Попытка возврата: Попытка возврата. Всё зависит от нас. По эту сторону фронта. Основная миссия

C опушки было видно, что за перекрестком селение, в котором догорали дома.

Пока Сухов рассматривал открывшуюся картину в оптику, я подошел к нему и, кивнув в сторону деревни, спросил:

– Тут отряд стоял?

– Нет, дальше, километров пять. Но и там дымится все. А стрельбы не слышно. Неужели всех положили? Не может быть….

Он оторвался от бинокля и растерянно посмотрел на меня.

– То ли еще будет. Война – сам понимаешь. Вас бы так же накрыли, не попадись вам один шустрый «студент».

Утешать его я не собирался. Да и как утешать, не знал. А вот лишний раз напомнить, кому они жизнью обязаны, мне было не в падлу. Может, и не сразу сдаст, когда до своих доберемся. Сухов напоминание воспринял спокойно, только щекой дернул и сказал:

– Ты мне скажи, если ТАМ у нас все такие умные, почему так получилось? Ведь ты все заранее знал. Доложить не успел? Но ведь не один же ты такой?!

А может, прямо сейчас ему намекнуть о себе? Момент подходящий. Бойцы из-за кустов осматривают немецкую колонну, Юрчик пошел посмотреть раненых, и возле нас никого не было. Взвесив все за и против, решил не раскрываться. Успеется еще.

– Не один. Только вот агентурным не верят. Почему, я и не знаю. Захочешь, сам потом спросишь, если жив останешься и если тебе отвечать станут. А я обычный разведчик. Не полковой, конечно, но обычный. Языка там достать, ближние тылы пощупать. Ты просто прими это к сведению, и все. Просьба вот только одна есть. Если у тебя какая непонятка будет – ко мне обращайся. Прежде чем немцев шашками рубить, консультацию наведи. Дурного не посоветую. Подготовка у меня – сам видел. И это только цветочки.

– Да? И что можешь, помимо стрельбы?

Командир явно заинтересовался моими способностями. Дивизионный разведчик или из разведки округа, это можно будет позже разобраться, а сейчас его интересовали мои боевые возможности. Так что сейчас буду погранца удивлять. Набрав воздуха побольше, начал:

– Полная диверсионная подготовка. Минно-взрывное дело. Прыжки с парашютом. Могу водить все, что ездит, без разницы, колесное или гусеничное. Артиллеристская подготовка. Рукопашный бой. Владею холодным оружием. Стрелковое – от пистолета до пулемета полностью. Снятие часовых. Если в группе – захват стратегических объектов. Уничтожение мостов и железнодорожных путей. Водолазная подготовка – но немного.

По мере этого монолога глаза Сухова расширялись все больше, и, когда я замолк, он выдохнул:

– Врешь!

– В деле проверишь. – Пожав плечами, я отвернулся, бросив: – Ты только о нашем разговоре не трепи. Сам будешь знать, и достаточно.

Андрей кивнул. Потом, подойдя к остальным, дал команду к выдвижению. Видно было, что он пытается переварить новые сведения, но периодически зависает, встряхивая головой и давя косяка в мою сторону. Ну, задал ему задачку – пусть думает. Во всяком случае, теперь можно аргументированно подсказки давать и ситуации прогнозировать. Все-таки человек из разведки по всякому знает больше, чем командир заставы.

Тем временем все уже собрались и были готовы. Пошли тем же порядком – впереди дозор, за ними остальные. Шли, не выходя на открытое место, где нас вполне могли заметить, направляясь в сторону расположения артиллеристского полка. Он, как я узнал, стоял километрах в десяти восточнее. Пока шагали по лесу, обратил внимание на большое количество немецких самолетов, которые пролетали с периодичностью рейсовых автобусов. Наших самолетов не было видно вообще. Тут, видно, учебники не врали. Первый удар был по аэродромам и нормальной авиации, Поэтому с немцами на равных мы не будем еще года полтора. Мраки. Вот где сейчас фрицы будут резвиться. Колонны еще на марше уничтожать с воздуха. И народу поляжет немеряно, даже не успев и выстрелить по врагу ни разу.

