. И как это раньше я не понимал…» От осознания простоты мировой гармонии Коля растрогался и заплакал.

– Братуха, дай десять рублей! Позарез надо! —Заплывшая серо-синяя морда перегородила тротуар.

Коля вытащил из кармана огрызок карандаша и неспеша воткнул морде в налитый кровью выпученный глаз. Морда с матерным воем убежала в ближайшую подворотню.

– Всё правильно и справедливо. Так и должно быть, – произнёс вслух Жудов, облизывая карандаш.