Проектант

Столы стояли теснымирядами, так что если кому-то нужно быловыйти, то приходилось выходитьиз-за столов всем, сидящим в этом ряду.

– Та-а-к, час от часу не ленче. Кажется, попал я как кур в ощип! – Я еще не знал, мне очень повезло. Многим проектировщикам просто не хватиломеста в конторе, и им приходилось работать на дому. А в условиях поголовного проживания в коммунальных квартирах, когда вся семья, как правило, ютилась в одной комнате, работать было очень непросто. Надомники с нетерпени ем ждали, куогда кто-то из обладателей столоьв уедет в командироку или уйдет в отпуск, чтобы хотя бы временно поработать за его столом.

Меня в первое времия шокировало, когда я вернувшись после болезни, слышал разочарованное «Вы уже выздоровели?».

Первым ко мне обратился Лазарь Моисеевич Фингер, высокий, сутулый человек лет 60 с гаком, с громадным «израильским» носом и веселыми голубыми глазами: Владлен Самуилович (далее для краткости – В.С.), у меня для вас срочная и очень важная работа. Вы, конечно, знаете о стройках коммунизма. Так вот, нам поручено определить нагрузки, которые будут питаться от Куйбышевской ГЭС. А для этого нужна крупномасштабная карта Поволжья.

– Лазарь Моисеевич, я никогда не занимался картографией.

– Ничего, все мы что-нибудь делаем в первый раз. Понимаете, у нас есть карты отдельных участков Поволжья. Но, во первых, они мелкие, а во-вторых, ни одна из них не охватывает Поволжье целиком. (Забегая вперед, скажу, что опыт составления из отдельных кусков общего плана мне очень пригодился впоследствии.). Подумайте, как это сделать.

Я вспомнил, как на Электроламповом заводе один из работников рисовал портреты своих коллег. Он расчерчивал фотографию на клеточки, а потом переносил это на разграфленную бумагу, но уже в другом масштабе. Потом он эти портреты раскрашивал. Получалось аляповато, с мертвыми глазами, но «За неимением гербовой пишут на простой».

Карты оказались разных масштабов и различных гоов издания. На картах двадцатых годов попадались иногда такие перлы как город Соплевка, река Моча. Я даже подумал: Можно годо сказать «Я из Кронштата», а попробуй гордо произнести «Я из Соплевки».

Все карты перекопировали на прозрачную кальку. Под них я подложил миллиметровку. Затем я перенес эти карты на другую милиметровую бумагу, но в более крупном масштабе. Реки затушевывал синим цветом, а города обводил красными кружками, диаметр которых был пропорционален величине их предполагаемых электрических нагрузок. Карта получилась большая: порядка 8 метров с севера на юг, около 2,5 метров с запада на восток, а ширина Волги в отдельных местах – около 10 см. На это дело у меня ушло более двух недель. Карту отвезли в Министерство Коммунального Хозяйства РСФСР и расстелили на ковре в кабинете министра. Он только и спросил: «Где вы такого каторжника нашли?».

А Фингер, рассказывая мне об этом, добавил: «Если вы до сих пор не сбежали, то быть вам проектировщиком.». Слова оказались пророческими: последующие сорок с лишним лет я работал в проектных организациях, пройдя путь от техника до главного специалиста. А вообще-то, мне несколько раз, пока я выполнял эту муторную работу, хотелось плюнуть на всё и уйти. Удерживало только то, что я, по сути, был единственным кормильцем семьи: брат получал стипендию, а мама пенсию таких размеров, что без моей зарплаты нам было просто не прожить. Но объяснять это Фингеру я, конечно, не стал.

…

Будни

Ко мне в качестве ментора приставили Сару Борисовну, очень милую, доброжелательную, но весьма беспокойную женщину лет 45. Осваиваю под ее руководством основы: подсчет нагрузок, выбор мощности трансформаторов для жилых районов, расчет низковольтных сетей.