* * *

До полка мы не дошли. Прошмыгнув пару раз через небольшие поля, опять вошли в лесок, что был недалеко от артиллеристов. Почти сразу нас недружелюбно окликнули:

– Стой, кто идет!

И послышался лязг нескольких взводимых затворов. Мы сразу залегли и ответили:

– Свои.

Оттуда матом выразились, типа, что свои дома сидят, только чужие шляются. Потом затребовали старшего. Я жестом показал Сухову, что пойду с ним. Он согласно кивнул, и мы вдвоем двинули к сросшемуся дереву, откуда на нас смотрел ствол пулемета.

Подойдя к матерщинникам, увидел человек десять бойцов и двух раненых, лежащих под елкой. Командовал ими сержант с обмотанной бинтом головой. Уши ему, видно, взрывом повредило. Под бинтами, справа и слева, были огромные куски ваты, и сержант был похож на раздраженного Чебурашку. Он хмуро оглядел нас, но потом лицо разгладилось и «Чебурашка», улыбаясь, завопил:

– Товарищ командир! Я вас знаю – вы к нам в клуб приезжали!

Старлей недовольно дернул головой и спросил:

– Чего ты так орешь?

– Я вас не слышу почти! Меня гранатой оглушило! Говорите громче! Сержант попытался рассказать, что произошло, но его утихомирили и дали слово менее громогласному. Парень, видимо, из вологодских, напирая на «о», начал рассказывать, что к ним в полк рано утром, еще до подъема, приехали четыре машины с бойцами. В самом полку многие были в увольнении, командир тоже уехал в город. Приехавшие же, показав документы начальнику штаба, который от вида бумаг сразу подобрался и вытянулся во фрунт, как-то быстро рассосались по всему расположению полка. Этот парень из Вологды был в наряде, поэтому все видел. А потом они начали стрелять. Свои расстреливали своих. Началась паника. Приехавшие, как в тире, расстреливали полуголых людей, выбегающих из палаток. Кто успел спастись – все здесь.

Сухов повернулся ко мне:

– Что скажешь?

– А что говорить? Немецкие диверсанты. Батальон «Бранденбург-800». Все в совершенстве знают русский, многие жили у нас в Поволжье или Прибалтике. Поэтому хорошо знают наши порядки и общий уклад. Специализируются именно по захватам объектов, наведению паники и уничтожению командного состава. У всех липовые документы, но очень качественные. Соответственно все в нашей форме и с нашим оружием. Ну и подготовка у них отличная.

В этот раз Андрей даже не стал спрашивать, откуда я это знаю. Видно, решил, что диверсант моего уровня должен знать о противнике все. Ну и правильно. Потом мы узнали, что немцы, захватив полк, вовсю хозяйничают на его территории. Те, что были в нашей форме, уже уехали, а им на смену пришли другие. Они выкатывают орудия, осматривая их, и, судя по всему, готовятся использовать. Еще на территории полка был большой склад артвооружения. Фрицы по-хозяйски поставили там часовых и вовсю шуруют внутри. М-да… Если бы это была компьютерная игра, я бы уже прекратил играть. Столько потерять в самом начале. Да если б наши просто взрывали вверенное им имущество, даже не ожидая подхода противника, и то выгодней бы выходило. Ведь масса снаряжения, боеприпасов, техники доставалась немцам совершенно не тронутой. Сколько танков было брошено только потому, что горючего не было. А армейские склады?! Забитые боеприпасами и оружием, они были возле границы и охранялись максимум караульными ротами. Все это фрицы получили сразу – как бонус за внезапность. Именно внезапность. По логике, немцы должны были учесть крайне неприятный итог войны на два фронта. Ведь опыт Первой мировой у них был плачевный. Никто не рассчитывал на то, что они опять повторят ту же ошибку. Хотя эта ошибка поначалу вон какие дивиденды принесла.

