Записки маньяка. Первая часть

– Да, Свет, буду учтивым и великодушным, у тебя двадцать минут, и ни минутой больше.

Она села на кровать, сложила руки на груди, как во время молитвы, и закрыла глаза.

Я в изумлении, она спокойна, как удав! А где же слёзы, крики, истерики? Что, не дошло ещё? Настолько флегматична?

А вот, похоже, началось – губы что-то шепчут, бровки домиком, слезинки на ресничках. Сейчас прорвёт, наверное. Вот слёзы уже ручейком по щекам побежали. Реснички дрожат. Сейчас начнётся! Сижу, смотрю, жду. Но вот она смахнула слезинки, подняла закрытые глаза, как будто говорит с кем-то, и вдруг на её лице засияла улыбка! Кивает головой, как будто слушает кого-то, соглашается, благодарит. Что, в шоке, что ли? Или совсем крыша от испуга съехала? Такое безмятежное блаженство на лице. Блядь, я думал, что красавицу поймал, а она ёбнутая! Ну, ладно, рано ещё паниковать, посмотрим, что дальше будет. Это блаженное лицо открывает глаза, видит меня, хитро подмигивает мне и улыбается. Она что-то задумала. Это не к добру. Надо быть начеку, а то сейчас как выкинет какой-нибудь номер.

– Мне кажется, я начинаю понимать. А можно я расскажу, как эту ситуацию вижу?

Она встала. Как японская гейша, мелкими шажками подошла к столу, села на стул. Взяла виноградинку из тарелки с фруктами. Как-то очень очаровательно положила её в рот и, закрыв глаза, как будто растворилась в её вкусе, наслаждаясь им. Улыбнулась, открыла глаза и, взглянув на меня, продолжила:

– Я расскажу немного о себе, чтобы тебе понятно было.

Я кивнул. Она глубоко вдохнула и начала:

– Я верующий человек. Суть нашей веры – научиться любить, любить безусловно. Всегда, везде, так, как любит нас Бог. Как любит Иисус. Легко любить, когда кругом друзья, родители, братья, сёстры. Но полюбить врага, который развалил всё самое родное, забрал мечты и превратил жизнь в невыносимые страдания… Весьма непросто, согласись. Это как последний курс нашего университета, как госэкзамен, как диплом. Все, кто прошли нашим путём, этот экзамен сдали. Иисус, апостолы и просто христиане. Сейчас, похоже, моя очередь. Меня, конечно, удивляет, что как-то быстро, только учёба началась – и сразу госы. Но если мне такая честь, наверное, я справлюсь. Бог не даёт того, что не по силам. Так что твой выбор не случаен. Нас Бог свёл. Для тебя удовольствие – меня медленно замучить. А для меня наука – всё это пережить, и веру сохранить, и любовь умножить. И далеко не каждая так сможет. А у меня есть шанс. Хотя, конечно, жутко страшно. Я только одно не понимаю. Я чувствовала, что у меня будет счастливая семья, дети. Но после всего, что ты сейчас со мной сделаешь, ведь невозможно выжить, правда?

– Да, Свет, ты отсюда не выйдешь. Если я тебя отпущу, меня посадят. Но сразу убивать тебя не буду. Ты мне нужна, и мучить я тебя буду бережно и долго.

– Вот я и хотела попросить. Ведь если я экзамен сдам, Бог меня к себе заберёт сразу. А ты будешь другую искать. А таких, как я, немного. Не все люди этим путём идут. Да и не пожелала бы я никому здесь на моём месте оказаться. Выходит, если смогу у тебя выжить, значит, и других таким образом спасу. Хватило бы сил только. Есть! Придумала, как мне здесь выжить!

Её глаза засверкали. Она снова взяла виноградинку и, величественно облокотившись о спинку стула, прикрыла глаза и задумалась, видимо, переводя свою идею на понятный мне язык. Потом посмотрела на меня и, чуть подавшись вперёд, тихим вкрадчивым голосом продолжила:

– В нашей вере жена должна слушаться мужа, как Бога.

