Прощание с любимой игрушкой

Но через несколько секунд забрезживший было свет снова померк.

Тот же чужой бесстрастный «заколдованный» голос. Она предлагала встретиться на нашем месте в парке. Чтобы расстаться. Кэт не сказала этого, но у меня не было сомнений на этот счет. Последнее рукопожатие. Последнее «извини». Конечно. «Уходи, Виктор».

Положил трубку, в самый последний момент удержавшись от того, чтобы разбить телефон. Несколько вдохов и выдохов. Спокойно. Без резких движений. Работать. Выбросить из головы. Быть проще. Быть сильнее. Улыбаться. Лечиться и выздоравливать. Жить дальше.

«Нашим» местом в парке мы с Кэт называли третью по левую сторону от дорожки скамейку на каштановой аллее. Здесь мы часто встречались и проводили бессчетное количество времени в наши студенческие годы. После окончания института мы виделись здесь реже, но каждая встреча в парке была связана с чем-то хорошим. Каштаны каждый раз радушно принимали нас, словно старых знакомых. Они спасали нас от палящего солнца в знойные летние дни, позволяя лишь немногим пробивавшимся сквозь плотную листву лучам рисовать свои причудливые узоры на асфальтовой дорожке. Осенью каштаны сбрасывали листья к нашим ногам, и желто-зеленые ковры вокруг скамейки радовали глаз, дарили нам светлую грусть, в компании которой забывались заботы и проблемы. Пушистые сугробы, иней на ветвях превращал зиму на нашем месте в рождественскую открытку, которая день ото дня становилась только краше. Весной сюда возвращалось пение птиц, смех детей и ласковые улыбки молодых мам, адресованные своим чадам, посапывающим в колясках. И от всего этого снова оживали каштаны, стряхивали с себя снежинки и расправляли свои первые листочки – те, которые вскоре образовывали пышную резную крону, укрывавшую своих гостей от суеты остального мира.

Мы никогда не ссорились на нашем месте – здесь всегда было слишком красиво. Это была какая-то священная, возвышенная красота… И при этом она казалась нам с Кэт простой и доступной. Неприятные мысли и разговоры отступали сами собой. Впрочем, таких разговоров за историю нашего с Кэт знакомства было не так уж и много. Казалось, что им неоткуда взяться. Казалось.

Я пришел на двадцать минут раньше срока, будучи не в силах усидеть на работе. Время тянулось неимоверно долго, и его течение было бессмысленным для меня. После звонка Кэт все насущные хлопоты показались мне ненужными, далекими, мелкими. У меня не укладывалось в голове, как люди могут всерьез заниматься ими каждый день и быть в гармонии с самими собой, считать себя непревзойденными тружениками. Из моего мира как будто бы изъяли самое главное. Содержательную часть, без которой жизнь превращалось в какую-то серую формальность вроде служебной записки, которую, не читая, подшивают в толстую папку. Наверное, поэтому, не дождавшись окончания рабочего дня, я примчался в парк. Мне был нужен ответ. Зацепка. Повод сохранить надежду. Или услышать последнее слово, которое эту надежду убьет.

Я не сразу узнал ее. Черный костюм, черная блузка. Я припомнил всего пару раз, когда видел ее в таком одеянии – это было на экзаменах в институте, да и то лишь потому, что в карманы пиджака было удобно прятать шпаргалки. Тогда ее улыбка и светлые волосы забавно контрастировали с черным цветом, смотревшимся чудаковато на ней, такой яркой и жизнерадостной. Но теперь Кэт была словно в плену этого черного цвета. Ее лицо выглядело уставшим, а волосы были решительно убраны со лба и собраны в тугой узел на затылке. Только походка – стремительная и уверенная – напоминала мне о той Кэт, которую я знал и надеялся снова увидеть.

Заметив меня, она тут же опустила глаза, но затем, будто одернув себя, вскинула голову и посмотрела на меня в упор.

– Привет, Вик, – обронила она, садясь на скамейку рядом со мной.

Она старалась, чтобы это прозвучало легко, но голос ее дрогнул. Или мне только показалось?

– Здравствуй, Кэт. Рад тебя видеть, – улыбнувшись, произнес я как можно более небрежно.

Фальшивка. Волнение, которое трудно скрыть за кривой усмешкой.

Молчание. Она деловито осматривалась. Я, не отрываясь, смотрел на нее.

– Как ты поживаешь? Что нового? – спросил я, продолжая глупо улыбаться.

– Все в порядке, – сказала она, не глядя на меня.

Снова пауза. Лишь шелест ветра в молодой траве и возгласы играющих детей откуда-то из глубины парка.

