По эту сторону фронта

– И в каком месте ты инвалид?

Битый почтальон, задрав штанину, постучал себя по деревянной, ниже колена, ноге:

– Уже двадцать лет прошло, как я лишился ступни из-за травмы на скачках. Когда меня первый раз русские солдаты отвели к господину коменданту, он тоже моим словам не поверил и даже отвозил в советский госпиталь для проверки. Там врачи подтвердили, что ногу у меня отняли много лет назад и Гитлером (Гитлер капут) я быть не могу.

Марат, слушая монолог несостоявшегося фюрера, начал ржать. Серега тоже принялся кусать губы, а я сочувственно спросил:

– Слушай, дядя, а почему ты усы не сбреешь? Ведь из моды они, я так думаю, навсегда вышли. Да и зубов просто не хватит такую гадость на лице носить!

Штеер трагически вздохнул и ответил:

– Господин комендант, после первого раза, тоже дал совет сбрить усы, но тогда будет видна моя заячья губа… Вот, сами посмотрите…

Тут уже и я не выдержал. Закатился так, что, упав на капот джипа, начал дрыгать ногами. Солдаты сначала непонимающе смотрели на ржущих командиров, но Марат в двух словах объяснил им диспозицию. Тут уж ржать начали все, кроме Пузырькова. Не веря в такой ужасный облом, старшина помертвел физиономией, а потом непримиримо произнес:

– Я его все равно в особый отдел доставлю! Может, этот фашист все врет…

Вытирая слезы, я кивнул неудачливому ловцу:

– Ты его лучше сразу домой забирай – народу показывать будешь и перед девками хвастаться! А что, почти вылитый Гитлер, в натуральную величину!

Пузырьков обиженно насупился, но в этот момент в диалог вступил Серега. Приняв грозный вид, он встал перед почтальоном и выдал:

– Как полковник Красной армии я вам приказываю: после посещения коменданта обрить голову налысо и отрастить усы, как… как у этого сержанта, – в этом месте командир ткнул пальцем в бойца, обладающего шикарными буденновскими усами. – Приказ понятен?

– Цум бефель, герр оберст!

Почтальон так резво встал по стойке смирно, что чуть не упал, а Гусев, надув щеки, чтобы опять не заржать, скомандовал нам:

– Поехали!

Но прежде чем машина тронулась, он опять вдруг выскочил из «виллиса» и, подойдя к чуть не плачущему Пузырькову, который продолжал цепко держать Штеера за плечо, сказал:

– Старшина, вы все сделали правильно. От лица командования объявляю вам благодарность! – И, пожав растерянному бойцу руку пояснил, уже обращаясь ко всем: – К концу войны фашистские бонзы попытаются скрыться от справедливого возмездия! И у вас у всех, если вы проявите достаточную бдительность, есть шанс задержать кого-нибудь из этих убийц. Они могут скрываться под разными личинами, выдавать себя за разных людей, и только от вашего внимания будет зависеть, сядут ли эти палачи на скамью подсудимых или смогут избежать заслуженной кары. А вам, старшина, приказываю доставить задержанного в комендатуру или особый отдел вашей части для выяснения личности!

Спасенный от насмешек Пузырьков, вытянувшись, ответил:

– Есть! – И, гордо оглядев остальных бойцов, потащил почтальона в сторону фольварков.

А Гусев, плюхнувшись в машину, махнул рукой – дескать, вперед.

Джип проехал уже метров триста, когда я смог прийти в себя. Ткнув впереди сидящего полковника кулаком и перекрикивая обгоняемую колонну грузовиков, прокричал:

– Ну ты мастак речи говорить. И где только научился? Видно, не зря с политруками трешься!

Серега на подначку не повелся, просто подмигнул и опять уставился на дорогу, не желая надрывать горло, а я, откинувшись на спинку, подумал, что таких вот случаев с поимкой «Гитлера» будет масса. В Германии подобная стрижка и усики очень популярны. Во всяком случае – пока. Бойцы же в основной массе о фюрере судят по плакатам и карикатурам. Так что не завидую я тем гражданским немцам, которые протянут со сменой имиджа – тут ведь не просто зубов можно лишиться, но и самой жизни. Нарвется фриц подходящей внешности на обозленного бойца, тот на любой приказ плюнет, лишь бы своей рукой эту змею шлепнуть…

Глава 2

А потом мы, словно три мушкетера, шеренгой ходили по городу, знакомясь с местными достопримечательностями. Хотя, как выяснилось в процессе осмотра, архитектура и памятники давно помершим монархам меня не очень увлекают. Скажу больше – совсем не увлекают. Все эти дома красного кирпича с узенькими улочками и крохотными площадями я уже видел. И разрушенные, и нетронутые войной. Гражданских девушек, которых тоже можно с интересом разглядывать, на улицах было очень мало.

