Страна мечты

Номинально в составе ВВС ТОФ и ВВС Северной Тихоокеанской флотилии (последняя защищала Камчатку, отделенную от Приморья «японской таможней» Курильской гряды) числилось 1549 самолетов. В ВВС ТОФ входили четыре дивизии:

10-я бомбардировочная дивизия в составе 33-го и 34-го полков (по 33 Пе-2), во втором из них имелась еще четвертая эскадрилья на Ту-2, и 19-го истребительного полка (32 Як-9).

2-я минно-торпедная дивизия, в составе 4-го, 49-го, 52-го полков. Самолеты ДБ-3, которыми был полностью вооружен 52-й полк, и по одной эскадрилье в остальных двух – безнадежно устаревшие, снятые с производства еще до войны, да к тому же и сильно изношенные, не имели почти никакой боевой ценности и подлежали списанию. Реальную силу представляли лишь 44 «бостона» в 49 бап. Ил-4, которыми были вооружены две эскадрильи 4 бап, также не отвечали требованиям последнего года войны.

15-я смешанная дивизия имела в составе 58-й и 59-й истребительные полки (на Як-9), и 117-й разведывательный полк (гидросамолеты МБР-2 и Каталина). Первые два полка отвечали за ПВО объектов флота, от устья Амура до Татарского пролива. А гидросамолеты не имели никаких ударных возможностей.

12-я штурмовая авиадивизия – полки 26-й штурмовой, 14-й и 38-й истребительные, прибывал с запада 37-й штурмовой. В истребительных полках, наряду с Як-9, были Лагг-3, в действующей армии давно ставшие анахронизмом. 26-й полк был вооружен новейшими Ил-10, однако же не имевшими перед Ил-2 37-го полка никаких преимуществ относительно дальности и приборно-навигационного оборудования для полетов над морем.

В состав же единственной 7-й авиадивизии СТОФ входил единственный же 17-й истребительный полк, имевший даже не Лагги, а подлинные раритеты, И-153 и даже И-15бис (последние считались устаревшими уже во время Халхин-Гола). Отдельные разведывательные эскадрильи летали на МБР-2. Не лучше было дело и у армейцев, дислоцированных на Дальнем Востоке – истребители И-16, И-153, бомбардировщики СБ и даже ТБ-3 (последние, правда, уже использовались скорее как тяжелые транспортники) были обычным явлением. Новая техника, как отечественная, так и ленд-лизовская, во время войны шла исключительно на фронт, на нужды ДВ для перевооружения оставались жалкие крохи. Не лучшим образом обстояли дела и с летчиками – если генерал-майор Дзюба, командующий ВВС СТОФ, отвоевал всю войну, под конец командуя ВВС Беломорской флотилии, а до того прошел Хасан и финскую, то командующий ВВС ТОФ генерал-лейтенант Лемешко всю Отечественную провел на Тихом океане – нет, я не хочу сказать, что там был курорт, но боевого опыта у него не было, как и у большинства его подчиненных – такие, как полковник Барташов, командир 12-й шад, отлично себя показавший в командировке на Черном море в 1943 году, были в меньшинстве. И на уровне отдельных полков и эскадрилий было то же самое – если готовившийся к переброске на Дальний Восток 27-й Краснознаменный иап 6-й иад СФ, сформированный в 1942 году на базе двух эскадрилий 2-го сап СФ, знаменитого «сафоновского» полка, был стопроцентно боеготовой частью, то 39-й иап только заканчивал переход с И-16 и И-15бис и боевого опыта не имел; получше обстояли дела с 43-м иап, сформированным на ЧФ из резерва ВВС ВМФ, из летчиков, успевших хлебнуть войны[12 - Указанная картина в целом соответствует нашей истории, положение на август 1945.].

