Основная миссия

– Чего это вы тут шепчетесь?

– Да вот, Шах интересуется куда бы мой бюст, – я изобразил руками арбузные груди, – присобачить? Лично я думаю – пусть возле нынешнего дома ставят. Во всяком случае, если увижу, что мой благородный профиль слишком сильно засижен голубями, всегда смогу протереть!

Но Колычев, который услышал мою реплику, обломил:

– Никаких голубей. Он будет стоять в УСИ. Нам лишняя популярность не нужна, а там ты его всегда сможешь начистить до блеска. Я даже специальную бархотку для такого дела выделю!

Шмыгнув носом, с деланной обидой я ответил:

– Вот всегда так! Как другим, так памятник на родине, а как мне, так бархотку. И вообще – если я в УСИ буду стоять, то там меня дневальный каждый день полировать будет! Лично за этим прослежу!

Серега хохотнул:

– Ага, и так до тех пор, пока у тебя морда, как на старых монетах, не сотрется вконец!

– Это в тебе зависть говорит – у тебя только одна Звезда, а у меня уже две! И вообще, товарищ генерал-полковник, я хотел бы очередной раз обратить ваше внимание на недостойное поведение товарища генерал-майора! – Колычев вопросительно приподнял бровь, а я, обличающе выставив палец в сторону подхихикивающего Гусева, доложил: – Когда мы уходили на последнее задание, командир особой группы Ставки собрал у нас документы, награды и личные вещи. А когда вернулись, то сказал, что ничего не брал и вообще нас первый раз в жизни видит! Ладно бы он один раз такое сотворил, но подобное практически постоянно происходит! И если документы с орденами Гусев со скрипом еще возвращает, то личные вещи – никогда! Согласитесь, это ведь не дело?

От такого поворота рассмеялся даже обычно невозмутимый Марат, а Иван Петрович, вздохнув, проговорил:

– Ну Лисов! Вот как ляпнет – хоть стой, хоть падай! Хотя, честно говоря, я твои перлы в блокнотик записываю. Вот выйду на пенсию – издам книгу анекдотов. Только ты за языком все-таки следи.

– А что такое?

– Что такое? – Тут Колычев закипел с полоборота и приказал: – А ну, за мной! – И направился в сторону небольшой трибуны, стоящей в отдалении. Дойдя до нее, он продолжил свой наезд: – Да у меня рапортами на тебя уже шесть папок заполнено! Такое впечатление, что интуиция тебе не только полностью заменила мозг, но и начала давать сильные сбои! Ты хоть иногда думай, когда, что и кому говорить! И вообще – хочу задать тебе вопрос: для тебя в этой жизни хоть что-нибудь святое осталось?

– Иван Петрович, да что случилось? Что я опять такое страшное сказал? А главное – кому?

– Не «Иван Петрович», а товарищ генерал-полковник!

– Виноват!

Вытянувшись по стойке смирно, я задрал подбородок и решил молчать, пока командир не выговорится. А Колычев, неожиданно успокоившись, как-то грустно сказал:

– Я понимаю, почему ты такой циник, но неужели ты не понял до сих пор, как люди относятся к Владимиру Ильичу Ленину?

М?да, вопросец… Но вот к мумифицированному жителю мавзолея народ действительно относится с огромным пиететом. Я, когда с этим столкнулся, очень удивился, что «старика Крупского»[2 - Старик Крупский (анекд.) – В. И. Ленин.] боготворят не меньше, а может даже и больше, чем самого Сталина. Для меня он – ну мумия мумией, а вот для подавляющего большинства других… И если даже про Виссарионыча ходили, пусть и рассказывающиеся с большой оглядкой, анекдоты, то про Ленина их не было. Наверное… Во всяком случае – я пока не слышал ни одного. И как-то за три года пребывания здесь вообще счастливо избегал этой темы, никак не затрагивая язвительными словами личность основоположника.