Город был взят сравнительно недавно – фрицы еще простыни из окон убрать не успели, не говоря уж о том, чтобы заниматься прогулками. В основном встречались только наши солдаты да беженцы, толкающие перед собой детские коляски, набитые барахлом. Среди гражданских, конечно, попадались молодые и возможно даже симпатичные особы, но одно дело – смотреть вслед барышне, красиво одетой и весело цокающей каблучками по брусчатке, и совсем другое – видеть лица потерявших кров людей. Смотреть им вслед никакого желания не возникало. Даже вспоминая наших беженцев, я, глядя на серую колонну, не испытывал злорадства. Хотя и особого сострадания не испытывал тоже. Как говорится – за что боролись, на то и напоролись…

Гораздо большее сожаление у меня вызывали закрытые гаштеты. Ведь из-за желания попить пива я в основном и затеял всю эту поездку. Теперь же мы бродили от одной неработающей точки местного общепита к другой, расстраиваясь все сильнее и сильнее.

Один только раз слегка поднял себе настроение, когда на маленькой площади увидел статую рыцаря. Идентифицирующих подписей под этим истуканом не было, а морда была закрыта забралом. Обойдя вокруг каменной фигуры, я предложил Марату нацарапать на постаменте его имя, убеждая Шарафутдинова, что лица все равно не видно, а заиметь себе прижизненный памятник – это круто! Но напарник от такой славы с негодованием отказался, предложив взамен оставить мой барельеф на стене кирхи. Причем барельеф будет даже частично живым, так как он не садист, убивать до конца своего друга. Тут уж отказался я, и, попинав закрытую дверь очередной пивнушки, мы пошли дальше.

А потом Гусев, разглядывая крылато-зубастую горгулью, установленную на замкообразном здании, упомянул о всепроникающем немецком мистицизме, и я впал в раздраженное состояние. Да и было с чего! Фрицы ударяются в мистику и носятся со своим Аненербе, как дурни с писаной торбой. Советское командование, убоявшись возможных свершений гитлеровцев на этом поприще, переориентирует нашу спецгруппу, ставя ей новые задачи. Мы их и выполняем, вот только толку от всего этого…

Ведь единственный раз, в Бальге – замке, расположенном километрах в шестидесяти отсюда – получилось реальное дело! Правда, десантного полка, как было обещано ранее, нам в усиление конечно же не дали – за ненадобностью. Не дали и батальона. Но я на это даже не рассчитывал, так как после получения последних разведданных масштабы операции вовсе не предусматривали применения крупных сил. Выяснилось, что там не было ни военнопленных, ни крупных эсэсовских частей, которыми нас пугали на начальном этапе планирования. Данные оказались верны: приданной полуроты вполне хватило, чтобы разведчики совместно с «крылатой пехотой» взяли семерых «научников», две машины документации и странный прибор с огромной антенной. Как выяснилось, по задумке, эта штука должна влиять на погоду. Не в том смысле, что вызывать легкий летний дождь, а в том, что при ее помощи можно было сгенерировать полноценный ураган. Правда, только в теории. На практике у фрицев постоянно что-то не вырисовывалось. Только все равно это было хоть что-то!

Кстати, за Бальгу вся группа награды получила, а я, на сладкое, еще и внеочередное звание – полковник НКВД. Поэтому хоть и привык ходить в общевойсковых капитанских погонах, пришлось отдать их Марату, а самому в соответствии с традицией, идущей еще с сорок первого года, стать майором.

Но после Бальги ничего толкового у нас не получалось. Более того – пошли потери, чего не случалось уже достаточно давно. При взятии объекта «Кирхбург» были ранены Козырев и Тельцов, причем Тельцов – тяжело. А под Пиллау чуть не покрошили всю группу. Во всяком случае, ранены были все…

Сам я в том бою заработал легкую контузию и частичное скальпирование гранатным осколком, а Пучков схлопотал пулю в ляжку. У остальных в основном осколочные, и ребята, отказавшись от госпиталя, обошлись медсанбатом.

