60 лет в строю санитарно-эпидемиологической службы. Исторический очерк

Позиции «миазматистов» особенно укрепились в конце сороковых годов XIX века, когда вопреки карантинным мерам холера продолжала охватывать страны одну за другой. Не укрепило позиций «контагионистов» даже открытие итальянским микробиологом Пацини неких необычных изогнутых бактерий в стуле больных холерой, которых он посчитал ее возбудителями. Их впоследствии назвали «вибрионами».

И только спустя тридцатилетие, в 1883 году, французскому ученому Роберту Коху, работавшему на холерной эпидемии в Египте, удалось, наконец, доказать роль бактерий-«запятых» в заболевании холерой. Доводы Коха, увы, были подтверждены к тому же заражением и гибелью от холеры другого бактериолога – Тюиллье, случайно пролившего на себя пробирку с вибрионами. Но и тогда открытие Коха подверглось сомнению. Известный в ту пору немецкий ученый Петтенкофер, решив опровергнуть способность коховских «запятых» вызывать холеру, выпил бульонную разводку вибрионов и не заболел!

И все же, под давлением многочисленных фактов выделения вибрионов от больных и из трупов большинство врачей признали-таки их истинными возбудителями холеры.

В России холера периодически регистрировалась в Одессе, Астрахани, в деревнях на берегах Волги, в Нижнем Новгороде, Оренбурге, Петербурге. С 1817 до 1925 годов она в виде шести эпидемических «волн» – пандемий охватывала большинство стран мира, неоднократно посещая и Россию. При этом холера продолжала преподносить все новые сюрпризы.

Увлеченные молодой наукой – микробиологией, исследователи стали находить вибрионы в воде рек, морей, озер, даже в лужах, а больных холерой там не появлялось. Установили, что имеются и иные виды вибрионов, отличающиеся от холерных по биохимическим свойствами, устойчивостью к холерному бактериофагу и другими особенностями. Но решающими диагностическими признаками были: признаны: склеивание (агглютинация) микробных клеток возбудителя холеры специфической холерной сывороткой, даже при малых ее концентрациях, в хлопья, видимые невооруженным глазом, а также неспособность холерного вибриона растворять (лизировать) эритроциты овцы. Вибрионы других видов на эту сыворотку не реагировали и в большинстве случаев активно лизировали эритроциты овцы, морской свинки и некоторых других животных. В общем, бактериологи научились надежно отличать холерные вибрионы от нехолерных. Представителей этих последних видов назвали «водными вибрионами», неопасными для человека. Но вот в 1906 году немецкий бактериолог Готшлих на карантинной станции Эль-Тор, на Синайском полуострове, выделил от страдавших острой диареей паломников вибрион, совпадающий с холерным по всем признакам, кроме лизиса овечьих эритроцитов. Да и сами заболевания не были похожими на холеру. У больных отмечались боли в животе, высокая температура, кровь в стуле. Посчитали, что у них была дизентерия. Коховский вибрион назвали «классическим холерным» а готшлиховский – «вибрионом» Эль-Тор.

Вибрион Эль-Тор периодически вызывал вспышки желудочно-кишечных расстройств у жителей Индонезии на острове Сулавеси и Малайзии, не приводящие, как правило, к смертям. Посему Всемирная Организация Здравоохранения (ВОЗ) объявила, что «заболевание, вызываемое вибрионом Эль-Тор, рассматривается как нехолерое и не включается в число карантинных «болезней». К пятидесятым годам ХХ века в отношении холеры сложился ряд постулатов, признанных практически всеми странами. Утверждалось, что вековечным «гнездом» холеры является Индия с ее жарким климатом и крайней антисанитарией, теснотой и скученностью огромной массы беднейшего населения. Единственным источником инфекции служит человек, больной холерой или бессимптомный носитель вибрионов. В другие страны инфекция заносится лицами, прибывающими из очагов холеры. Вода, продукты питания, загрязненные выделениями больных или носителей, опасны для пользующихся ими, но холерный вибрион не может долго сохраняться, тем более размножаться в них. Поэтому обнаружение возбудителя холеры в разного рода водоемах свидетельствует о наличии в их окрестностях больных холерой или ее носителей. После ликвидации вспышек холеры в странах умеренного климата, население которых обеспечено качественным медицинским обслуживанием и соблюдает санитарно-гигиенические нормы общежития, холерный вибрион не может укорениться. Важное эпидемиологическое значение имеет только классический холерный вибрион, вызывающий эпидемии с высокой смертностью.

