День ВМФ

Я решил не спорить с формально главным человеком на корабле про то, что я студент-медик, а не киномеханик. Поручение показалось мне пустяковым и я повернулся к полке с видеокассетами. Там было не густо, но я увидел кассету «Брат-2». В то время я ещё не смотрел этот фильм, но был под впечатлением первой части. Я решил, что обязательно поставлю эту кассету и посмотрю вместе с матросами. Как альтернативу, всё же демократия у нас, взял «Карнавальную ночь» в потрёпанной обложке. Столовая была полна матросов, шестьдесят человек. Я остановился в проёме и по-пижонски сказал:

– Сегодня мы смотрим «Брат-2»! – Я высоко поднял руку с кассетой, показывая какая это классная идея. Конечно же, без сомнения, в этом возрасте и в этих обстоятельствах не может быть лучшего выбора фильма. Да и я наконец-то посмотрю. Но энтузиазма мой спич и жест не встретили.

– Опять? Опять «Брат-2»? Мы каждую субботу его смотрим. Достало! Другой хотим! – крики раздавались от каждой скамьи. Матросы видели во мне такого же молокососа в синей робе и стали возмущаться по нарастающей.

– Есть ещё «Карнавальная ночь», – уже скромнее презентовал я вытянутую руку с видеокассетой.

– Давай, заряжай! – раздались почти крики.

– Народ, вот честно, вы ж не будете это смотреть, – я продолжал, – там же Гурченко ещё молодая, это очень старый советский фильм.

– Заряжай! Будем! Ставь кассету в видак!

Я пролез через ряды матросов, ряды полулысых голов, но мне было неудобно тереться там и тем более становиться ногами на их скамью чтобы заправить кассету в видеодвойку на высокой полке в дальнем углу. Кто-то предложил помочь, я отдал кассету и ушёл. «Карнавальную ночь» я смотреть не хотел. Вернувшись в кубрик, я подумал, что мне теперь тут сидеть до конца фильма, а может быть и для второй партии матросов, а вдруг для третьей. То есть мой поход в город, на пляж, под вопросом. Я попытался очередной раз читать фантастическую книгу про бластеры и закат семи лун. Отвратительное чтиво без картинок, как можно было написать 1100 страниц такой муры. Я честно концентрировался, но меня через пять-десять минут отвлекли необычные звуки. Это были крики, человеческий шум где-то по коридору. Может около амбулатории? Я поднялся и вышел, пытаясь понять кричат на нашем этаже-палубе, выше или ниже. Но как только я вошёл в главный коридор меня как током ударило, это орали матросы в столовой-кинозале. Я побежал туда и застыл в проёме. Собственно, войти я и не смог, меня ненавязчиво оттесняли ближайшие срочники. По телеку шло видео, но это была не Гурченко. Там показывали отборное термоядерное порно. Самое порно из всех порно, какое только можно представить в военной части. Зрители выкрутили звук на максимум, повскакивали на скамейки и кричали-подбадривали актёров. Комментарии матросов были ещё круче самого видео, они советовали как поступить и в каком направлении развивать ситуацию. Я сделал ещё одну робкую попытку войти и забрать кассету, но не смог сделать и шага. Спины матросов перекрыли путь и напряглись. Я зашагал к каюте Василия Олеговича, а за спиной у меня громыхало порно и крики матросов. Замком сидел в той же позе и продолжал смотреть «Эммануэль». Центральное телевидение.

– Василий Олегович, там…

– Хорошо, что мы им сегодня телевизор не стали включать. Мы иногда просто кино по телеку включаем – раскачиваясь на стуле сказал офицер.

– Это ж надо такое днём по телеку показывать – вертел он в руке пульт.

– Василий Олегович, там у нас небольшое ЧП. «Карнавальную ночь» смотрят матросы – возвращал его к теме.

– И?

– Ну, «Карнавальную ночь» смотрят, с Вашей полки – я показал откуда взял видеокассету.

– А-а, ясно – он перестал качаться и выключил телевизор.