У меня мысли опять перескочили на деньги. Как-то по ассоциации с дивидендами. И резко разобрала злость. Вот блин, рэкетиры беспредельные! Целый артполк со складом отмели себе и жируют! А вот хрен вам в спину! Парень этот, бывший дневальный, говорил, что склад забит боеприпасами. Вот и устрою сегодня детский крик на лужайке. Пока Сухов, позвав остальных погранцов, говорил с бойцами, я, забрав у него бинокль, пробрался на опушку и разглядывал расположение полка, прикидывая свои действия. Так, глухого забора нет. Полк, похоже, недавно здесь стоял. Личный состав жил в палатках. Вот этот домик, судя по всему, бывший штаб. Грибки часовых вижу. О! Там уже гансы службу тащат, как будто всю жизнь здесь стояли. Вон орудия… Ага, вижу штабеля ящиков под навесами, закрытыми масксетью. Это, похоже, и есть склад. За то время, что я смотрел, несколько раз к штабу подъезжали мотоциклисты. Немцы резво проскакивали в дом и через пару минут выбегали обратно. Курьеры, наверное. Связь, видно, еще не протянули, вот и мотаются туда-сюда, развозя ЦУ. А от склада отъехали две машины, груженные ящиками. Моими ящиками! Этот полк я уже рассматривал как собственность, и каждый вывезенный снаряд уменьшал эффектность задуманного. Ну, вроде все посмотрел. Придя назад, поинтересовался у артиллеристов, правильно ли определился. Оказалось, что да. Все верно. А неопознанная мною большая палатка оказалась столовой. Потом, подойдя к старшему лейтенанту, поделился планами на ночь. Сухов сначала опешил от такого предложения, но потом, поскребя пробивающуюся на подбородке щетину, дал согласие.

– Заодно и в деле проверишь, командир!

Я подмигнул ему и начал инструктировать Иванова, которого с парой бойцов затребовал себе в помощь. Этого сержанта выбрал потому, что его Андрей оставлял прикрывать наш отход. И еще отследил, как командир заставы к нему относится. Как к парню толковому и соображающему. Мне именно такой и нужен. Озадачив Иванова, я опять забрал бинокль и уже вместе с Суховым пошел наблюдать дальше. Немцы расположились обстоятельно, будто всю жизнь здесь стоять собираются. Вовсю дымилась полевая кухня, а четверо гансов, вы не поверите, соорудив вместо поломанного шлагбаум на входе, уже заканчивали его красить! Вот это орднунг! Я даже головой помотал. Вроде мелочь. Но ведь и для такого дела нужны инструменты, краски, кисточки. Люди опять-таки. И это в первый день войны! Наши бы стали в такой ситуации ставить этот чертов шлагбаум? Да на хрена он нужен! А если б и поставили какую-нибудь лесину, то уж красить точно не стали. Действительно – другое мышление, другая культура. Плохо только, что вся эта культура против нас направлена.

От этих мыслей отвлек вопрос Андрея:

– Так ты говорил, что можешь события прогнозировать? Интересно бы послушать.

Он как-то насмешливо и в то же время с затаенной надеждой смотрел на меня, ожидая ответа.

– Тебе мои предположения не понравятся. Да и никому бы не понравились.

Я оторвался от бинокля и, сев по-турецки, закурил. Выпустив колечко дыма, вздохнул и продолжил:

– Точно, конечно, сказать еще тяжело, но я так думаю, что весь Запад мы потеряем. Такими темпами Киев уже месяца через два возьмут. А к зиме, если наши действительно за ум не возьмутся, немец под Москвой будет.

Пока я говорил, у Сухова белели глаза и раздувались ноздри. Потом он, наклонившись ко мне, прошипел:

– Да ты – провокатор! Немецкая шавка, падла!

– Ну и к чему эти слюни?

Я как сидел, так и продолжал сидеть, только прищурил глаза от попадавшего в них дыма.

– Сейчас эта шавка пойдет и поднимет на воздух склад боеприпасов. И фрицев положит, сколько сможет. И вернется, чтобы дальше их класть по мере сил. И людей при этом терять не будет впустую. Вопрос только – ты со мной? Или уйдешь туда – к нашим? И угробишь всех своих ребят, затыкая очередную дыру винтовками против танков? Чтоб ты знал – из списочного состава пограничников, начавших войну, к концу ее по предварительным, но, как сейчас уже видно, реальным расчетам, останется не более одного процента.

Андрей во время моего монолога слегка остыл и, тоже закурив, спросил:

– Пугаешь? Да хоть никого бы не осталось, но долг свой мы выполнять должны.

Потом помолчав, все-таки поинтересовался, с кривой улыбкой: