Сопричастность. И наестся саранча
Кабинет, в котором он встретился с Мирзой, очень слабо соответствовал представлениям студента о месте, где совершаются многомиллионные сделки, а информационный поток ежесекундно сметает цифры на многочисленных мониторах, окрашивая их то в зеленый, то в красный цвет, подводя промежуточные итоги очередной битвы «быков» и «медведей». По крайней мере именно такие представления о дилинговых центрах роились в голове учащихся, когда вместо скучных теоретических лекций предприимчивые энтузиасты из Молодежного центра финансовых операций наконец стали знакомить их с азами практической торговли, демонстрируя в обшарпанных залах Московской товарной биржи примитивные, но все же поражавшие воображение перспективами онлайн-торговли биржевые терминалы.
Легкий, почти неуловимый запах кока-колы, смешанной с виски, царил в небольшом помещении, давая безошибочный ответ на вопрос, получит ли Стас работу и насколько серьезные испытания его здесь ожидают.
– Сейчас лонганусь и поговорим, – новый знакомый производил впечатление человека безусловно тактичного, но при этом явно не страдавшего ханжескими представлениями о формальностях и приличиях при первичном собеседовании с кандидатом.
Набрав пару загадочных комбинаций на массивной клавиатуре с интригующими разноцветными надписями I SELL, I BUY, Мирза запустил печать на каком-то архаичном матричном принтере с бумагой, похожей на телетайпную ленту, и комната мгновенно наполнилась невероятным шумом и скрежетом, которые, казалось, давно ушли в прошлое после появления струйных и лазерных технологий печати. Ожидая окончания процесса, Мирза, видимо, удостоверившись, что потенциальный сотрудник совершенно безопасен, извлек из-за монитора стакан с жидкостью, которая и источала тот самый узнаваемый «аромат» дешевого дискотечного коктейля.
– … хочешь? – хотя первые слова фразы потонули в последних звуках принтера-динозавра, общий смысл был абсолютно понятен.
– Спасибо, мне потом к вашему президенту вроде бы сказали зайти, неудобно. – Стас вежливо отказался, хотя упомянутая встреча и была плодом его фантазии, однако быстро придумать другой повод уклониться от возлияний ему не удалось.
Направляясь на собеседование как на экзамен, он по привычке накручивал себя и ждал многочисленных проверок, тестов, серьезных вопросов и прочих подвохов. Но спустя всего несколько минут общения с Мирзой понял, что опасался напрасно, а слова той странной женщины о том, что окончательное решение можно принять только после беседы с непосредственным начальником, были ничего не значащей игрой на публику. Благодаря этому она благоразумно сохранила возможность для маневра на тот случай, если Николай Петрович не выполнит своих обещаний о размещении «денюжек».
– Ну как хочешь. Машина в сервисе, поэтому сегодня можно, – пояснил Мирза, продолжавший удивлять Стаса степенью своего обрусения, которая, несмотря на его восточную внешность, резко бросалась в глаза благодаря манерам, привычкам и абсолютному отсутствию каких-либо намеков на акцент.
Он пожал плечами и, выпятив нижнюю губу, сделал большой смачный глоток.
– Я вообще тут один работаю после кризиса, так что ценные бумаги – это, конечно, хорошо, но в основном надо по клавишам долбить и бумажки носить. Это несложно, я покажу.
Из этих слов стало ясно, что Стас устраивал Мирзу в качестве напарника по дилингу. Оказалось, что заранее приготовленный еще ко встрече в ресторане рассказ о том, что Стас мог и хотел делать, Мирзу не просто мало заботил, а скорее совершенно не интересовал. Какая разница, если босс сказала, что человека надо взять? Лишних вопросов, как Ратников вскоре убедился на собственном примере, в этой ситуации здесь задавать было не принято. Вернее, задавать вопросы вообще было не принято.
– Через три месяца защита, но ходить на работу я могу каждый день. Потом планирую поступить в заочную аспирантуру. – Стасу всегда казалось, что эти солидные околонаучные планы существенно повышают его стоимость на рынке труда.