– Иди, я сам разберусь.

Я шёл в сторону кормы и прислушивался, что происходит в столовой. Но ничего особенного не случилось. Как-то очень быстро и тихо замком всё закончил. Мастер работы с персоналом. Смотрели ли они после этого очередной раз «Брат-2»? Думаю, что да. Кассет у замкома было совсем немного. Сколько раз они смотрели этот фильм за время службы? Они смотрели постоянно только его потому что все остальные кассеты на полке тоже имели содержание отличное от обложки?

Новое утро в амбулатории было оживлённым. Присутствовали и Вася, и Валера, и Боря-фельдшер. Без никакого сна под хирургическими лампами и без нытья про жену и ординатуру. Они проверяли висевший на стене календарь с красивым кораблём и якорями. Немного потыкав в него пальцем, Валера сказал Васе: «Выпускай». Все вышли в расширение коридора возле медотсека и там уже скопилось несколько зрителей. Матросы, шедшие по делам, задержались и образовали круг. Вася с важным видом подошёл к дверце вентиляторной, сел на корточки и резко открыл её. Оттуда, из неосвещённой бронированной клети выскочила собачка с выбритой полосой на голове и ломанулась как бешеный волк сквозь людей по главному коридору в сторону трапа. Откуда она знала, что выход там? Кормил ли её кто-то эти десять дней? К своему стыду я забыл о деле с бешенством. Валера, сказал нам, сомнений в том, что собака жива нет, он доложит и пойдёт на электричку в Калининград. Мы тут с Сергеем за хозяев, всё по плану. И хоть плана никакого не было. Начмед сказал это при посторонних, при фельдшере и нам было от его слов тепло. Через час могло статься, что у нас дежурство или ночью мы бы вышли в море без единой таблетки и шприца, но обижаться на Валеру у меня не получалось. Его гигантская грузинская фуражка уже удалялась. Кого-то Боря заставлял мыть вентиляторную. Вася спросил у нас, можем ли купить красной помады в городе. До меня донёсся лай собачки с бетонной стены берега. Лай свободы. Был обычный день нашей практики.

«Бииип! Студенты-медики из Смоленска подойти к дежурному офицеру!» заорало радио. Мы только сняли рабочие штаны чтобы начать одевать джинсы. Переглянулись с Серёгой и проделали обратный путь ногами в синие матросские обноски. Вышли к трапу в пилотках с недовольными рожами. Нас, бывалых, опять куда-то хотят привлечь. Дежурный, показал жестом на берег, где стоял самый младший из наших кафедральных «полковников», сопровождавших в поезде, а именно майор. Подошли к нему, тот стоял в тени тополя, поздоровался и расспросил как житьё-бытьё. Сергей начал было тараторить, что мы тут и людей лечим и в море ходим на учения. Но по виду преподавателя мы, тот час, поняли, что ему это всё до лампочки. От него шёл нетяжёлый, но заметный аромат одеколона, смешанный возможно со вчерашним ароматом алкоголя. На скуле был свежий фингал, а на другой стороне лица, на щеке, глубокая с корочкой царапина.

– На рыбалку ездили, мне крючком зацепило – сказал он, потрогав почему-то не щёку, а свой лоб, – приехал завкафедрой, мы тут недалеко, где база катеров. Проблемы есть?

– Проблем нет, – ответил я, – передайте привет студентам, что на катерах.

– С базой познакомились, с коллективом?

– Ну, почти, – улыбнулся Сергей, – вникаем, учимся, ведём записи в дневник практики.

Никакого дневника практики у нас не было, но майор не понял редкой шутки от Сергея.

– Тогда всего хорошего, вижу, здоровы и бодры, – офицер хромая пошёл в сторону корабля Стаса и Аркадия. Судя во всему, побитось его не заканчивалось щекой.

– А что нам сделается. Спасибо, что проверили – сказал я скорее Сергею, чем преподу, – Всё у нас зашибись.