– Мне захотелось встретиться с тобой, – вдруг проговорила Кэт и, подумав, добавила: – Мне нужно было увидеть тебя именно здесь, на нашем месте. Мне нужно было пройти через это.

Тут она, словно опомнившись, бросила взгляд на меня и усмехнулась:

– Ты не понимаешь, о чем это я, верно?

Да, я не понимал. Просто смотрел на нее и ждал, что произойдет дальше. И чувствовал напряжение. Она сказала всего несколько слов, но мне становилось тревожно. И ее усмешка не разряжала ситуацию, она не казалась мне искренней и дружелюбной.

– Я хотела бы извиниться за то, что прогнала тебя. Ты ведь пришел по моей просьбе и пытался понять, что мне было от тебя нужно, – негромко заговорила Кэт, глядя куда-то вдаль. – А я и сама не знаю, для чего тебе позвонила. Просто ты был единственным, с кем я могла бы поговорить о том, что произошло. Но понять меня никто не мог бы. Поэтому глупо было с моей стороны обижаться на тебя. Прости.

Она склонила голову, подняла веточку и стала выводить на земле какой-то причудливый узор. Несколько секунд мы оба смотрели на него, пытаясь собраться с мыслями.

– А еще я хотела сказать, что тот пострадавший мужчина не имел ко мне никакого отношения, – произнесла она. – Просто прохожий. Незнакомец. Мы оба двинулись на желтый, и это единственное, что нас связало. Встретились и расстались.

Я ждал. Мне казалось, это лишь прелюдия к чему-то важному.

Но Кэт взглянула на часы и взялась за сумочку.

– Мне пора, – сказала она задумчиво. – Знаешь, я хотела поблагодарить тебя. Эти годы были замечательными, такими светлыми, радостными. Во многом из-за тебя. Ты был со мной тогда, когда мне это было действительно нужно, помогал мне чувствовать себя живой, необходимой.

Она снова посмотрела на меня, но тут же отвела взгляд.

– Теперь многое изменится. Мы вряд ли сможем видеться часто. Наверное, я вообще уеду из этого города, – закончила Кэт едва слышно. Помедлив, она потянулась ко мне и поцеловала в щеку. – Спасибо тебе, Вик.

Затем она подхватила сумочку и попыталась встать. Но чуть раньше, чем это случилось, я положил свою ладонь на ее запястье.

– Что с тобой, Катя? – спросил я, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Ведь ты не была такой. Посмотри вокруг. Весна. Помнишь, как мы ждали ее? Как мечтали о том, что снова станет тепло. О солнце, о птицах, о цветах. Смотри, ведь это время наступает. Наше время. Но в нем нет тебя. Почему?

Мой голос звучал серьезно, проникновенно, но где-то глубоко в нем затаилась безысходность, и я явственно слышал ее нотки. А если они были слышны мне, то, наверное, и Кате тоже.

Некоторое время она действительно смотрела по сторонам, не давая мне возможности увидеть ее лицо. Когда же Катя снова повернула голову ко мне, я увидел в ее глазах слезы.

Мне вдруг показалось, что это самое невыносимое зрелище из всего, что мне доводилось видеть в своей жизни. Захотелось обнять Катю и прижать к собственному запнувшемуся сердцу, сделать что-то невероятное, что сможет избавить нас обоих от страданий.

Но в этот момент она сделала над собой усилие и заговорила. Слова давались ей с трудом, она делала большие паузы перед каждым предложением. Но продолжала говорить, преодолевая, переламывая себя.

– Знаешь, это неправда, что со мной все в порядке. Как неправда и то, что я не пострадала в той аварии. Да, я изменилась. И, возможно, не в лучшую сторону. Когда я заметила приближавшуюся машину и услышала визг тормозов, я вдруг ясно увидела свою жизнь в каком-то ином свете. Другими глазами. Успела оценить свои 25 лет и подвести итог. Если бы я переходила дорогу не с левой, а с правой стороны от того мужчины, то меня бы не стало. А что осталось бы за моими плечами? Что осталось бы от меня в этом мире? Мечты? Розовые сопли? Ожидание? «Весна, лето, осень, зима и снова весна»? Но зачем? Ради чего? Я жду. Жду волшебства. А его не будет, если я не смогу изменить что-то в себе, сделать что-то своими руками. Я хочу измениться. Мне пора измениться. Если я не могу сделать этого в этом городе, где столько воспоминаний о детстве, то мне нужно уехать отсюда. Сейчас я похожа на повзрослевшего ребенка, прощающегося со своей любимой игрушкой. Мне тяжело, мне больно, мне страшно. Видеть эти каштаны, эту траву, этих резвящихся детей. Видеть тебя, Вик. И понимать, что я не могу больше быть частью этой идиллии. Кэт больше не существует. Она погибла в аварии, забрав с собой все, что было тебе так дорого. А я… мне пора заняться делом.