Правда, встречный вопрос Мирзы, который в переводе на литературный язык можно было сформулировать как «Зачем тебе это надо?», несколько поколебал уверенность Стаса в том, что в конкретном сегменте рынка труда, в котором он по воле случая оказался, кто-то вообще собирался определять его личную стоимость.
Никакой встречи с Галиной Борисовной после этого разговора так и не состоялось. Все, казалось, уже было заранее решено. Стас, еще более озадаченный, чем после эпохального ужина в ресторане с видом на Храм Христа Спасителя, побрел по коридорам будущего места работы на выход.
В тот первый визит в стены заведения с громким, почти что кричащим, названием «Банк» Стас не особенно запомнил окружавшую обстановку. Осталось только усугубленное впечатлением от «сердца любой финансовой организации», как было написано в каком-то учебнике о дилинговых центрах, ощущение того, что все увиденное сделано как-то не взаправду, понарошку. Дилинг, расположенный в невзрачном закутке. Президент… ша, слабо представляющая, о чем гласит теория Шарпа, но которая уверяет, что «была на NYSE1». Казначей, спокойно распивающий дешевый виски и откровенно признающийся, что индекс NASDAQ ему так же безразличен, как и результаты последнего тура чемпионата России по футболу. Причем последнее обстоятельство, пожалуй, удивило Стаса больше всего.
Он вышел на улицу и посмотрел на обшарпанные стены здания, с крыши которого падали капли, предвещавшие наступление весенней оттепели. Организация, именовавшая себя кредитной, расположилась в сооружении, построенном еще во времена застоя и в каком-то смысле архитектурную форму этого застоя и олицетворявшем.
Стас откровенно признался себе, что не таким он представлял будущее место работы, но отказываться, не имея настоящей альтернативы, было как-то неудобно и даже немного стыдно. Поживем – увидим. Поэтому он предпочел продолжать верить в лучшее будущее и не особенно сомневался в решении, когда на следующий день ему позвонили и незнакомый голос не очень приветливой женщины из отдела кадров предложил выйти на работу уже с ближайшего понедельника.
– Не забудьте дипломы и паспорт! До свиданья! – ответа она уже не ждала, бросив трубку, едва Стас успел открыть рот.
Надев оставшийся от старых времен пиджак и брюки, а также являвшийся предметом его особой гордости галстук Versace, купленный еще по случаю выпускного бала, Стас, заинтригованный и воодушевленный, направился на первое место работы. Причем заинтригован он был главным образом тем, что ожидал, наконец, узнать размер компенсации, которая ему причитается за возможный скромный вклад в дело процветания и развития банка, название которого многие вроде бы где-то слышали, но ничего о нем не знали. До этого момента, реально оценивая свои ограниченные возможности, данный вопрос он озвучить просто стеснялся, а его собеседники, видимо, не считали нужным вдаваться в такие малозначимые детали. Подумаешь – зарплата!
Кстати, деньги «на конец квартала» Николай Петрович в тот раз так и не прислал.
Часть 1
Первые годы
Ты помнишь, как все начиналось
Рассказ об этой части истории требует на время покинуть героя в еще незнакомых ему стенах банка. Все происходило до его появления там и на глазах у совсем других людей. В закоулках памяти Стаса сохранились лишь многократно услышанные, но посторонние интерпретации событий первых лет жизни организации. В основном восторженные рассказы о былых временах, когда все только начиналось, произносились в форме тостов на разнообразных корпоративных мероприятиях, которые со временем эволюционировали от почти семейных посиделок на кухне до масштабных эстрадных постановок, которым могли бы позавидовать многие провинциальные центры.
Правда, обстоятельства некоторых более поздних сюжетов из жизни банка были также неведомы Стасу. Поэтому на авансцену повествования порой придется выходить образам и событиям, часть из которых прозябала в недрах чужой памяти, а другие являлись плодом чьей-то бурной фантазии или возникли из фактов, вытащенных откуда-то из-под полы вечно все знающими журналистами. Последние особенно преуспели в мифотворчестве, когда ажиотаж вокруг необычной истории банка был особенно широким. Деньги любят тишину, а газетчики – громкие скандалы, не брезгуя при этом прибегать к услугам богатого профессионального воображения. Что из рассказанного правда, а что ложь, где миф, а где реальность, со временем забыли и многие главные герои, прожившие жизнь в неустанных попытках сотворить привлекательную иллюзию. Иллюзию бизнеса, иллюзию достатка, иллюзию респектабельности, иллюзию самой жизни.