А тем временем, оснований для благодушия не просматривалось – по подробнейшим данным разведки, на аэродромах Курил могло базироваться до 600 японских самолетов, на юге Сахалина имелось 13 аэродромов, на которых могло разместиться еще несколько сотен машин, 11 из них имели ВПП до 1000–1100 м, 2 – бетонные ВПП длиной 1300–1500 м; и на Хоккайдо могло базироваться до 1500 самолетов. Также не исключалась массовая переброска авиации с Хонсю – разведка доложила о наличии там 6–7 тысячах самолетов, приготовленных для отражения американского десанта, правда, оговорив, что значительная их часть является устаревшими и учебными. Однако было известно, что немцы успели поставить в Японию крупную партию ФВ-190 и Ме-109, самых последних моделей, в том числе и в палубной версии, – а бои в Атлантике 1943 года (рейды Тиле) показали, что немецкая палубная авиация представляет достаточно серьезную угрозу. Известно было что в состав японского флота входят шесть больших авианосцев – «Тайхо», «Дзуйкаку», «Секаку»[13 - Напомню что Раков говорит еще о времени до битвы у Сайпана.], «Унрю», «Амаги», «Кацураги», а также какое-то количество малых авианосцев, перестроенных из гидроавиатранспортов и торговых судов. Да, разведка докладывала о паршивом качестве массовых японских самолетов, в особенности их моторов, плохом авиабензине и маслах, малом налете основной массы самурайских летчиков – но я помнил, что подобные сообщения усыпляли бдительность англо-американцев еще перед Перл-Харбором. Потому я, исходя из своего опыта, считал нужным готовиться к худшему, а именно к тому, что драться придется в полную силу с врагом, не менее сильным, чем немцы. При том, что не исключалось и наличие в Японии какого-то числа немецких «добровольцев» – поскольку участие японских пилотов на стороне Рейха в Лиссабонском сражении было уже доказанным фактом, то и ответная услуга Гитлера, пославшего своих летчиков и моряков в помощь своему союзнику, казалась не столь невероятной.

Итого наличные силы нашей морской авиации на ДВ еще могут кое-как обеспечить ПВО и вести ближнюю разведку. Поддержка тактических десантов была возможна лишь на малом удалении, в пределах боевого радиуса Ил-2. Еще реальны попытки нарушать японское судоходство, крейсерскими вылетами торпедоносцев – и то, при условии хорошего разведывательного обеспечения, привычная для Балтики «свободная охота» на тихоокеанских просторах была малоперспективной. Штабная игра, где прорабатывался бой с японской авианосной эскадрой, дала просто катастрофические результаты. Опыт Тихоокеанской войны показывал, что японцы никогда не подходили к вражеским аэродромам ближе чем на 200 морских миль, а обычно же наносили удары с гораздо большего расстояния – и в то, что они зарвутся и допустят настолько грубую ошибку, не верил никто. Самураев можно было считать кем угодно – беззастенчивыми агрессорами, жестокими оккупантами, без малейшего зазрения совести практиковавшими массовые убийства мирного населения на оккупированных территориях, но воинами они были первоклассными, так что никаких оснований заподозрить их в идиотизме просто не было. А сто миль было пределом, до которого Ла-7 могли прикрыть ударную авиацию! В итоге реальными оставались два варианта: в первом торпедоносцы и пикировщики шли в атаку без истребительного прикрытия – что гарантированно приводило к гибели не менее 75 % наших ударных машин, при умеренных потерях японцев; во втором наши истребители сопровождали атакующую волну до цели, но для них это был полет без возврата, поскольку бензина им должно было хватить лишь на то, чтобы долететь и провести короткий бой – в этом варианте мы гарантированно теряли все истребители, не менее половины торпедоносцев и пикировщиков; что же касается самураев, то при разных вариантах их действий их потери сильно различались – были возможны и тяжелые потери, в том случае, если нам удалось бы застать их врасплох, были возможны и вполне для них терпимые, если они успевали поднять истребители. Итого, при том условии, что японцы не сделают ошибок, мы теряли лучших летчиков нашей морской авиации, сведенных в отборный гвардейский авиакорпус Резерва Ставки, в обмен на нанесение японскому Ударному соединению довольно умеренных потерь. Оставалось только констатировать тот факт, что при использовании обычных наших тактических схем и техники поставленную командованием задачу решить было невозможно.

Следует отметить: применения управляемых боеприпасов первого поколения само по себе проблему не решало! Как я уже сказал, для наведения Х-1400, чтобы траектория бомбы лежала внутри «баллистической воронки», необходимо было сбрасывать скорость самолета, сохраняя при этом постоянный курс. И затруднительно было одновременное применение бомб по одной цели, так как операторы при этом путали трассеры свои и соседей. Проблемой также оказался обрыв управляющих проводов осколками зенитных снарядов – это было обнаружено еще до войны, в осенних учениях на Ладоге, когда корабли БФ, сопровождающие «мишенную флотилию» при бомбежке вели интенсивный зенитный огонь, понятно, с разрывами на меньшей высоте. Результатом был заказ промышленности на разработку радиокомандной версии, Х-1400Р, но эти бомбы к началу боевых действий были получены в весьма малом количестве. И применение КАБ никак не снимало для нас угрозу от японских истребителей – среди материалов разведки, нам предоставленных, были данные о попытке применения японцами управляемых бомб с системой наведения в виде пилота-смертника, окончившаяся полной неудачей, так как все бомбардировщики-носители были сбиты американскими истребителями еще на подлете, задолго до собственно атаки. Кроме того, было общеизвестно, что против больших военных кораблей торпеда является намного более эффективным оружием – а оттого мы не исключали их атаки и торпедоносцы. Хотя страшно было представить, какие у них будут потери – если даже на Балтике в сорок третьем, при гораздо более слабой немецкой корабельной ПВО, торпедоносцы жили в среднем 3–4 вылета, что было меньше, чем даже у штурмовиков.

На доклад к наркому ВМФ Кузнецову я летел в соответствующем расположении духа – после всех побед над немцами расписываться в своей бессилии перед японцами очень не хотелось, но выхода найти не удавалось. Николай Герасимович выслушал меня спокойно – впрочем, это было для него нормой – такой уж он человек, доброжелательный и тактичный по отношению к окружающим. Также присутствовали Лазарев и Зозуля.

– Что ж, товарищ Раков, хорошо, что вы не поступили, как японский адмирал, окажись он на вашем месте – эта фраза была мне тогда непонятна, поскольку мы не знали еще про тактику камикадзе, причем в массированном исполнении – а теперь посмотрите, пожалуйста, вот это.

Это был план удара воздушной армии ВМФ (с расчетом сил и средств), в составе которой имелось девятьсот бомбардировщиков (первая волна – носители высокоточного оружия, вторая – обычные пикировщики и торпедоносцы, для добивания поврежденных кораблей) по японскому авианосно-линейному соединению, в составе трех линкоров, двух линейных крейсеров, шести тяжелых авианосцев, шести тяжелых крейсеров и тридцати эсминцев. Дорогу ударным самолетам должны были расчистить 400 Ла-11 – я знал, что в КБ Лавочкина разрабатывается этот истребитель, но чтобы уже включать его в расчет?

Я имел сведения по ВВС всех наших флотов. ЧФ располагал четырьмя дивизиями – 4-й истребительной, 11-й штурмовой, 2-й гвард. минно-торпедной, 13-й пикирующих бомбардировщиков. КБФ – три дивизии: 8-я минно-торпедная, 9-я штурмовая, 1-я гвард. истребительная. СФ – три: 5-я минно-торпедная, 6-я истребительная, 14-я смешанная. И пять дивизий, как я уже сказал, было на ТОФ. Итого пятнадцать, причем с заметным креном в сторону истребителей – даже бомбардировочные и штурмовые дивизии, как правило, включали в себя один, а то и два (как 9-я и 11-я шад) истребительных полка. Если же считать по полкам, имеющих однородный состав (примем в среднем по 30 самолетов, хотя на ДВ еще были полки старой организации, по 50, 60), что выходило – торпедоносцы, 9 полков, 270 машин. Пикировщики – 6 полков, 180 машин. Штурмовики – 7 полков, 210 машин. Истребители – 25 полков, 750 машин. Особый корпус давал прибавку, еще пять бомбардировочных полков (два бывших торпедоносных, обученных работе с КАБ) и два пикировщиков. И это была вся морская авиация СССР!

Для сравнения: у японцев на каждом авианосце было от 65 самолетов, два наших полка (тип «Унрю»), до 84 («Тайхо»), на типе «Акаги» было по 90, но они, к счастью, уже все утопли. Говоря упрощенно, каждый авианосец имел на борту смешанную авиадивизию (у нас номинально состав был больше – но с учетом реально боеготовых машин выходил почти паритет).

– Товарищи, давайте я попробую описать текущий расклад, как я его понял, – спокойно и доброжелательно сказал Лазарев, – а вы, помня то, что я не летчик и не штабист, поправите меня, если я ошибусь.

Я был немного удивлен – привыкнув к общению с командующим БФ Трибуцем, считавшим нормой разговор с нижестоящими на повышенных тонах. В сравнении с ним адмирал, предлагающий подчиненным указать на его ошибки, производил впечатление марсианина.

– Итак, товарищи, – неторопливо начал Лазарев, – в том случае, если мы «разденем» ВВС всех западных флотов до последнего боевого летчика, то всех имеющихся соединений хватит на формирование одной сильной воздушной армии, насчитывающей около двух тысяч машин. Резервов у нас не будет, так что восполнять потери нечем. Противник имеет порядка 500 машин палубной авиации, примерно 4000 самолетов базовой авиации, как минимум 3000 машин армейской авиации. Разведка, правда, докладывает о многочисленных недостатках в японских ВВС, но, во-первых, мы не знаем, насколько это соответствует истине, во-вторых, даже если это святая правда, с начала и до конца, то при четырехкратном численном превосходстве японцев можно говорить разве что о равенстве сил в воздухе. При подавляющем превосходстве самураев в надводных кораблях это означает, что ТОФ будет гарантированно уничтожен, а наши десанты перемолоты в фарш. Однако наши возможности против кораблей весьма ограничены – все, что у нас есть, это 330 пикировщиков, 243 торпедоносца, 90 бомбардировщиков – носителей высокоточного оружия. С учетом того, что в условиях активного противодействия противника торпедоносец живет 3–4 вылета, пикировщик – 5–10 вылетов, по носителям КАБ статистики пока нет, да и 18 попаданий за один вылет пусть и тяжелых бронебойных бомб точно не смогут переломить ход возможного сражения, это значит, что нашей ударной авиации хватит на одно хорошее сражение, не более того – причем нет никакой гарантии, что нам хотя бы удастся нанести японцам тяжелые потери.

Лазарев сделал паузу, внимательно глядя на нас с Зозулей – впоследствии я привык к этой его манере, предлагать к рассмотрению худший из возможных вариантов – и давать подчиненным возможность предложить выход из, казалось бы, безнадежного положения.

– Разрешите, Михаил Петрович, – попросил слова Зозуля.

– Конечно, Федор Владимирович, – Лазарев был непробиваемо спокоен.

– Во-первых, позволю себе заметить, что в случае реализации предложенного вами плана быстрого захвата южного Сахалина – прорыв армейцами Поронайского укрепрайона и одновременно высадка морского десанта силой до дивизии морской пехоты в Корсакове, с предварительной бомбежкой авиацией японских аэродромов на юге Сахалина – нам не придется иметь дело со всей японской авиацией одновременно; наоборот, ее можно будет бить по частям, – корректно возразил Лазареву Зозуля.

Я внимательно слушал – так я впервые услышал о подробностях «плана воздушно-морского сражения на севере Тихого океана», «плане Лазарева», который сейчас изучают во всех военно-морских академиях мира. И признаюсь, для меня были новостью не только план, но и стиль общения, принятый между Лазаревым и Зозулей – спокойно-доброжелательный и, к сожалению, встречающийся реже, чем хотелось бы.

– При реализации вашего плана, Михаил Петрович, часть японской авиации на Сахалине будет уничтожена еще на аэродромах, часть – сбита нашими истребителями, часть – либо перелетит на Хоккайдо, либо будет уничтожена нашим десантом на земле, – продолжил Зозуля, – сами же аэродромы будут захвачены нами на второй день операции. Еще сутки уйдут на ремонт японских аэродромов нашими инженерными частями, налаживание снабжения и обслуживания самолетов. До третьих суток операции наше господство в воздухе над югом Сахалина обеспечат авиадивизии с баз на севере острова – затем начнется переброска истребителей на захваченные аэродромы.

Следующее по счету – японские авиачасти, базирующиеся на Хоккайдо. Да, там до 1500 самолетов (первой линии), – но совершенно не факт, что японцы смогут нанести концентрированный удар хотя бы на вторые сутки с начала нашей операции. Пока в их штабах разберутся, что именно происходит, пройдут сутки, не меньше – это если у них есть детально проработанные планы на случай нашего стремительного удара по южному Сахалину, я беру худший для нас вариант. Далее, эти планы надо довести до частей и соединений, приспособив их для имеющихся сил и средств – а это тыловые части, наверняка укомплектованные не самыми лучшими командирами, экипажами и техниками; лучшие дерутся на юге с американцами. Даже если разведка и ошибается, и самураи держат там элиту своих ВВС, полностью обеспеченных снабжением – все равно, раньше третьего дня они просто физически не успеют подготовить концентрированный удар. Но я более чем уверен, что разведчики не ошибаются, и все именно так и обстоит, как они докладывают – слишком уж убедительны представленные ими доказательства. В этом случае будет что-то очень похожее на наши действия в июне 1941 года – спешный приказ поднять все исправные самолеты, кстати, вряд ли таковых в тыловых частях окажется больше половины, в крайнем случае, две трети от списочной численности[14 - В нашей истории, в 1945 году в авиачастях Императорского флота была исправна половина самолетов – для сравнения, в 1941 году – 80 %.]; отдельные полки и дивизии будут атаковать вразнобой, без координации с соседями, бомбардировщики без истребительного прикрытия. Итого, по максимуму, где-то с обеда второго дня Сахалинской операции нас ждет серия разрозненных атак силами нескольких десятков, самое большее пары сотен самолетов с неопытными экипажами – и это продлится до пятого-седьмого дня. К этому же времени мы должны закончить штурм Северных Курил – кстати, это приведет к раздроблению авиационных резервов на Хоккайдо, поскольку их оперативными планами предусмотрена поддержка авиацией не одной сахалинской группировки, но и северокурильской, по воздушному мосту Хоккайдо-Южные Курилы-Матуа-Северные Курилы. Конечно, больших сил для Северных Курил не выделят, но на 100–200 машин можно рассчитывать.

