Есенин. Гибель. Золотой брегет

Современники в своих мемориях, как сговорились – или лгут, как, например, поэт Эрлих, или недоговаривают, как Шней-дер. Но по всем воспоминаниям разбросаны какие-то странные намёки. Только неясно, на что намекают.

Вот, например, Шнейдер пишет:

– «Когда он встретился с Дзержинским, Феликс Эдмундович сказал ему:

– Как это вы так живете?

– А как? – спросил Есенин.

– Незащищенным! – ответил Дзержинский».

Шнейдер пишет, что Есенин был впечатлителен, легко возбу-дим и его запросто можно было спровоцировать на скандал.

Но «незащищённый» можно ведь понять и немного иначе – если учесть, что Есенин обратился к председателю ОГПУ, когда его пытались посадить за нападение на дипкурьера – железный эпилептик предлагает «крышу».

Но Дзержинский прекрасно знает, кто в 1925-том «крышу-ет» Есенина.

А за Кировым кто стоИт?…

Правильно.

А чего тогда Есенин попёрся к Дзержинскому на Лубянку?…

Но он попёрся.

Или вот – Шнейдер:

– «Советское посольство в Лондоне прислало в АПН свыше пятидесяти рецензий на книгу „Айседора Дункан. Годы в России“ из газет и журналов Англии, Америки, Австралии, Новой Зелан-дии, из Голландии, Ирландии и Шотландии и даже из Африки – из Замбии и Танзании. Из этих рецензий видно, что теперь мно-гим читателям за границей стал известен и понятен настоящий Есенин».

Вместо того, чтобы бдить, как бы на нас какой-нибудь ко-варный Лихтенштейн не напал, посольство все составом волну-ются за международный имидж Есенина и, высунув языки, вы-резают газетные статейки о нём.

Посольским делать что ли было больше нечего, как вырезки из Танзании собирать – что там думают о Есенине.

Или – как недавно сказал наш министр культуры на откры-тии памятника – «Калашников – это культурный бренд России», имея в виду автомат. Так и те посольские – решили, что Есе-нин – это международный бренд русской души.

Но, помилуйте – Есенин – забулдыга, алкаш и висельник!

Да ещё и антисоветчик.

Не в смысле диссидентства, а стихов про КПСС не писал.

Сталин бы за такие бренды всё посольство в полном составе сами знаете, куда отправил.

А книжка-то называлась – «Айседора Дункан», а не Есенин.

А, может, Есенин масон какой был?

И настоящая фамилия его – Кац?…

И Дункан записала его в какую-нибудь ложу?…

Есенин был деревенский парнишка, которого захомутала не-молодая иностранка и повезла посмотреть мир – в Европу, а по-том в Америку.

А там их арестовали прямо на пароходе.

Принято думать за то, что Есенин «Интернационал» пел, а Дункан плясала в красной тунике.

Но тут у Шнейдера промелькнуло коротенькое предложение, всего одно – какое Есенину и Дункан было предъявлено обви-нение и что по поводу ареста писали американские газеты:

– «Подозревали, что она, «оказывая дружескую услугу Со-ветскому правительству, привезла в Америку какие-то докумен-ты».

Какие такие документы?!…

Всяк, кто захочет разобраться с гибелью Есенина, будет по-хож на человека, который раскрыл шкаф и на него обрушился целый поток пазлов, сбил с ног. и завалил с головой. И нужно собрать на полу эти бесчисленные и бессмысленные кусочки в единую картинку.

А рисунок к этой куче и не приложен.

Вот, например, писчие дамы любят в своих статьях о романе Есенина и Дункан тиражировать, описанный подругой Дункан Мэри Дести эпизод, как мнительный Есенин, после какой-то ту-совки, схватил Дункан за горло и закричал:

– Говори, сука, что эти люди обо мне думают!

Попробуйте поймать в пустыне верблюда, схватить за горло и крикнуть:

– А ну говори, падла, как проехать к пирамиде Хеопса!

Только не удивляйтесь, если он вам не ответит.

И вовсе не потому, что не знает.

Так и Дункан – она знала штук девять русских слов. И хва-тать её за горло и спрашивать так же бессмысленно, как того верблюда. Причем, даже, если бы она от ужаса и поняла, о чём её спросили, и честно ответила, то тут бы не понял Есенин – он знал английских слов ещё меньше.

Так что душить Дункан – дважды бессмысленно.

Но дамы пишут. (Видимо, это что-то им напоминает.)

А мы читаем.

И гадаем – то ли Есенин зверюга, то ли дурак – пытался разговаривать с верблюдицей.

Кстати, фамилия у него была не Есенин, а Есенин-Дункан, так по паспорту – супруги в московском ЗАГСе взяли двойные фа-милии.

А потом – Есенин топчет фотографию погибших детей Дун-кан. Ну, точно – зверюга!

Об этом любят писать есениноненавистники.

Только вот странно – полтора года вместе жили-пили – не топтал.

А под конец вдруг начал.