Бытие
На дворе был 1995 год.
В просторной комнате царила атмосфера коммунальной квартиры. Несколько женщин занимались канцелярской работой, прошивая и склеивая многочисленные пачки бумаг, формируя папки и штампуя разнообразные бланки. Несколько компьютеров светились приглушенным синим светом: на одном из них секретарь Наташа, молодая молчаливая девушка с простым и открытым лицом, которое, однако, легко забывалось спустя несколько мгновений после знакомства, набирала в импортозамещающем редакторе «Лексикон» текст очередного приказа, а вокруг другого суетились двое молодых мужчин, самозабвенно расстреливая нацистов в лабиринтах Doom.
– Давай, давай, Леха, вон он! – Один из игравших, с библейским именем Давид, черноволосый, одетый по последней моде, имел восточную внешность и мог легко сойти за своего как среди выходцев из Закавказья, так и среди жителей Лазурного берега, чьи корни теряются в глубине богатого колониального прошлого Французской Республики.
– Погоди, бляха-муха, – второй игрок, Алексей Жарков, был похож на типичного младшего научного сотрудника одного из бесчисленных НИИ, еще встречавшихся в таких же зданиях по всей стране, являя своим унылым и потрепанным видом немой укор современному разгулу дикой рыночной системы со стороны остатков былого величия научной мысли Союза.
Впрочем, бедственное положение науки в России того времени имело к Алексею весьма опосредованное отношение. Несмотря на внешний вид и инфантильное поведение гения-аутиста, он был вопиюще равнодушен не только к академическим знаниям как таковым, но и к их формальному подтверждению в виде диплома, наличие которого в те годы хоть и не гарантировало достойного заработка, но по старой традиции все еще требовалось при приеме на работу. Галина Борисовна в этом вопросе была так же консервативна и непреклонна, как и большинство работодателей. Но в случае с Жарковым ее принципиальность оказалась не такой уж незыблемой. Было ли это связано с жалостью и почти материнской заботой о нерадивом сыне уважаемых родителей, бывших заслуженных работников советской промышленности и разведки, или же причины были более прозаичными, теперь можно только гадать. Очевидно лишь то, что с годами шансы Алексея, так и застрявшего в оковах детской непосредственности, найти новое место работы неминуемо таяли, а его преданность и зависимость от благодетельницы безусловно многократно умножались и крепли. Несмотря на демонстративную наивность, он это прекрасно понимал и платил ей взаимностью.
Но сценарий его роли в драматичной пьесе об истории банка еще предстояло написать. Пока же в комнате, в которой совсем недавно трудились лучшие умы советской геологической науки, за ее создание принимались те, кого Галина Борисовна полгода назад собрала в своей квартире на Ленинградском проспекте и предложила окунуться в бурлящие потоки коммерциализации, отринув государственное прошлое и став прародителями нового банка. Конечно, ее методы мотивации коллег состояли из куда более приземленных фраз и аргументов, выражавшихся по большей части в денежном эквиваленте.
Сами слова «банк» и «банкиры» неумолимо влекли собравшихся запретным шармом, который все советские дети навсегда запоминали из историй про буржуинов и мистеров твистеров. Казалось, что сейчас, когда все можно и прежние запреты пали, любой из них, даже рядовой бухгалтер или оператор ЭВМ забытой богом внешнеторговой конторы бывшего союзного министерства, сможет стать владельцем если уж не газет и пароходов, то хотя бы собственного особняка. Или хотя бы дачи, совсем необязательно расположенной в районе тогда еще совсем неодиозного Рублевского шоссе. Сойдет и Киевское. Неплохо было бы прикупить на конвертную зарплату еще и какой-нибудь лимузин для поездок на «фазенду». Хотя многих бы устроила и вишневая «девятка», а что касается Лехи Жаркова, так тот вообще беззаветно мечтал о новом и последнем чуде гениев инженерной мысли с АЗЛК – непритязательном «москвичонке».