Где-то на третьи сутки операции в Императорской ставке поймут, что все обстоит предельно серьезно – когда юг Сахалина будет уже потерян, конечно, где-то еще останутся отдельные очаги сопротивления, но поражение будет очевидно. Естественной реакцией для них будет подтверждение приказа на атаку авиацией, дислоцированной на Хоккайдо, – то, что я сказал раньше; возможно, если нам повезет, то некоторые пехотные соединения, занимающие оборону на Хоккайдо, получат приказ на проведение десантной операции на юге Сахалина, имеющей целью восстановить положение. Это было бы прекрасно – мы бы получили возможность уничтожить японские части в море и во встречном сражении на Сахалине, а не выковыривать из укрепрайонов на Хоккайдо, но на такую удачу я особо не надеюсь.

Где-то на шестые-седьмые сутки операции до самурайского Верховного командования дойдет, что справиться с нами, с использованием только частей и соединений, дислоцированных на Сахалине и Хоккайдо, не получается – надо готовить массированный удар, задействовав стратегические резервы. Естественно, на практике это решение будет принято после ожесточенных споров между командованием армии и флота – это объясняется как объективными, так и субъективными причинами.

– Можно об этом подробнее? – спросил Кузнецов. – Если субъективные причины это вероятные ошибки врага, то я не стал бы опираться на них в плане.

– Объективные причины, в первом приближении, можно описать так: во-первых, японцам необходимы силы на юге, против американцев; во-вторых, самураи будут обоснованно опасаться того, что наше наступление скоординировано с союзниками, именно с целью «раздергать» японские стратегические резервы, что почти гарантированно приведет Японию к тяжелейшим поражениям и на юге, и на севере. Субъективные заключаются в том, что, во-первых, психологически самураи воспринимают в качестве главного противника именно янки, а не нас – именно поэтому им трудно будет принять решение о перенаправлении резервов против нас; во-вторых, и сам факт начала нами войны, и поражение на Сахалине станут поводом для нового тура грызни между армией и флотом, что тоже отнимет у них какое-то время. В общем, поиск виноватых, перелицовка имеющихся планов, выделение сил и доведение разработанного ГШ Армии и Морским ГШ плана до исполнителей займет у них от пяти до девяти суток – я рассчитываю на неделю. За это время мы окончательно подавим организованное сопротивление на Сахалине, и, самое главное, полностью развернем передовую группировку авиации, береговой и зенитной артиллерии на юге Сахалина; кроме того, мы перебросим резервы из Приморья на аэродромы Северного Сахалина.

– Обращаю ваше внимание, – сказал Лазарев, – в этой части операции инженерно-строительные части окажутся столь же важны, если не более, чем штурмовые батальоны. Надо не просто быстро, а очень быстро привести в порядок захваченные японские аэродромы или подготовить площадки, с использованием металлических полос. И одними ломами и лопатами не обойдемся – нужна техника, наподобие той, что я видел в Италии, инженерные бригады по расчистке дорог и строительству путей в горах. Как показывает японский и американский опыт строительства аэродромов на островах Тихого океана, один бульдозер с успехом заменит роту солдат или пару сотен спешно согнанных туземцев с шанцевым инструментом. Конечно, это епархия не ВВС, а морской пехоты, но надо уже подумать о взаимодействии, чтобы командир любого уровня не считал эту задачу на десятом месте по важности, после «занять и удержать рубеж».

– Это решается легко, – ответил Зозуля, – задача обеспечить строительство аэродрома в указанном месте вписывается в боевой приказ, и попробуй не выполни! В общем, по расчетам, успеваем – лишь на десятый-четырнадцатый день с начала нашей операции японские штабы подготовят план ответного удара. Предположительно, он будет выглядеть так: на аэродромах Хоккайдо сосредотачивается группировка авиации, армейской и базовой флота; при нынешнем наполнении этих аэродромов в 1500 машин, можно ожидать сосредоточения группировки общей численностью в 2000–2500 самолетов; будет подготовлена высадка японского десанта, с поставленной задачей как минимум возвращение юга Сахалина; и, последнее по счету, но не по важности – в море выйдут Главные Силы Императорского флота, имеющие задачу поддержать десант. У нас уже будет обеспечено господство в воздухе, а также развернуты подводные лодки, так что сражение имеет все шансы быть нами выиграно. И еще останется резерв самолетов и пилотов, для восполнения потерь, перед развитием дальнейшим операции, в виде десанта на Хоккайдо.

– Смотрится красиво, – сказал я, – вот только у нас пока нет на Дальнем Востоке и половины предусмотренных сил. И что хуже, этих сил пока и не существует в природе – или мы собираемся полностью оголить западные рубежи? Придется формировать новые морские полки и изыскивать для них кадры и технику.

