Лагерь

С огромным камнем и шнурком за пазухой.

Спектакль закончился, на сцене свет погас,

И занавес предстал худыми шторами.

Я был Пьеро, а ты мой Карабас ?

Владелец кассы с трудовыми сборами.

Венок поставлю из увядших грёз.

Погиб роман, не дотянув до повести.

Я был Карениной, а ты мой Паровоз

С большим гудком, без тормозов и совести.

– Боже, сколько в тебе пафоса! ? заметила Ксюша.

– А мне нравится, ты какой-то необычный, как не из этого времени, ? нежно проговорила Ольга.

– Мур-мур, ? ответил на Ольгину похвалу Лев.

– Меня сейчас вырвет. Я пройдусь по вагону. ? И Ксюша вылезла из-за стола.

Глава 4

Я

Мы проводили взглядом Ксюшу. Немного помолчали.

– У меня есть семечки ? от дорожной скуки. Будем? ? предложил я.

– Давай, ? поддержал Лев. ? Сейчас кулёчки из поездного журнала скручу.

Начали грызть, поглядывая за окно. Мимо проносились печальные российские селения: разваливающиеся дома, с антеннами-рогами, пыльные заборы из колышек, с сохнущими на них банками.

– А ты чем поразишь наше воображение? ? спросила у меня Оля.

Я задумался. Родословную свою я, как человек увлекающийся историей, раскопал до шестого колена, не ниже. Никаких великих людей, вошедших в великую историю России, не было. Все обычные. Сначала безграмотные крестьяне, которые выучили некоторых особо способных из своего помёта детей, те, в свою очередь, выучили своих. Появились врачи, учителя, инженеры, лётчики, коммерсанты. Род и по отцовской, и по материнской ветке оказался интеллектуально потенциальным. Хотя были и тупиковые ветви развития: спившиеся, повесившиеся. О ком рассказать? О прадеде-ветеринаре, который прошёл три войны? О дедах? Да, один пензенский музыкант-композитор, другой народный самородок, который может рисовать, выжигать, чеканить, строить? Я, конечно, всеми ими горжусь, но, в каждом роде есть такие. Весь мой род ? это и есть неприметные люди России, её окаменевшие моллюски, труженики, выживавшие каждый в своё время кто как мог и кто как понимал. Моя мама? Мама, конечно, уникальный человек. И не только потому, что она моя мама, а потому, что она для меня стала первым и самым главным учителем. По профессии она преподаватель русского языка и литературы. И всю свою жизнь она только и делала, что учила и училась. Пятнадцать лет она проработала в школе. Однажды она нам с папой заявила, что не нужна России, что не на такую профессию училась, в которой не сердце отдаёшь детям, а только бессмысленные тонны отчётов пишешь, переводя на них русский лес. Окончила аспирантуру, защитила диссертацию и стала работать доцентом в московском частном вузе за смехотворную зарплату, которой ей хватало, как она говорила, на то, чтобы доехать из Жуковского до института, пообедать там и вернуться домой. А, да, ещё на колготки. Потом я пошёл в школу. Меня некому было забирать, водить на разные кружки и секции. Семья приняла решение ? надо увольняться. И всё своё могучее образование она обрушила на меня. Я не жалуюсь, просто ну не рассказывать же о том, сколько мы с ней вместе книг прочитали, какие вместе фильмы просмотрели и обсудили, в каких театрах побывали, да и вообще, как много мы путешествовали по России: по музеям, усадьбам? Теперь она занялась репетиторством. Конечно, это не её размах. А сколько таких же учителей с подрезанными крыльями оказались не у дел? Ну не могут они смириться с тем, что делают с российским образованием и изменить ничего не могут. Поэтому уходят из школ и занимаются частной практикой. Повезло же тем немногим ученикам, на чьём пути они проявились! Мне не просто повезло, а посчастливилось. Конечно, мы иногда искрим. Потому что у нас у обоих наступил переходный возраст: у меня свой, у мамы свой. Но мы можем договариваться.