Именно поэтому Галине Борисовне, в отличие от своего литературного предтечи, материализованного фантазией Ильфа и Петрова, не пришлось слишком долго живописать перспективы предприятия, чтобы «бриллиантовый дым» наполнил своим сиянием воздух просторной квартиры в добротном сталинском доме, построенном для военных летчиков. К слову, ее родители не имели к военно-воздушным силам ровным счетом никакого отношения.
– Танюш, проходи, присаживайся!
– Спасибо, Галь! Как у вас тут красиво-о, – одна из женщин вошла в гостиную и увлеченно рассматривала традиционные для советского быта символы достатка, щедро расставленные по полкам гэдээровского серванта и румынских шкафов.
Рядом с золочеными тарелками, серебряными блюдами и подписными изданиями за стеклами стояли и многочисленные фотографические напоминания о детстве Гали и ее брата, молодости других родственников и друзей семьи. Вот только ни одного изображения мужчины, который мог бы быть их отцом, Татьяна так и не нашла.
За богато сервированным столом с трудом уместились все коллеги Галины Борисовны, к которым она собиралась обратиться с пламенной речью по поводу грандиозной затеи, инициатором которой выступал ее брат. Все собравшиеся работали друг с другом много лет в полугосударственных финансовых организациях и с недавних пор могли с полным правом считаться первым поколением постсоветских банкиров. Конечно, они были всего лишь заурядными клерками и понятия не имели, как должна работать частная кредитная организация, чтобы выжить в конкурентной борьбе, но других специалистов на примете у Галины Борисовны все равно не было. Ей нужны были не творцы, а исполнители. Генерацией идей она займется сама. Да и самое важное достоинство будущего коллектива заключалось не только и не столько в редких профессиональных знаниях, сколько в подходящих ей человеческих качествах будущих подчиненных. Она могла им доверять, а все остальное в ее понимании принципов работы организации было вторично. В конце концов, всю свою жизнь она трудилась в тех местах, где главенствовали план и соблюдение правил, а инициативы была лишним и мешающим карьере атрибутом чуждой капиталистической жизни. Только теперь место всезнающего Госплана и вышестоящего министерства планировала занять она сама.
– Деньги у нас есть, можете не переживать, товарищи, а клиентов соберем. Связей предостаточно. Союзвнештранс, например, с удовольствием с нами работать будет. Всяко лучше, чем с этим козлом. Да, Танюш?
– Конечно-конечно. А кто учредители?
Галина Борисовна слегка замялась, но, покачав головой, словно размышляя, не слишком ли опасна эта информация для собравшихся, решила все же пояснить.
– Не буду скрывать, что часть денег – средства нашей семьи. То, что осталось от папки, Царствие ему небесное. А остальное… – перекрестившись, она развела руки и посмотрела наверх. – Могу сказать, что это очень серьезные, но надежные люди. В беде нас не бросят.
– Ага… – Татьяна в задумчивости сжала губы, но, кажется, ответом вполне удовлетворилась.
– Сразу, говорю, работы будет много, но и компенсацию я обещаю солидную.
Уже через пару часов своеобразное учредительное собрание в гостиной было закончено. На нем присутствовало всего шесть человек, которым предстояло выполнить судьбоносную задачу, выступая одновременно и в качестве пехотинцев, брошенных на бюрократическую амбразуру амбициозного проекта, и в роли генералов, вокруг которых постепенно будет создаваться новый коллектив сослуживцев. Бухгалтеры, специалисты по валютным операциям, инженер-компьютерщик и секретарь Наташа на первых порах становились разнорабочими, которые должны были закрывать все незаполненные вакансии, параллельно подыскивая среди друзей, знакомых и родственников подходящие кандидатуры на роль будущих коллег.
Но это будет чуть позже, а в тот вечер они, воодушевленные внезапно открывавшимися перспективами, покидали гостеприимную квартиру, в которую до и после них не раз захаживали известные в самых разных кругах московской элиты персонажи: от модных артистов и чиновников до вездесущих бандитов и предприимчивых дельцов новой экономики.