Так было принято считать до шестидесятых годов ХХ века, когда вдруг стал стремительно распространяться по свету вибрион Эль-Тор, вызывая скоропостижные смерти с обезвоживанием организма, совсем как «классический». Пришлось той же ВОЗ в срочном порядке признать и его возбудителем холеры! Появился новый диагноз: ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР.

К середине шестидесятых годов эпидемии холеры охватили Филиппины, Индонезию, Пакистан, Корею, Вьетнам, Иран, Афганистан, вплотную приблизились к южным рубежам СССР. Под угрозой проникновения заразы оказались Туркмения, Узбекистан, Таджикистан, непосредственно граничащие с Афганистаном. Но, эта угроза казалась нашим руководителям весьма относительной, ведь по их мнению границы наши были надежно защищены «соответствующими инструкциями» от любых инфекций!

Вот, например, что предписывалось работникам Санитарно-контрольного пункта (СКП) в городе Термезе – областном центре Сурхандарьинской области Узбекистана и отделенном от Афганистана лишь рекой Амударьей. Иностранным гражданам, в случае эпидемий в их странах, не давалось права задерживаться в Термезе дольше одного светового дня. Их должны были принимать и сопровождать представители Узбекистана, хорошо инструктированные по мерам профилактики особо опасных инфекций. Одежда тех и других к концу дня подлежала дезинфицированию. Иностранцев размещали в специальном отдельном доме вблизи пограничной заставы, который также регулировали. Советские граждане, общавшиеся с такими зарубежными гостями, и даже все члены их семей ставились под медицинское наблюдение. А если уж в «стране убытия» регистрировалась чума, холера или оспа, так прием оттуда людей и товаров был вообще воспрещен. Ну какая же инфекция, скажите на милость, способна проникнуть сквозь столь надежный кордон!

Все же в начале лета 1965 года бдительный Минздрав СССР командировал в Афганистан известных ученых противочумной службы – А.К.Акиева, Н.И.Николаева, сотрудников ряда противочумных учреждений (Ю. Г. Сучков, Ю.В.Канатов и другие). Они осмотрели больных афганцев и пришли к заключению, что желудочно-кишечные расстройства у них мало похожи на холеру, заболевания разрозненны, не связаны друг с другом. Ну, а бактериологического обследования их не проводили, т.к. такой службы в Афганистане в то время не существовало, а наши консультанты необходимого лабораторного оборудования с собой почему-то не захватили. Наш Среднеазиатский н. и. противочумный институт тоже не очень волновался по этому поводу.

В первых числах августа 1965 г. руководство Института направило меня в Каракалпакию для консультации по поводу предполагаемой эпизоотии пастереллеза на краснохвостых песчанках. Эта инфекция встречается у большинства видов млекопитающих, птиц, в отдельных случаев она поражает и людей, а ее возбудитель в окрашенных мазках под микроскопом напоминает микроб чумы.