– Вот вы этим и займитесь, товарищ Раков, – сказал Кузнецов, – а наркомат и Главный штаб ВМФ окажут вам полное содействие.

– Одно дополнение, Василий Иванович, – заметил Лазарев, – истребительные полки для ПВО баз флота обязательно должны быть морскими? Или в данном конкретном случае и сухопутные летчики и машины сгодятся?

Меня удивило, что Лазарев, моряк-подводник, казалось бы, далекий от авиационной тематики, не единожды обращал внимание на важные моменты – тактично не навязывая свое мнение, но предлагая его учесть. Как оказалось, именно он предложил сделать ставку на Ла-9 и Ла-11, «есть мнение, что товарищ Лавочкин успеет», причем рекомендовал перевооружать авиаполки уже сейчас, пока на Ла-7, «который по кабине и пилотажным характеристикам практически не отличается». Это решение оказалось правильным – даже упомянутая 7-я дивизия СТОФ, развернутая до четырехполкового состава, достигла боеготовности к маю 1945 года. Также Лазарев заметил, что мотор АМ-42, стоящий на Ил-10, пока еще не доведен, так что при длительной и интенсивной боевой работе будет большой процент небоеготовных самолетов, и надо хотя бы ремонтную базу и запас новых моторов обеспечить, «а вообще, против японцев и Ил-2 работать будут хорошо». Что тоже оказалось правдой. Лазарев умел смотреть на проблему «сверху», с точки зрения «надсистемы», как сам он говорил. И потому, даже если не знал специфики – то мог вовремя поставить вопрос перед теми, кто детально разбирался. Ясно, отчего именно его главком поставил руководить подготовкой войны против Японии на море!

А пока передо мной встала задача – воплотить эти планы в жизнь. По приезде на место был адов труд по созданию тыловой инфраструктуры. На Камчатке, для взятия Северных Курил, и обороны своей территории, нужен был полнокровный авиакорпус, в составе истребительной, штурмовой и бомбардировочной дивизий, плюс как минимум один разведывательный авиаполк. Острова Шумшу и Парамушир были мощным единым укрепрайоном, обороняемым японской пехотной дивизией, усиленной танками, имели аэродромы, способные вместить не меньше ста самолетов. Надо было уничтожить японскую авиацию еще на земле, поддержать высадку десанта штурмовиками и пикировщиками, прикрыть все это истребителями – да еще и быть готовыми нанести удар по японской эскадре, попробуй она вмешаться! И это при том, что на Камчатке отсутствовала аэродромная сеть на столь мощную авиационную группировку, и все необходимое для боевой работы придется завозить с материка. И где выбрать места для новых аэродромов – вот, например, мыс Лопатка (крайняя оконечность Камчатки), на первый взгляд, идеальное место – всего десять километров до Шумшу, и рельеф подходящий, грунт песок и галька, так что используя уже освоенную технологию использования металлического настила для полосы, аэродром можно оборудовать за считанные дни, да и наша воинская часть, 945-я береговая батарея там уже стоит. Действуя с этого аэродрома, наша авиация могла бы буквально висеть над головами японцев. Но – во-первых, при начале войны аэродром попадал в радиус действия японской дальнобойной артиллерии с Шумшу, во-вторых, как значилось из документа, все портовое хозяйство на батарее это крохотный причал, пригодный лишь для малых судов и катеров, да несколько сараев, в-третьих, работы непременно насторожат японцев и могут побудить их на первый удар. По размышлении, я вписал в план оба варианта – и расширение аэродромного узла Петропавловска-Камчатского, и постройку площадки подскока на Лопатке. И все это требовалось обеспечить ресурсами – выделить, доставить. А время было уже лето, и как мне объяснили, скоро начнутся осенние шторма, а строить там зимой это просто каторжная работа! И к концу весны все должно быть уже готово!

Еще труднее было на юге – поскольку там следовало считаться с массированными авиаударами с собственно Японских островов. При том, что достать до Южных Курил мы не сможем, пока не выбьем самураев с юга Сахалина. И резко возрастала вероятность вмешательства японского флота, и противник на Сахалине мог «на коротком плече» получать подкрепления – значит, эту коммуникацию следовало прервать, и опять, прежде всего, авиацией. Требовалось развернуть две воздушные армии ВВС ВМФ, на Северном Сахалине и в Приморье – в составе каждой из которых должно быть по 3–4 авиакорпуса, плюс отдельные разведывательные авиаполки! Эти выкладки даже мне поначалу показались чрезмерными – но это был минимально необходимый состав сил, которыми можно было обеспечить господство в воздухе и на море. Но Кузнецов, прочтя мой доклад, лишь сказал:

– Если надо – то сделаем. Теперь это фронт. Значит, все будет!