Правда, в этот раз в нее вошел персонаж мало кому в ту пору знакомый.
Как и у многих восточных мужчин, его возраст было сложно определить с первого взгляда. Ему с равным успехом могло быть и тридцать, и даже пятьдесят лет, при этом в таком неизменном, законсервированном виде он мог пребывать уже долгие годы, едва ли не со школьной скамьи. Вошедший был внешне очень похож на Галину, что, впрочем, не делало комплимента ни одному из них. В тот памятный год он на самом деле благополучно пересек тридцатилетний рубеж и активно трудился на многочисленных полях экономической жизни страны, так щедро после распада Союза раскинувших свои просторы перед авантюристами всех мастей: от мелких жуликов до воров государственного масштаба. В этой иерархии деловых людей, как они сами себя называли, он находился пока что на неопределенной промежуточной позиции, но всеми силами стремился выйти на федеральный уровень, а там уж, чем черт не шутит, и на мировой. Тем более что Россия, как место жительства и дом для его будущих детей, его никогда не прельщала. Видимо, восточные солнцелюбивые гены изо всех сил сопротивлялись местному неласковому климату.
– Ну что, договорились? – он небрежно выбросил руку с массивными золотыми часами на запястье в сторону лежавшей на столе тарелки с карбонатом.
– Не ешь руками, Алик, это неприлично, – Галина, которая была немногим старше вошедшего, резко выдернула тарелку из-под его руки. В ответ он лишь пренебрежительно ухмыльнулся, прищурив узко посаженные черные глаза.
– Да брось ты, надо торопиться. Я обо всем договорился. Дальше дело за вами – документы-шмокументы, лицензии. Как мамка?
– Поторопимся, не переживай. Плохо мамка, как ты сам думаешь?
И они торопились. Энтузиазм бывших советских служащих активно подогревался конвертами, в которых каким-то нездешним пленительным звуком хрустели заморские купюры. Заработная плата, по меркам нового коллектива, была баснословной.
И Галина торопилась. За пару недель ей пришлось объехать несколько солидных организаций с приличным прошлым и амбициозными планами на будущее, руководители которых еще с перестроечных времен не отличались излишней инициативностью, но с радостью готовы были поддержать перспективную идею ради возможной доли в будущих доходах.
Галина Борисовна обладала массой человеческих и профессиональных достоинств и, каким бы странным это ни показалось многим из тех, с кем ей довелось встречаться много позже, – знаний. Галина действительно побывала на Нью-Йоркской бирже, хотя никакого практического толка в этом и не было, но давний визит настолько ярко запечатлелся в ее памяти, что Манхэттен на долгие годы станет для нее внутренним символом достатка и респектабельности, куда она неизменно стремилась попасть вновь и вновь. К тому же этот уголок планеты был гораздо дальше от родных берегов, чем Европа, а наступивший в ту пору период романтических отношений между юной и старой демократиями, как подсказывала ей безотказная интуиция, все равно продлится относительно недолго. Годы работы во внешнеторговой фирме дали ей массу навыков, информации и, конечно же, связей. Предприимчивые и не очень, бывшие сотрудники и руководители различных контор в этот период разлетались по новым креслам и кабинетам. Кому-то было суждено стать управленцем нового формата, кто-то с напускной гордостью был рад услышать в свой адрес эпитет «красный директор», кто-то же так удачно обходился без официальных должностей, что превращался в объект охоты менеджеров по работе с VIP-клиентами. Последние были особо вожделенной целью Галины, поскольку очень не любили, чтобы кто-то, порой даже они сами, точно знал, сколько, где и в какой валюте у них припрятано на черный день.
Ее главный талант заключался в умении дружить со всеми этими людьми.