– Эхе-хе…

Мы вернулись переодеться и вышли в пивной городок сделав небольшой крюк через кусты у конторы, полагая, что хромой препод, если и будет ходить по стенке с кораблями, то поковыляет кратчайшим путём. Встречать его снова не было необходимости.

Калининград

Несколько дней, вернее времени от ужина до полуночи, проведённых на пляже, в барах у «Серого волка», заходы на чужие корабли, фотографирование маяка и сбор янтаря расслабили нас до степени оборзевших старослужащих. Балтийск открыл свои тайны. Где-то были места Канта, где-то маршрутки в соседние городки. Приходили мы с Серёгой на корабль всё позже, вставали под самый завтрак, иногда вместо сидения в амбулатории гуляли по базе в форме, висели на турниках или фотографировали корабли и себя на их фоне. «Дружному» исполнилось двадцать пять лет и на нём развесили множество цветных треугольных флажков, прямо как на парусниках в советских мультиках. Флагманский врач собрал нас в третий раз и вручил грамоты за образцовую службу. Грамоты были от кораблей, с изображением каждого конкретного, с текстом, набранным на печатной машинке, с кривыми строчками, бледными словами, точками, протыкающими саму бумагу, печатью и подписью майора медслужбы. Я представил, как ещё один несчастный писарь набирал сорок грамот с пафосным официальным текстом про «своевременно и качественно оказывал медицинскую помощь» или «грамотно выполнял функциональные обязанности». Всё же мне было приятно получить грамоту, свидетельство, что я тут был. Студенты с малых судов, с катеров, что занимались больше уборкой скошенной травы рады были даже просто прийти к флагманскому. Студенты с больших десантных тут же стали фоткаться с грамотами и собираться в бар. Мы с Сергеем держали плотные бумажки и вспоминали блюющих матросов и дежурства. У «Неукротимого» не оказалось собственных грамот, нам выдали прямоугольные бумаги брендированные изображением эсминца «Настойчивый».

– Всё равно всех распилят к херам, кораблям по двадцать лет уже – сказал Борис Борисович, – берите на память. Хер когда ещё тут окажетесь.