– Ты предлагаешь повенчаться?

– В нашей вере венчание существует, но даже если самого обряда не было, женщина считается замужней после первого секса. Он её единственный навсегда. Так что скоро твои запоры не понадобятся, после секса я и так никуда от тебя не денусь. И буду иметь обязанность и право во всём тебя беспрекословно слушаться.

– Так уж во всём? А если я прикажу застрелиться или вон на плиту голой попой сесть?

– Главнее мужа только Бог. Его заповеди я не нарушу даже по приказу мужа.

– И какие заповеди?

– Я не смогу врать, воровать, убивать, повреждать живое, менять веру, работать в субботу.

– Так ты адвентистка?

– Нет. Наши веры чем-то похожи, но есть принципиальная разница – адвентисты ожидают второго пришествия, а мы живём вечной жизнью уже сегодня. На Земле, здесь и сейчас. Конечно, некоторые адвентисты тоже так делают, но в их вере не это главное, а у нас – умение любить, забота о земле, природе, людях, своём теле и привычка быть счастливыми именно сейчас – самая основа нашей веры. Но я не буду стрелять ни в себя, ни в кого-то ещё ни по приказу, ни под страхом.

– Ну! Так значит, убежать, чтоб жизнь спасти, ты можешь?

– От мужа – нет. Муж и жена – одно целое, понимаешь?

– Что-то я тебе не верю, хоть ты и говоришь, что не врешь никогда. Но я не такой. Я вру и ворую, и моя жизнь для меня по-любому ценнее, чем всё остальное, а повреждать живое я вообще люблю, на то оно и живое, чтоб зажило всё, вот неживое не заживает.

– Ну, ладно, я не об этом. Я хотела попросить, чтоб первый раз у нас было без боли. Сделай мне приятное один раз, я это на всю жизнь запомню. Ты у меня первый, понимаешь? Первый раз – единственный, самый важный, самый запоминающийся, подари его мне, ведь он первый только у меня. У тебя наверняка не первый. А я тебе все остальные подарю, сделаю всё, как ты хочешь. Я же вижу, ты не всегда маньяк, ты можешь быть и ласковым, и нежным. Хочу тебя таким запомнить. Если будет очень тяжело, это воспоминание мне справиться поможет.

– Я шёл к этому моменту пять лет! Я еле сдерживаюсь, чтобы сейчас тебя слушать, а ты ещё… – Я не договорил. Наши взгляды встретились, и я заметил, как это бурление внутри меня уже не жжёт, не колбасит, а затихает и как бы растворяется. Смотрю в её глаза, покой и тишина меня наполняют. Не могу оторваться, вот так сидел бы и смотрел в эти глаза, и не надо мне ничего больше. – Ладно, я постараюсь.

– Вот, смотри, я покажу на примере. Налей себе чего-нибудь. Ну вот, сок какой-нибудь, скажем.

Я открыл тетрапак, налил в стакан сока.

– А вот, смотри, я тебе налью.

Она взяла тот же тетрапак, налила в такой же стакан, но потом долго держала его между ладонями, а после протянула мне.

– Сравни, почувствуй разницу.

Я попробовал один, другой. Вкус был разный! Один кислый, другой явно слаще, и вкуснее, и приятнее, и не только во рту, но и потом, когда сок проник в желудок, внутри всё стало по-другому.

– Блин, но это же из одной коробки!

– Один ты сам взял, другой я дала, вот в этом разница, – она сделала паузу и посмотрела на меня. – А теперь позволь мне это сделать с моим телом.

– Сможешь отдаться мне добровольно?

– Да. У меня нет выбора. Ведь ты всё равно без секса меня не отпустишь.

– Я тебя вообще отпускать не собираюсь.