Только сейчас я, кажется, начинаю понимать гнев начальства. Вот надо же было такому случиться, что буквально на днях рассказал Гусеву творчески переработанную лубочную байку из жизни сушеного вождя. Я ее еще в начальных классах читал, но в дополненном виде она мне понравилась гораздо больше… Да еще и вышло так удачно – Серега как раз вспоминал о сравнительно недавнем визите начпо 23?й армии Голованова, который Ленина видел живьем и до сих пор, по прошествии стольких лет, страшно гордился самим фактом этой встречи. И не просто гордился, а при каждом удобном случае не упускал возможности оповестить окружающих об этом эпизоде своей биографии. Даже мне, помнится, удалось послушать из уст начальника политотдела песнь о «самом человечном человеке». Тогда я сдержался, а когда Серега напомнил о Голованове, эта байка выскочила из меня сама собой: мол, сидя в Петропавловской крепости, незабвенный Ильич из хлебного мякиша сделал чернильницу, из молока чернила, а из соседа по камере – Надежду Константиновну Крупскую…

Гусев от такого пассажа на несколько секунд остолбенел, а потом начал вопить, словно заводской гудок. Но так как ругаться приходилось шепотом, то, видимо, оральное воздействие посчитал недостаточным и при первом же удобном случае стуканул Колычеву. Поэтому теперь, отвечая на вопрос Ивана Петровича, я возмущенно сказал:

– Как относятся – знаю. Не надо держать меня за идиота. И свои слова я тщательно фильтрую. Во всяком случае – гарантию даю, что в доносах на меня нет ни одного реального факта, а интонации к делу не пришьешь! Но даже если и высказывал какие-то мысли, показавшиеся доносчикам крамольными, то опять-таки эти мысли ни в коем случае не шли вразрез с новой политикой партии. При других раскладах я бы узнал о ваших папках не сейчас, а гораздо раньше. А с Гусевым я еще поговорю! Мало – сам голосил как припадочный, так еще заложил лучшего друга и глазом не моргнул! У, кровавая гэбня, пицотмильонов лично замученных…

Последние слова я пробурчал совсем уже под нос, но нарком услышал:

– Чего? Какие пятьсот миллионов? Ты о чем?

– Да так, присказка будущих демократов… А вообще, Иван Петрович, я ведь все понимаю и палку стараюсь никогда не перегибать. Понимаю даже, почему Серега вам передал мои слова. Мне ведь в ближайшем будущем придется плотно контактировать с Тверитиным и его командой. А так как все что связано с идеологией по умолчанию – сильно мутное дело, то Гусев за меня испугался и решил с вашей помощью сделать необходимую накачку. Чтобы я не особо зарывался. Поэтому сейчас официально хочу сказать: товарищ генерал-полковник, никаких «левых» мыслей пропагандисты и вообще посторонние люди от меня не услышат. И я сделаю все, чтобы в ваши папки не попали дополнительные стукаческие бумаги!

Видимо, я был прав в своих предположениях, так как взгляд у Колычева изменился, и он уже не грозно, а насмешливо проговорил:

– Зарекалась лиса кур воровать… Но ты, действительно, будь крайне осторожен. Мало ли что и как повернется. Поэтому постарайся, чтобы при работе с новыми людьми к тебе не было никаких нареканий.

– Постараюсь, товарищ генерал-полковник!

– Ладно, ладно, хватит тянуться, – нарком улыбнулся и кивнул в сторону машин, – ну как тебе «ценные подарки»?

– Отличные машины! Только я свою до ума еще доводить буду.

– Ну это понятно. Хотя… а что именно сделать хочешь?

Я глянул на серенький автомобиль и твердо сказал:

– Внутрь еще не лазил, поэтому сказать тяжело, но вот относительно внешнего вида… В первую очередь – покрашу в яркий цвет. Скорее всего, в красный. А то у нас все машины черного, белого и зеленого цвета. Или как вот эта – блеклого. Скучно… А потом, может быть, даже крышу спилю и получится кабриолет! Это будет круто – ярко-красный кабриолет!

Иван Петрович удивился:

– А не слишком ли? В смысле – не слишком ярко для машины?

– Так в этом вся фишка! Да и по яркости, честно говоря, глаз стосковался. В армии все или зеленое или пятнистое. На гражданке почти так же. Начиная одеждой и заканчивая техникой. А тут – войне конец, все радуются, и моя бибика как дополнение салюта! Просто камуфляж и темные тона вот тут уже сидят, – я провел рукой по горлу, – и, думаю, что не только у меня. На улице же единственное яркое пятно – это трамвай. Вот и хочу внести новую струю.