Огромный труд лежал и на плечах московских товарищей. Как например, когда выделяли мой 12-й гвард. бап в состав Особой дивизии, и в то же время в 8-й минно-торпедной дивизии КБФ остался его «двойник». Полк разделили надвое (большинство лучших пилотов ушли в Особую), а затем каждую часть дополнили техникой и пилотами из резерва и училищ до штата (в принципе, ничего необычного – именно так восстанавливали численность после тяжелых боев, когда в строю оставалась, бывало, едва четверть прежнего состава). Но теперь предстояло провести подобную процедуру одновременно с большинством частей и соединений ВВС трех западных флотов – и со штабами тоже. На базе управлений ВВС флотов формировались штабы армий и корпусов, в состав которых входили соответствующие дивизии – что позволяло получить слаженные соединения буквально за месяц и затем спокойно переучивать их на новую технику. Хорошо, если перевооружение уже прошло (бомбардировочные полки как правило, перевооружались до передислокации и успевали на Каспии пройти курс боевой подготовки, с практическим применением КАБ на полигоне). А истребители (также иногда переучиваемые на Ла-7 на западе) обычно получали новенькие Ла-11 или Та-152 уже здесь.

Нам же предстояло обеспечить, чтобы прибывающие части немедленно включались в процесс боевой работы. Хотя еще не было войны, но обнаглевшие самураи, заметив неладное, стали посылать самолеты-разведчики на нашу территорию, причем в ряде случаев над нейтральными водами в это время патрулировали их истребители, которые при перехвате разведчика шли на помощь, в итоге с января по май в нашем воздушном пространстве произошло свыше двадцати воздушных боев, в отдельных случаях (как например, 24 апреля возле Петропавловска-Камчатского) с обоих сторон сражалось по нескольку десятков самолетов! Одиннадцать японских самолетов было сбито и упало на нашей территории, еще свыше пятнадцати, по докладам, «ушли над морем, с дымом и потерей высоты», наши потери – шесть истребителей, два пилота. А воздушная битва 1 мая возле Северного Сахалина? И самураи еще смели после слать нам оскорбительные ноты, возмущаясь инцидентами?!

Надо было развернуть аэродромную сеть, наладить систему материального снабжения, ремонтную базу, ПВО. При том, что например, радиотехнические батальоны, обеспечивающие сеть РЛС, ставшую уже привычной для фронтовой авиации на советско-германском фронте, совершенно отсутствовали на Дальнем Востоке, и штабы с этой техникой работать не умели! А техника считалась секретной – и надо было организовывать ее охрану и оборону от возможных нападений японских диверсантов. Немецкие самолеты и моторы были незнакомы нашим механикам – эту проблему решили с помощью «добровольцев» из ГДР. Вопреки расхожему мнению, в Дальневосточную войну 1945 года немцев не было в летных экипажах, и техники, закрепленные за конкретным самолетом, были русские, но на авиабазе, как правило, наличествовал особый взвод или даже рота наземного авиатехнического состава (под командой нашего офицера). Поскольку ГДР к тому времени еще не была даже провозглашена и, тем более, не воевала с Японией, немцы считались вольнонаемными специалистами и получали приличную зарплату (что было одной из причин недовольства советского персонала – эту проблему пришлось решать политработникам, и даже особым отделам). Отмечу, что немецкие товарищи, наряду с профессионализмом и старанием, демонстрировали высокую лояльность СССР, по крайней мере мне не известны случаи злостного саботажа, а тем более измены с их стороны. Впрочем, какие основания были у побежденных немцев любить Японию, тем более проигрывающую войну?

Я считал тогда и продолжаю утверждать сейчас, что советские самолёты ничем не уступали немецким. Авиапромышленность СССР дала нам оружие, наилучшим образом подходящее к реалиям советско-германского фронта, обеспечившее завоевание господства в воздухе и поддержку наземных войск. Истребители Як и Ла превосходили «мессы» и «фокке-вульфы», штурмовики Ильюшина вообще не имели аналогов в мире, пикировщики Пе-2 справлялись с боевой работой лучше немецких «штук». Сложнее было с дальними бомбардировщиками – впрочем, и у немцев «юнкерсы» и «хейнкели» к концу войны очень редко появлялись в небе. Ту-2 так и не стал преобладающим типом, и был больше «заточен» на работу по фронту и ближнему тылу врага. Дальняя авиация имела уже устаревшие Ил-4, американские В-25, переоборудованные транспортники Ли-2 и «дугласы», и очень небольшое количество четырехмоторных Пе-8 и «ланкастеров». Морская ударная авиация Северного, Балтийского, Черноморского флотов успешно воевала на Пе-2, Ту-2 и «бостонах». Но Тихий океан, как уже было сказано, предъявлял совсем другие требования по дальности – а управляемое бомбовое вооружение требовало роста боевой нагрузки. И тут бомбардировщики До-217 и Не-177 оказались очень к месту, дополнив машины советских моделей!