– Сейчас у меня там семья: мама, папа, братья, сёстры. Если ты меня сейчас отпустишь, я уйду, а после него мне идти будет некуда, моя семья будет здесь. Если ты возьмёшь меня первый раз силой, ты будешь жить всю жизнь с твоим грехом, а я буду жить всю жизнь с насильником. А если отдамся сама, на тебе греха не будет, я буду жить с человеком, которого выбрала сама, и силой взять ты меня уже никогда не сможешь, потому что я сама буду слушаться тебя, как Бога.

– Это ты меня так от греха спасаешь?

– Тебя, себя, наше будущее.

– У нас есть будущее?

– А почему нет? Бог любую болезнь исцелить может. Иначе меня бы здесь не было. Я абсолютно точно знаю, что когда-нибудь ты исцелишься и перестанешь быть маньяком. Только не знаю, я доживу или это уже без меня будет. Я во сне детей своих видела. Так, значит, доживу, наверное.

– Что-то не нравится мне твой оптимизм. Точно в чём-то хитришь. Не знаю пока, в чём, но хитришь ты точно. Хочешь, чтобы я тебя развязал, а ты меня по башке – и дёру.

– Нет, развязывать необязательно, просто сделай так, чтоб я от секса с тобой была на седьмом небе от счастья.

– Но я тебе всё же следующую дверь покажу, чтоб ты точно поняла, что убежать не выйдет.

– Я вижу, когда люди врут. Ты не врёшь, реально не выйдет. Вить, я не знаю, насколько хорошо я могу переносить боль, не было у меня до сих пор такого опыта. Возможно, я просто сломаюсь и потеряю всякий человеческий вид. Я не знаю, что ты будешь со мной делать – ломать кости, пороть, резать – но я точно знаю одно: такой, как сейчас, я не буду уже никогда. А я хочу, чтобы ты запомнил меня такой. Вить, присмотрись получше: я прекрасна.

– Я вижу. Я буду беречь такую игрушку.

– Я не только игрушка, я человек. И ты не только маньяк, ты человек, и я хочу тебя таким видеть хотя бы иногда. Вот, познакомились бы мы с тобой при других обстоятельствах, и общался бы ты со мной совсем другой своей стороной. Я понимаю, что ты украл меня не для этого, но побудь со мной таким, как ты есть, настоящим, хотя бы ненадолго. Подари мне себя, сколько сможешь, минуту, час, день, месяц. В долгу не останусь, обещаю.

Она говорила, и мне казалось, что она читает мои чувства, вынимая их из самой глубины меня и показывая мне то, что и есть истинный я, но без неё я эту часть себя не вижу. Да, она человек, она прекрасна, божественно красива, каждый волосок, каждая деталька одежды. Да, я действительно боюсь даже чуть прикоснуться, чтобы не повредить это совершенство. Да, если бы мы встретились где-то раньше, я бы смотрел на неё так всегда, и она была бы для меня далёкой недосягаемой богиней. А здесь, в подвале, она для меня лишь игрушка, которой я хочу поиграть, а потом разломать и выкинуть. Я понял, в чём она хитрит: она хочет переключить моего маньяка на другую субличность. В таком виде я не смогу сделать ей больно. Да я и сам, похоже, этого хочу, когда свет её глаз касается меня. И я боюсь этого желания. Если я поддамся и отпущу её сейчас, мой маньяк не найдёт свою жертву и будет вечно жечь меня своими желаниями. Но мой маньяк уже куда-то растворился, и сердце так сладостно ликует, видя эту божественную красоту напротив. Да, я знаю, что могу позвать его, и он придёт, и во мне не будет уже ни восхищения, ни сострадания, ни жалости. Но сейчас песня сердца так прекрасна, и я смотрю в эти глаза безотрывно, чтобы случайно не прервать эту прекрасную песню. Я вижу, как мои руки тянутся к ней, и она доверчиво кладёт свои связанные ручки в мои ладони. По телу бежит ток, сладостный и нежный. Мои пальцы скользят по нежной гладкой её коже и снимают с её рук браслеты. Но что я делаю?! Зачем?!

– У тебя есть свечи? – её тихий загадочный голос возвращает меня в реальность.