Мы благодарили и не торопились расходиться. Всё нам уже было знакомом и известно. Ничем нас было ни напугать, ни развести. Я сказал Сергею: «Давай поедем в Калининград погулять». Действительно, нам ничто не мешало сесть на поезд и уехать скажем утром в столицу региона, к ночи вернуться. Так ежедневно делали многие офицеры, живущие в большом городе. При покупке билета паспорт годился. У меня были телефоны ребят-калининградцев, что не поехали на практику, но были бы счастливы погулять, показать город своим сокурсникам. Среди них были и близкие друзья и те, кто мог бы ими стать, план казался продуманным. Но мой товарищ ответил решительное «Эхе-хе». Отказали и Стас с Аркадием. Их всё устраивало, до конца практики осталось немного дней, они не хотели попадать в неприятности в последний момент. Я тоже не хотел, поэтому всё просчитал, позвонил с отделения связи однокашникам и на следующий день утренней пустой электричкой зайцем приехал на тот же вокзал, где мы в прошлом месяце строились под дождём. Местные встретили меня с радостью, им было интересно всё, что происходило на нашей базе, все аспекты практики и все юморные истории. Я оказался первым прорвавшимся с информацией и был на коне, в центре внимания, гвоздём программы и что там обычно говорят в таких случаях. Небольшой компанией мы бродили по улицам и паркам, зашли в зоопарк, ели мороженое и пили импортную газировку. Не умолкали ни на минуту. Они в голос смеялись над моими пересказами. Я подмечал как сильно Калининград отличается от среднестатистического русского города и слушал комментарии друзей. Меня удивило множество магазинов на первых этажах жилых домов, не специальных помещений, а просто переделанных из квартир. Я заглядывался на кафе и бургерные, которые видел только в Москве, на блестящие мотоциклы и незнакомые велосипеды, не «Аисты» и не «Десны». Главным шоком было то, что в городе не ездило отечественных машин. Совсем. «Скорая» и «милиция» были мерседесами или фольсквагенами, такси были обтекаемыми европейскими моделями, будто мы в фильме «Бегущий по лезвию». У моих сокурсников уже были машины, которые в Смоленске сошли бы за роскошь. Всюду на потребительском уровне ехала, сидела и стояла Европа. Местные были одеты стильно и неброско, в шортах и футболках с притягивающими необычными принтами. Все были неспешными и улыбчивыми, как, даже не знаю кто, как иностранцы, наверное. Впервые за месяц я осознал какой я колхозник в моих нестиранных джинсах и единственной рубахе. Показалось, что кожа моя немытая и волосы, что отрасли всего-то на пару миллиметров какие-то нечёсаные. Плюс отчего-то я был постоянно голодным и не мог пройти и часа чтобы не предложить присесть куда-то перекусить. Друзья ржали надо мной, почти не ели, подмечали как изменил меня флот и держали лицо в том смысле, что не жалели своего непопадания на практику. У них была какая-никакая активность в поликлиниках. А на деле, они конечно же получили уже у своих родителей-врачей нужные документы для отчёта в деканат и просто проводили последнее каникулярное лето. Следующее, после шестого курса, будет уже напряжённым поиском интернатуры или ординатуры, а для кого-то и временем свадьбы, переезда и вполне вероятной эмиграции. Студенты из Калининграда всегда стояли особняком на курсе. Их узнавали по расслабленному виду, модной музыке, знанию языков и какому-то общему незапариванию по учёбе и жизни. Мне хотелось дружить с такими, быть таким, что повлияло и на эту мою нынешнюю увольнительную-побег. Оказавшись с естественной среде калининградцев я увидел, что беспокоюсь и размышляю о проблемах куда чаще, чем они. Я напряжён выбором специализации, дефицитом денег, сравнением своих интересов с чужими. Может это от того, что я первый врач в семье, семье небогатой и интересы мои яркие, многосторонние, но не оформленные? Может от того, что я волнуюсь по пустякам. Последних в тот день была масса. Меня насмешила впервые увиденная надпись над дверью в ресторане «порошок не входи». Я получил реальное доказательство, что все в городе наркоманы. Друзья тоже смеялись, но скорее над моим незнанием современных противопожарных мер. Я впервые в жизни увидел секс-шоп, доску для сёрфинга и городскую площадку для занятий на роликах и скейтбордах. В часе езды была серая морская база с ребятами, ворующими хлеб. Но здесь… Я был переполнен впечатлениями и приятно удивлён, что к концу дня стал своим в этом элитарном клубе студентов-калининградцев. На листочках росли новые телефоны, в голове список новых историй и мечта приехать сюда в настоящий отпуск. Девушки-сокурсницы показались европейскими моделями, парни – без пяти минут врачами немецких клиник. Всё в жизни было солнечно в тот день как само солнце. И откидываясь на парковой скамейке, глядя в безоблачное небо, я подумал, что тоже если и не являюсь, то вот-вот послезавтра стану стильным доктором с широкой улыбкой, домом в петуньях и красавицей-женой. А вся эта «мазута» на моих руках просто пыль странствий, этап становления меня как необыкновенного человека. И не имеет этот налёт никакого отношения к моему будущему. Небо кивало мне редкими прозрачными облаками, затем потемнело, а позже показало звёзды. Друзья расходились по домам и самые преданные слушатели морских баек в итоге проводили меня по пустым ночным улицам до вокзала, но мёрзнуть со мной не стали, разошлись. У них завтра поездка в Польшу по ваучеру, яхтинг и каякинг, а мне пора в кубрик номер пять.