Флот во всем шел нам навстречу. Помощь его была неоценима – достаточно сказать, что к многим местам, выбранным под строительство аэродромов, размещения РЛС, зенитных батарей, можно было добраться лишь по воде, сухопутные дороги совершенно отсутствовали в непроходимой горной тайге. Часть работы по заброске грузов и людей взяла на себя транспортная авиация – была сформирована новая дивизия, причем матчасть ее составляли немецкие же Ю-52 (ценное качество этого самолета, его трудно поломать даже при грубой посадке на необорудованную полосу). Были и транспортные эскадрильи на гидросамолетах, в большинстве «каталинах». А главную тяжесть вынесли на себе солдаты строительных частей – как правило, старших возрастов, негодные для фронтовой службы, низкий поклон вам, за ваш незаметный труд, без которого бы не было Победы!

В мае сорок пятого в состав авиации флота входило 3860 самолетов. И это все были новые машины – Як-9У, Ла-11, Т а-152, Ил-2М, Ил-10, Ту-2, Пе-2И, «бостоны», До-217, Не-177. 9 мая года я доложил командующему ТОФ Лазареву, что авиация флота полностью развернута и к работе готова.

До начала войны остались считанные недели.

Лазарев Михаил Петрович. Конец июля – август 1944 года, Северодвинск (Молотовск)

Только долетели – сразу закрутили дела. Доклад Петровича, остававшегося за меня, и Сирого, по механической части – происшествий не случилось, корабль в исправности… и что дальше?

Проблема была, что почти два года, как мы сюда провалились, то гоняли технику на износ. Единственная атомарина в ВМФ СССР, в тяжелейшее для страны время – шестнадцать боевых походов, в том числе четыре (если самый первый тоже считать) дальних, три в Атлантику и один в Средиземку. С такой интенсивностью даже дизельные лодки в эту войну не эксплуатировались – хорошо, что мы сюда прямо после капитального ремонта попали, а Серега Сирый мех от бога, почти все время на борту, и наверное, спит вполглаза, ну и везение конечно, что как-то без серьезных аварий обходилось (если не считать лопнувшего дюрита на турбогенераторе в прошлом году). И вот, когда шли из Средиземки домой, случилось – утечка радиации на первом реакторе! И хорошо еще, что не внутри, куда с технологиями этого времени не добраться никак, а там, где сумели отключить, заделать, до Севмаша дошли, здесь заварили качественно. Но Серега честно сказал:

– Командир, я не волшебник. Не могу дать никакой гарантии, что завтра еще где-нибудь не накроется. Если Родина прикажет, пойдем куда надо – но это будет лотерея.

А Родине очень надо. Война в Европе завершилась – но лишь дурак и слепой не поймет, что как и в той истории, мы японцам прощать не собираемся ничего. И тот разговор с Кузнецовым – да просто, политработников послушать, куда пропаганда народное мнение толкает. В той истории, откуда мы пришли, роман Степанова «Порт-Артур», впервые опубликованный в сорок втором, Сталинскую премию получил в сорок шестом. Здесь – уже есть и награда, и огромный тираж, и что серьезно, внесение в список «рекомендовать для политработы в войсках». Политорганы еще с весны стараются, мероприятия проводят – что самураи это такие же фашисты, только желтокожие. Что они уже триста лет точат зубы на богатства нашей Сибири, и когда вторгались в Корею и Китай еще в веке семнадцатом, то это по замыслу были лишь промежуточные пункты ихнего дранг нах до Урала. И сейчас они собирались на нас напасть вместе с немцами – но сначала подбиранием бесхозного увлеклись, Гитлер ведь Францию и Голландию завоевал, их колонии без защиты остались – ну а после стало ясно, что от нас можно и по мордам, как на Халхин-Голе, Сингапур штурмовать куда безопаснее. Но стоит у наших границ миллионная Квантунская армия, до зубов вооруженная, в полной готовности, и такие там вояки, что своей же власти в Токио мятежом грозят, если те им не разрешат с нами воевать. А пока на нашей дальневосточной границе творится такое, что терпеть никак невозможно, а на море нас японцы вообще не ставят ни во что – терроризируют наших рыбаков, а торговые суда, идущие через Курильские проливы, останавливают и досматривают по своему желанию.

На советском пароходе