В г. Нукус я прилетел пассажирским рейсом в жаркий полдень 6 августа. Хорошо запомнил эту дату, так как именно с нее начался многолетний и полный приключений путь в новой области моей деятельности. Никто там меня и не собирался встречать, но Каракалпакская противочумная станция, куда я был командирован, находилась в «шаговой доступности» от аэропорта. Так что добраться до нее пешечком с моим легоньким походным чемоданчиком не составило никакого труда. Станция размещалась в одноэтажных глинобитных и щитовых домиках, окруженных крепким бетонным забором. Мое командировочное удостоверение без труда открыло мне доступ на территорию. Да к тому же сторожа уже знали меня по недавней работе по лепре. Я предоставил свои «верительные грамоты» чем-то сильно озабоченному пожилому начальнику станции П.А.Грекову. Повстречался с моими сверстниками, врачами из Тахта-Купырского противочумного отделения – Валерием Чумаченко и Виктором Серединным. Те с тревогой попросили меня, в качестве консультанта из института, посмотреть культуры, выделенные от больных людей, страдающих желудочно-кишечными расстройствами. Такая же культура от больного острой диареей была выделена и в станционной лаборатории И.Б.Островским. Мы все вместе быстро убедились, что полученные ими культуры являются холерными вибрионами. Ничего себе, командировочка! Конечно, мы тут же направили срочные сообщения о выделении холерных вибрионов из материала умерших от диарей Минздравам: СССР, Каракалпакии, Узбекистана, как это и положено по инструкции. Сообщение выслали утром 7 августа. А вечером этого же дня в Нукусе вдруг поднялся страшный переполох. Начальника станции Грекова срочно вызвали в местный Минздрав: прибыла высокая комиссия из Ташкента в составе члена ЦК Компартии Узбекистана М. М. Мусаханова, зампредсовмина Узбекистана В. А. Азимова, председателя республиканского КГБ С.И.Киселева, министра здравоохранения Узбекистана Б. Х. Магзумова, директора санитарно-гигиенического института А.З.Захидова и консультанта Узминздрава профессора И.К.Мусабаева. Последний, прибывший раньше всех, известный в республике инфекционист. Он посетил с местными специалистами инфекционные больницы г. Нукуса и близлежащих районов, учел результаты, полученные противочумной лабораторией, и вынес грозный вердикт: в городе и районах эпидемия ХОЛЕРЫ! В полдень 8 августа в Нукус в срочном порядке прибыли представители Минздрава СССР – замминистра А.И.Бурназян, академики З.В.Ермольева и Н.Н.Жуков-Вережников. С последним я встретился в кабинете начальника станции, куда он вошел с обычным для него приветствием: «Салют, камарадос!», словно он не в Нукусе, а в пылающем гражданской войной Мадриде! Николай Николаевич – пожилой, высокий, худощавый, несколько сутуловатый мужчина с лицом, чем-то напоминающим А.Ф.Керенского, только в очках, с таким же седоватым «ежиком» на голове. В сером походном костюме. Действительный член Академии медицинских наук СССР. Один из «отцов-основателей» советской противочумной службы. Непререкаемый авторитет в вопросах особо опасных инфекций. Правая рука Министра здравоохранения. Главный консультант Минздрава по чуме и холере. Автор ряда разработок по их лечению и профилактике. Правда, некоторые из хорошо знающих академика поговаривали, что кое-какие «передовые идеи» он черпал из зарубежной литературы, «закрытой» для большинства советских ученых из-за «железного занавеса». При этом чаще всего как-то забывал ссылаться на первоисточники. В конце сороковых годов был пламенным пропагандистом идей «народного» академика Лысенко и борцом с «вейсманизмом-морганизмом и менделеевской генетикой – продажной девкой империализма». После низвержения Лысенко, этого идола сельскохозяйственных наук, Николай Николаевич с не меньшим пылом стал внедрять принципы той же генетики (ДНК-регуляторы, ДНК-операторы, репрессоры, структурные цистроны и др.) для оправдания своего «прокола», о котором скажу ниже. Короче, как тогда говорили, он «непоколебимо колебался вместе с колебаниями Генеральной Линии». Я столь подробно описываю ЭНЭН, как часто его именовали для краткости, потому что, волей судьбы, мне было суждено сражаться с этим Голиафом по некоторым принципиальным вопросам эпидемиологии, микробиологии, клиники, лечения и профилактики холеры. Но об этом несколько позже. А пока вернусь к прерванному повествованию.

Прежде всего, ЭНЭН с великим раздражением сделал нам с Островским выговор за то, что мы «самовольно» оповестили Минздравы о холере, без его, академика, подтверждения и разрешения. Как будто мы могли предугадать его приезд в Каракалпакию! Затем сообщил, что по его данным в поселке Казах-Дарья умер от чумы местный житель и потребовал, чтобы я срочно выехал туда для установления диагноза. Дисциплина в противочумной службе – практически военная. Посему мы со станционным лаборантом на самолетике санавиации тут же вылетели в этот поселок.

Казах-Дарья – маленький рыболовецкий поселок на южном побережье Аральского моря, в те далекие времена еще полноводной «жемчужины» Средней Азии. Рядом с селом – город Муйнак со знаменитым на весь СССР рыбоконсервным комбинатом: соленые и копченые сазан, усач, жерех – лакомое украшение правительственных застолий, порой просачивающееся и в простонародные магазины. Но мне-то было не до дефицитов. Поспешил в медпункт, перед поездкой, на вскрытие. Но там вместо трупа увидел больного с типичными признаками холеры, сильно исхудавшего из-за почти непрерывного поноса и рвоты, уже терявшего сознание. Никого из медиков возле него не оказалось, больного предоставили воле Аллаха и самому себе, часы его жизни были явно сочтены.