Была середина ночи и ни о каких поездах речи не было. Я грелся в ларьке-павильоне, который как любой ларёк при вокзале был похож не на еврокалининград, а на сельпо. Женщина внутри продала со скидкой что-то похожее на еду. Разговор не клеился потому что я охрип от бесконечного дня разговорного жанра и замёрз в неожиданно нетёплой евроночи. Однако с продавщицей контакт наладился после того как она, перебирая радиостанции на магнитофоне (у них было десять или больше музыкальных радиостанций!) сообщила, что на электричку лучше утром не идти. Путин приезжает. В мою отвисшую челюсть она накидывала новые факты. В связи с Днём ВМФ прилетает премьер-министр, всюду завтра будет охрана и в поезд в закрытый город Балтийск будут пускать по военному билету. Есть ещё возможность приехать рейсовым автобусом, благо автовокзал совсем рядом. Я обнял себя руками для энергосбережения и выдвинулся к автобусной остановке. В голове крутилась разумеется не рок-баллада и не модная песня с западной FM-станции, а дебильная жвачка Кузьмина «…и поезд мчит меня в сибирские морозы». Ничего другого я не мог впихнуть в голову, хотя два часа в ларьке слушал нормальное радио. Автобус подошёл в 6:00 и денег хватило только-только. Это были самые последние медяки, вернее тысячи, которые я отдал. Больше у меня не было ничего и я хотел только спать и завтракать в мичманской столовой. Транспорт ещё не тронулся, а я уже отъезжал, настолько устал гулять и мёрзнуть. Автобус был пуст, я надеялся проскочить в Балтийск без проблем. Неудобное кресло в первом ряду приняло моё постепенно расслабляющееся тело. Автобус стал делать остановки по городу и за городом подбирая одиноких утренних людей. После пятой остановки я осознал в какой ловушке нахожусь. Все до единого входящего были офицерами в парадной форме с медалями и разными значками, всякий входящий считывал во мне случайного подростка, попавшего не туда. Через полчаса автобус был битком набит, так что отдельные локти и коленки нарушали моё личное пространство. И без этого я хотел вжаться в сидение или раствориться поскольку на подъезде к базе через окно я увидел КПП с закрытым шлагбаумом. Автобус встал, а к нам выдвинулось трое морпехов с оружием. Как бы тесно не было внутри, один намеревался зайти и проверить документы пассажиров. Дверь автобуса открылась… Опустим детали этой сцены и того, что последовало за. Скажу только, что сержант-морпех держал мой паспорт с видом человека не знающего о существовании паспортов. Узнав, что я из Смоленска он позвал капитана с КПП и тыкая пальцем в моё место рождения (Магадан), просил объяснить капитана как такое может быть. Офицеры вокруг быстро показали-спрятали свои зелёные военники и далее следили за морщением лбов морпехов и моим вжатием в кресло, изредка звеня медалями. Театр студенческих миниатюр с морпехом-сержантом, морпехом-капитаном и мной после акта комедии пикировал в драму. «И поезд мчит меня в сибирские морозы…». Я пережил все трудности приезда Путина и только к обеду добрался до корабля, но некоторые мечты со скамейки калининградского парка больше не хотели вовсе возвращаться.

– Вставай, ты проспал парад, – трёс меня Сергей, – скока можно спать?

– Вставай-вставай, пошли в город, – говорил Стас, откуда-то взявшийся в нашем кубрике.

– Ху-ху-е! Сегодня последний день практики! – кричал Аркадий рядом.

Я подтащил ноги в джинсах к животу и полусел на койке. Я был на Серёгином месте, внизу, под кроватью Сани. В кубрике были мои друзья. Они лапали вещи Азамата и возмущались в стиле «фу, как вы здесь жили месяц». Голова моя гудела и слабость не давала встать.

– Ты проспал. Сегодня была репетиция военного парада кораблей. Завтра День ВМФ, но из-за Путина нас не пустят на сам парад. Мы смотрели сегодня, – Сергей был возбуждён.

– Это было ващщэ, – Аркадий махал руками показывая что-то его поразившее.

– «Настойчивый» запустил торпеду, а ещё один корабль какие-то ракеты, мы там чуть не обоссались, так внезапно это было. Они шли по каналу друг за другом. Сказка! Вставай, мы все идём праздновать конец службы.