Так. Об этом я, конечно, рассказывать не стану. А ещё о чём? О папе? У меня три отца. Ха-ха. Родной, крёстный и биологический. Родной с детства рядом, заботится обо мне и о маме, любит нас, а мы его. Он создал все условия, чтобы мы были счастливы. И мы счастливы, потому что нам всем вместе хорошо. Конечно, воспитание определяет не всё, далеко не всё. Генетика порой вмешивается, и тогда мама заламывает руки, причитая, говорит, что рожать надо от любимого человека, чтобы не видеть потом в своём ребёнке нелюбимого мужчину. Пожалуй, несколько слов можно рассказать о биологическом отце. Это необычный персонаж.

– Воображение ваше я не поражу, но, чтобы вы имели представление, какая во мне течёт кровь, вот что расскажу. Моя мама ? учёный филолог, поэтому господа Гоголь, Достоевский, Толстой ? это не просто писатели, которые жили когда-то, а люди, которые давно уже живут в нашей небольшой квартире, и даже претендуют на квадратные метры. Вторая клетка, в виде сперматозоида, мне досталась от доктора исторических и философских наук, который попутно окончил Московскую духовную семинарию, а затем академию. Он не захотел становиться священником, то есть батюшкой, поскольку уверовал, что Бога нет.

– Ох ты, лихо! ? заметил Лев.

– Ничего лихого, потому что из стен духовных учреждений по статистике 2-3 % выходят атеистами. Ну да Бог с ними.

– Ты знаешь этого, своего биологического? ? поинтересовалась Ольга.

– Знаю, иногда с ним встречался. Он вообще всех своих детей пытается держать в поле зрения.

– И много у него детей? ? полюбопытствовала Оля.

– До твоего деда ему далеко, но двоих я знаю. Он как кукушка, точнее, кукушан, свои яйца раскладывает по разным гнёздам и наблюдает, что из этого получится.

– Осуждаешь? ? спросил Лев.

– Нет, что ты! У меня всё в детстве сложилось хорошо.

– А сейчас он где?

– Прошлую зиму провёл в Тунисе, а потом перелетел на Сицилию, да там его коронавирус и застал. Из страны не выпустили. Насколько я знаю, недавно он получил политическое убежища у итальянцев.

– Не поняла, зачем ему убежище? В России не прижился? ? спросила Оля.

– Там какая-то мутная история с РПЦ произошла. Он создал свой частный вуз. Кто-то из высокопоставленных попов поставил условия, что надо делиться. Делиться было нечем, потому что всё, что зарабатывал, оседало в карманах министерских чиновников: он лицензию выбивал для вуза. Завели дело, долго его водили за нос, потом и вовсе подставили. И он бежал из страны, прихватив только сменное бельё.

– Прикольный тип. Так что, в России ему не рады? ? заключил Лев.

– Да. Стоит ему только пересечь границу, как его тут же посадят. Поэтому он человек мира. Говорил, что не жил только в Антарктиде.

– А на что он живёт? Алименты платит? ? со свойственным девочкам практицизмом поинтересовалась Ольга.

– Не знаю на что. Организовывает какие-то онлайн-конференции, издаёт книжки, словари. Работает мозгами. Алименты не платит, мне во всяком случае. Мама моя, хоть на него и гонит, но по-человечески сочувствует, говорит, что другой на его месте давно бы пропал и сгинул, а у этого жажда жизни велика. Барахтается. Один против всего мира. Не знаю: развлёк вас своей историей или нет, ? заключил я.

– Понятно только одно, ты ? не дурак, ? пошутила Ольга.

– И на том спасибо, ? поблагодарил я Ольгу.

В этот момент дверь купе отворилась и на пороге появилась возбуждённая Ксюша.

– Всё, что тут происходит, до того странно, что просто требует объяснения.

Ребята уставились на девушку. Та продолжила:

– В соседнем купе едут ребята-генетики, в следующем ? физики, есть ещё химики, математики, а по разговору других я даже не поняла кто. И все уже подружились, у всех общие интересы, решают какие-то свои проблемы. Одним словом, атас. Но! Вопрос в том: кто мы? Почему нас посадили в одно купе? Не кажется ли вам, что всё это странно? И прекратите грызть эти семечки, как старики на завалинке.

– Ксюша, тут такое дело: семечки, как секс, пока не кончишь ? не успокоишься, ? храбро пошутил я.

– Фу, пошлятина какая, воцаповской рассылки начитался?..

– Нет, мужики в походе научили, ? перемигнувшись со Львом, рассмеялся я.

Глава 5

Проясним?