– Хм, возможно, ты и прав…

Колычев задумался, а я, глядя на него, прикинул, что, вполне может быть, мои слова теперь будут обсуждать на самом верху, и, возможно, недолго моя яркая машина будет оставаться редким зрелищем на улицах Москвы. Если, конечно, не начнут экономить на красках… Ну да там видно будет, а сейчас, кивнув в сторону шеренги автомобилей, я подмигнул собеседнику:

– Что, Иван Петрович, может прокатимся? По Москве да с ветерком?

Тот в ответ покачал головой:

– Нет, это без меня. Дел много, так что как-нибудь потом покатаешь. Мы с Гусевым сейчас уезжаем, а вы – развлекайтесь. Но учти – ты у меня должен быть к шестнадцати ноль-ноль.

– Есть к шестнадцати ноль-ноль!

Я козырнул и пошел к ребятам, а минут через десять мы, разместившись в двух машинах, уже летели в сторону Красной площади. Ну летели – это сильно сказано, но до сотни свой пепелац я разогнал влегкую. Правда, Гек, сидевший за рулем второй тачки, начал отставать, поэтому я сбросил скорость до семидесяти и принялся просто глазеть по сторонам, краем уха слушая болтовню Марата с Жаном и вспоминая те события, что произошли с нами за последние дни. А этих событий хватало…

* * *

Началось с того, что, когда мы прилетели в столицу, неожиданно встал вопрос о размещении. То есть в гостинице нам забронировали номера, только эту самую гостиницу мы с Геком отвергли в два голоса. Он зазывал к себе в гости, а я к себе. В конце концов мы разделились, и к Лехе поехали Искалиев с Козыревым, а ко мне Шарафутдинов с Гусевым. Пучкову было проще – у него были весьма хозяйственные сестры, а вот у меня… Из всех спальных мест у меня была казенная кровать и не менее казенный диван, на котором мог поместиться только невысокий Марат. Когда Серега понял, что спать ему, скорее всего, придется на полу, он начал стонать и ругаться. Но управдомша, у которой я хранил ключи, во-первых, растаяла от встречи со мной, а во-вторых, увидев настоящего генерал-майора, который пыхтел от возмущения из?за бытовых неурядиц, развила бурную деятельность. В общем, уже через пять минут нам была предоставлена никелированная кровать с шариками и комплекты постельного белья. Я расцеловал тетю Надю, а про себя подумал, что как ни крути, но мебелью, наверное, пора обзаводиться, а то и друзей разместить негде будет. Не побираться же постоянно? Да и с бельишком тоже что-то решать надо…

Тут мои мысли были прерваны громкими криками, и не успел я толком обернуться, как на меня налетел Игорь Селиванов. Он как раз на обед домой пришел, а тут глядит – дверь к соседу открыта и там какая-то сутолока. А среди толпящихся военных стоит Лисов собственной персоной! В общем, пока мужики таскали по комнатам кровать, Игореха, который уже избавился от костыля и завел себе протез вкупе со стильной тросточкой, вываливал на меня последние новости, главной из которых было то, что он женился! Потом он представил нам вышедшую на гам жену – высокую симпатичную девчонку, которая смущенно пожала всем руки и тут же пригласила пообедать с ними. Но у нас были свои планы, поэтому, договорившись встретиться вечером, мы на время распрощались. Только перед самым уходом Селиванов поймал меня возле двери и тихо сказал:

– Илья, ты там в прошлый раз у меня деньги забыл. Я понимаю, зачем ты это сделал. И хочу сказать спасибо – они меня тогда здорово выручили. Но теперь я совсем не студент, зарабатываю нормально, так что не вздумай отказываться взять деньги обратно!

– Не вопрос! – Я хлопнул Игореху по плечу и, подмигнув, продолжил: – Ты теперь инженер, да и вообще – неплохо устроился. Поэтому отказываться не буду. Но учти, с меня еще подарок на свадьбу! Его-то примешь?

Селиванов рассмеялся.

– Приму!