– А ещё, прикинь, полковники раздали нам денег, вроде стипендии за практику. У всех закончились, а тут они пришли с гостинцем – Аркадий показал несколько купюр, – достаточно на кутёж в «Пиллау».

– Они зажали сразу, типа мы пропьём, – смеялись все.

Меня практически тащили-выковыривали с нижней койки. Я оказался одет, настолько устал с ночи, что уснул не переодеваясь. Я упросил друзей бросить меня, догоню. Мне нужно было умыться, перекусить у вестового. А кроме того, я хотел пройтись сам, один, по пляжу и городку, посмотреть на корабли базы в тишине, подумать, что изменится в жизни после возвращения в Смоленск. Из-за очереди в гальюне, умываться пришлось, глядя на красное число «60» на зеркале в амбулатории. Валеры не было, Вася спал под лампой-НЛО, Федя прошивал толстой ниткой журнал учёта чего-то медицинского. Для них служба не закончилась. Для них завтра будет подъём флага, построение и матросы раненые шваброй или оцарапанные шатающимся «Неукротимым». Я собрался и пошёл к трапу. Вдруг дорогу мне перебежала собачка с выбритой полоской на голове и шустро запрыгала вниз по лестнице на матросскую палубу, примерно в сторону бани. Трап погремел подо мной и за спиной загорелся синий фонарь. Где-то в стороне, у стадиона кричал мужик: «Иваныч-на, иди-на сюда, не прячься-на, пойдём я тебя к доктору отведу-на». Я прошёл через КПП просто махнув дежурному рукой: «С наступающим! С Днём ВМФ!».

Домой

Лёжа на животе на верхней плацкартной полке, лицом к проходу я слушал истории сокурсников. Одновременно можно было видеть десяток человек – всё таких же возбуждённых и громких, как по дороге на практику. У меня же наступил внутренний покой. Ни люди проверяющие документы, ни разнос чая, ни откровенное враньё в очередной истории с нижней полке меня не цепляло. Мимо прошёл Врангель и хромой майор с килограммом шуточек про нашу службу. Подкалывали, снова досталось Михайлову. У каждого в сумке лежала тельняшка, которую, конечно, никто не сдал. Тельняшка делила место с импортным пивом, янтарём, ракушками, всякой всячиной сувенирной. За окнами убегали от нас деревянные домики. В таких же, только сибирских сейчас собираются на флот новенькие, в новую команду. Стас, Аркадий и Серёга, теперь он числился в нашей старой компании, звали меня спускаться съесть гору консервов, что дал в дорогу лейтенант-фуражир.

Я просто ехал домой. Я вновь увидел, что мир больше, чем медицинский городок или старые улицы Смоленска. Встретил людей, живущих по иным понятиям, ради других целей, в реальности далёкой от задних рядов лекционных залов. Они радуются, кушают, пьют по-другому, у них другие планы и мечты, теперь немного лучше понятные мне. Это показало, что и я должен определиться ради чего все эти практики и уроки. Что я понесу в мир, каким будет этот мой мир. Мир, где умение общаться с людьми важнее конкретных знаний. А знания нужны практичные и гибкие. Результаты этих знаний нужно увидеть скоро, не растягивать делание работы или видимость активности. Нужно быть на своём месте, полезным и однозначным, открытым людям и сильным. Потому что вокруг, в основном, творится только суета и трата времени и сил. Всё моё пятилетнее погружение в неврологию, эндокринологию, прочие узкие терапевтические области показалось мне на полке плацкарта бессмысленной отсрочкой реальных дел. Игрой, затягиванием взросления и наступления ответственности. Я подумал, что стану хирургом, человеком, видящим результат своих решений немедленно и не перекладывающим работу на кого-то другого. Человеком, что поможет и коллеге, и больному, не постесняется и сам просить помощи, потому что, если не сделать что-то правильно прямо сейчас, потом уже никакой кардиолог не поправит. Большой корабль не выходит в море без хирурга. Валера был хирургом, просто не очень хотел им быть. Я стану хорошим врачом и буду не только говорить с людьми, но и делать дела.