С кем-то надо было прикинуться сиротой, которой легче подать, чем прогнать. Кому-то надо спеть хвалебные дифирамбы и многозначительно, так чтобы после встречи никто не понял, кто кому и чем на самом деле обязан, намекнуть на обширные связи и возможности сообщить о нуждах собеседника «кому следует». Некоторым можно было заморочить голову рассказами о совершенно нелепых историях и персонажах, так что несчастный вскоре свято верил в то, что, если человека при должности и связях интересует такой бред, значит, у него на самом деле все настолько хорошо, что мирские заботы его попросту не волнуют, а значит, с ним точно можно иметь дело.
Ее мозг работал, как бесперебойный конвейер, который рассортировывал разных персонажей по отдельным полкам воображаемого шкафа приоритетов. Люди могли оказаться в нем даже после мимолетного знакомства, но стоило им привлечь внимание Галины Борисовны – и уже не суждено было покинуть эти «ящики» нужных людей, устроенные в ее голове.
Другим ее талантом была уникальная способность создавать видимость. Придавать значимость словам, делам, вещам и поступкам, за которыми порой не стояло вообще ничего, кроме ее плодовитой и эффективной фантазии. Она мастерски оставляла собеседнику возможность самому домыслить устраивающее его объяснение своих достижений, успехов и самостоятельно нарисовать перспективы дальнейшего обогащения в компании с новоявленной банкиршей. После подобных встреч желанная жертва была с легкостью готова присоединиться к проекту, о котором ему как бы невзначай, полунамеком, она рассказывала, не делая, по сути, никаких конкретных предложений. Так что в случае какой-либо неудачи, о которой Галина, впрочем, и не собиралась даже думать, предъявить ей претензии было практически невозможно. «Невиноватая я! Он сам пришел!»
– Поверьте, ну зачем мне вам врать. Правда! – этот классический набор аргументов, который ярче, чем любые психологические тесты, дает понять, что вам только что серьезно наврали, услышали практически все будущие участники нового кредитного предприятия, к которым Галина наведывалась с одним и тем же предложением.
– Звучит, конечно, интересно, но мы подотчетная организация. У нас есть регламент. В министерстве потребуют обоснование, да и не только… – Константин Николаевич Щеголев уже давно не мечтал о должности заместителя союзного министра, сосредоточившись на предельно меркантильных задачах, но все равно старательно соблюдал все старорежимные правила субординации. Сейчас он подсознательно чувствовал, что дело может быть перспективным.
– Константин Николаевич, миленький, да вы поймите, от вас и надо-то всего-навсего тысяч сто долларов, и при этом в рублях! А я вам… – окончание фразы превратилось в краткую пантомиму, смысл которой было легко угадать по движению всего лишь двух пальцев правой руки.
– Угу, – директор внешнеэкономической организации «Газнефтеэкспорт» обошелся в своем ответе на столь деликатное предложение без слов.
Одновременным движением бровей и уголков губ он дал понять, что с аргументами Галины Борисовны, особенно столь броско выраженными на языке жестов, спорить не готов.
Вот уже тридцать лет его контора занималась поставкой разнообразных продуктов переработки нефти и газа в страны, где «старшего брата» в благодарность за эту благотворительную торговлю усиленно уверяли во взаимном стремлении шагать по дороге к новым достижениям коммунизма. Организация была неприметной, но могла направлять своих сотрудников в заграничные командировки и распоряжаться валютной выручкой. Со временем эта незаметность стала важным фактором роста благосостояния руководства, которое, отринув былые принципы социалистического хозяйствования, смело бросило собственные карьерные амбиции в жернова новых рыночных механизмов обогащения. И весьма в этом преуспело.
Когда Галина Борисовна выходила из старого здания, затерявшегося на маленьких улочках Замоскворечья, перед ней остановился незнакомый автомобиль серебристого цвета. Галина, вспомнив о том, что совсем недавно произошло с ее отцом, отпрянула и, инстинктивно прикрывшись сумочкой, в испуге уставилась на тонированные стекла.
– Не волнуйтесь, мамаша, – опустив стекло, Алик беззаботно расхохотался. – Присаживайся.
Галина пригнулась, чтобы разглядеть, кто сидит за рулем новой машины.
– Ну-ка, немедленно выйди оттуда! Алик, ты с ума сошел, я убью тебя, у него же прав нет! Немедленно, я сказала, ты не понял?