И ведь главное, какой итог этих операций? В Кирхбурге всей добычи и было, что трое малохольных «профессоров» да здоровенный меч, над которым они тряслись так, что даже сбежать не успели, пока десантура воевала с охраной. Все лопотали – «клинок Зигфрида, клинок Зигфрида»… И толку нам с этой сабли? Если только как музейную ценность в Эрмитаж сдать? А Ванька за этот «клинок» осколок в голову получил. Думал, не доживет до эвакуации пацан… Но Тельцов выкарабкался, и его, слегка откачав, отправили в подмосковный госпиталь.

Зато при взятии точки под Пиллау разведгруппа и взвод десантников натолкнулись на сильное сопротивление. А главное – откуда «вирбель»[7 - ЗСУ на базе PzKfw IV. В качестве вооружения имела четыре спаренные зенитные пушки Flak?38.] выполз, я так и не понял. ЗСУ[8 - Зенитная самоходная установка.] делов тогда наворотила от души. Ее счетверенная двадцатимиллиметровка пробивала толстые кирпичные стены влегкую, и мы потеряли восьмерых, прежде чем смогли поджечь эту гадюку.

Из гранатомета не получалось по ней отработать – уж очень удачное место фрицы выбрали для своей позиции. И выбить экипаж зенитки автоматно-пулеметным огнем тоже не вышло, потому что обычно открытая башня была прикрыта бронелистом. Самоделкины гребаные! Для стрельбы по воздушным целям после тюнинга эта хреновина уже не годилась, зато против пехоты показала себя не хуже нашего «КПВ». Вот тут нас всех и чуть не накрыло…

Зенитка долбила как сумасшедшая, и осколки даже не снарядов – кирпичей – выбивали ребят одного за другим. Моих пока Бог берег, но десантников становилось все меньше и меньше. Оно и понятно – в начале, когда все только заваривалось, разведчики охраняли захваченных «языков», согнав их в более-менее нормальное укрытие, а десантура вела прямой бой. Но в конце концов, после очередной немецкой атаки и нам пришлось браться за автоматы. Только пока «вирбельвинд» не заткнули, все равно приходилось очень тяжко…

Хотя и потом не очень-то легко пришлось. У противников еще были два орудия 37 мм и легкая «двойка»[9 - Легкий немецкий танк PzKfw II], не решавшаяся, правда, подходить близко. Но самым плохим было то, что немчуры откуда-то набегало все больше и больше, а патроны уже заканчивались. Так что нас бы все равно смяли, если бы не авиация да подошедшие через сорок минут после уничтожения «вирбельвинда» передовые части дивизии Лизюкова.

Лизюковцы, как позже выяснилось, наткнулись на грамотно спланированную танковую засаду и проваландались сверх означенного времени почти три часа. Я тогда всю рацию у десантников изнасиловал, интересуясь, когда подойдут наши, но мне отвечали:

– Ждите, ведем бой. Скоро будем у вас.

И так раз за разом. В конце концов у меня почти случайно получилось связаться непосредственно с Гусевым, и пользуясь моментом, пока слышимость была более-менее нормальная, я, прижимая трубку к уху, завопил:

– Гамаюн, здесь Колдун! Нас плотно зажали, несем потери. Немцы силами до роты непрерывно атакуют. С ними два орудия и легкий танк. Фрицы постоянно подтягивают резервы. «Четвертый» ведет бой в пяти километрах от нас. Короче – приплыли!

Обычно я редко паникую, но тут было можно, поэтому моментально перевозбудившийся Серега заорал в ответ:

– Колдун, держитесь! Через пятнадцать минут к вам прибудут «горбатые»![10 - Жаргонное прозвище штурмовика ИЛ?2.] Обозначьте себя ракетами красного цвета!

На это предложение я даже икнул от неожиданности. Ну Гусев, ну ухарь – удружил, гадский папа!

Нет, со штурмовиками мы еще в том году плотно контачили. Ребята там знающие и опытные. Но ведь далеко не все! Тогда нас поддерживала элита, набранная чуть не со всего фронта, а что будет сейчас? Видел я, как фронтовая авиация обычно работает. Да они тут все раскатают, не особо разбираясь, кто где, тем более от замка до немцев и ста метров не будет. Разумеется, накроют не специально, но у меня уже рефлекс: видишь штурмовик – лучше спрячься в щель поглубже, а то они парни широкой души, и стометровый промах у них за промах не считается.

Поэтому, придя в себя, ответил:

– Гамаюн, отставить «горбатых»! Как понял?! Отставить! Говорю по буквам – Нина, Антон, Харитон, Ульяна, Йошкар-Ола!

– Колдун, прекратить панику. Работать будет «Сапсан».