С этими словами Катя поднялась со скамейки и направилась к выходу из парка, на ходу утирая слезы. Отойдя на несколько шагов от скамейки, она оглянулась. Единственный раз. Взмахнула рукой. «Прости меня», – прочел я по ее губам. Затем она развернулась и торопливо пошла по дорожке, глядя себе под ноги. Встречавшиеся люди проходили мимо нее, бросая недоуменные и сочувствующие взгляды.

Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась в воротах парка.

Точка была поставлена. Я получил ответ. Лишился последней надежды.

А вокруг все было как будто по-прежнему. Солнце продолжало шествовать по небу. Теплый ветерок продолжал играть с юной листвой. Дети на лужайке были увлечены игрой в мяч. Влюбленные парочки прогуливались по дорожке или, обнимаясь, ворковали на соседних скамейках. Люди торопились домой или по магазинам после трудового дня.

Все были заняты своими привычными делами. Только я больше ничего не понимал. Фрагменты, мелькавшие перед моими глазами, больше не складывались в единую картину. Я лихорадочно искал хотя бы что-то родное в окружавшем меня пейзаже. Какую-нибудь деталь, которая помогла бы мне прийти в себя. Но тщетно. Все предметы были словно кем-то повернуты другими гранями ко мне, казались незнакомыми, пугающими, мертвыми. Даже каштаны. Даже солнце. Даже птицы. Все превратилось в пустыню, по которой я брел в полном одиночестве. Брел в неизвестном направлении. Брел, пошатываясь и теряя надежду найти хотя бы одно живое лицо. Еще одно живое лицо помимо того, которое я только что потерял.

На следующий день я не вышел на работу. Проснувшись по будильнику, я, посомневавшись, набрал домашний номер Валерии и сообщил ей, что появиться в конторе не смогу. Соврал, что отравился. Валерия была рада моему звонку, пообещала передать информацию шефу и любезно посоветовала не беспокоиться, а сосредоточиться на поправке здоровья. И еще предложила встретиться на выходных, если здоровье мне позволит. Она была мила и настойчива. Любому на моем месте такое внимание польстило бы. Но я поскорее закончил этот разговор, пообещав позвонить.

Да, после договора с вологодцами мой «кредит доверия» возрос, и я знал, что проблем с одним пропущенным днем не возникнет. Но я не знал, что мне делать с этим днем, равно как и с последующими за ним выходными. Мне хотелось только одного – зарыться с головой в подушку, спрятаться ото всего мира, поселиться в каком-нибудь подвале или на чердаке, где никто бы меня не нашел.

Некоторое время поскитавшись по квартире, я снова лег в кровать. Мыслей не было. Только усталость и опустошенность. Выключив свет, я повернулся к стене и вскоре забылся тем же тяжелым сном без сновидений, который истязал меня всю ночь перед пробуждением.

Разбудил меня телефонный звонок. Я взглянул на часы. Был уже вечер, начало шестого. Проспал всю ночь и более восьми часов днем. И не чувствовал себя отдохнувшим, посвежевшим. Время, потраченное впустую. Убитое. И если бы не звонок, восемью часами никак бы не ограничившееся.

В трубке послышался голос Майка, который громко напомнил о том, что все уже собрались у него и ждут только меня. Отнекиваться в разговоре с ним было бесполезно, да и не хотелось. В конце концов, отдых в шумной компании был не самым плохим способом скоротать вечер. Даже несмотря на то, что настроения для веселья у меня не было никакого.

– А вот и тот самый таинственный последний гость! – провозгласил Майк, когда мы с ним зашли, наконец, в гостиную после трогательной приветственной церемонии.

За большим столом сидело около десятка людей и, когда зазвучал зычный бас Майка, все повернули головы в нашу сторону. Знакомых лиц я не увидел, что было даже к лучшему. Мне не хотелось, чтобы кто-то узнавал меня и лез с расспросами. Впрочем, несколько мест за столом пустовало, – видимо, кто-то из гостей вышел покурить.

– Так, кажется, у нас кого-то не достает, – подтвердил мою догадку Майк и заглянул на кухню: – Девчонки! На выход! Новый гость пришел!

Из кухни раздалось «уже идем!» и через несколько секунд в комнату действительно вошли две…

Этого не могло быть.