Очень боюсь показаться нетактичным и ненароком обидеть мою наставницу. Дело в том, что все эти расчеты были очень нехитрыми, и я разобрался в них за пару дней. Но наши сотрудницы, которые этими расчетами занимались всю жизнь, ничего другого делать не умели. Поэтому показывать, что я в этом быстро разобрался, было бы, по крайней мере, просто нетактично. Через неделю-полторы составил вспомогательные таблицы, которые позволяли обходиться без расчетов. Фингер, которому я как-то их продемонстрировал, сказал: «Если не хотите нажить смертельных врагов, то никому эти таблицы не показывайте!». Впоследствии мне часто приходилось сталкиваться с подобными проблемами.

Через год меня произвели в старшие техники и увеличили оклад на 100 рублей. Это было примерно в полтора раза меньше, чем зарабатывали наши женщины-инженеры, делавшие ту же самую работу, но гораздо медленнее и с большими погрешностями. Александр Львович Немировский, сообщая мне о повышении, пояснил: «В.С., понимаю ваше разочарование, но наши сотрудницы работают здесь по 20 лет, а вы всего год с небольшим. Поэтому я просто не могу дать вам такой же оклад.».

Мне стало ясно, что если я хочу зарабатывать, то нужно освоить весь цикл проектных работ по электроснабжению и наружному освещению городов. Правда, потом оказалось, что есть еще один вариант, но об этом чуть позже.

Получил подчиненную, Нину Яновну Земель. Она для первого знакомства заявила: «Какой бы ни был начальник – все равно враг народа». Оказалось, она не сумела или не захотела сработаться с другими сотрудниками – слишком длинный и слишком острый язык. Со мной ей «не повезло». Я не реагировал на ее выпады или отшучивался. Поэтому она перестала нападать, и мы с ней подружились, тем более, что человек она была очень интересный: училась заочно в университете на философском факультете, и обладала большими способностями в самых разных сферах. Так, однажды я попросил ее обвести один чертеж по начертательной геометрии (на носу была зачетная сессия в Заочном институте, и я спешил), и, представьте себе, она нашла ошибку в построении проекций, хотя никогда этот предмет не изучала. Потом я как-то автоматически взял шефство над Толиком Качалиным, очень веселым и жизнерадостным парнем, моложе меня года на три.

Группа наша работала вполне успешно (в значительной степени помогали составленные мною таблицы и другие вспомогательные материалы), но на нас поступали жалобы: слишком часто и слишком громко смеемся. Зам. начальника сектора, Лерман, который меня вообще не жаловал, мне выговаривал:» В.С.На вас жалуются. Вы ведете себя просто нес олидно. Вот посмотрите на Виктора (имя изменено), он ненамного с тарше вас, а никогда себе не позволяет так себя вести. Он человек серьезный, солидный, сосредотченный. Вам нужно брать с него пример.». Кстати, мне было непонятно, почему его, тридцатилетнего человека, бывшего военного летчика и отца семейства, называли Виктором, а не по имени отчеству, а меня в мои 22, да к тому же человека далеко не всегда серьезного, называли по имени отчеству.

Когда мои «подчиненные» (здесь скорее всего можно было говорить только о моральном руководстве, так как старший техник никак не мог быть официально руководителем группы) стали говорить о прибавке, я им сказал то же, что мне заявил начальник отдела: «Нам не могут платить столько же, сколько получают наши инженеры, потому что мы работаем здесь «без году неделя», а они по двадцать лет». Помог случай. Зам начальника отдела, а фактически, его шеф, Давид Наумович Лерман, находясь в дурном расположении духа, во всеуслышание заявил, обращаясь к нашей группе: «Мне надоело выдумывать вам наряды. В этом месяце будете писать их сами, – и с изрядной долей ехидства добавил, – посмотрю, что у вас получится.». К этому времени нас номинально перевели на сдельщину). Все, к кому я обращался за помощью, говорили, что в сдельных нормах не разбираются. Пришлось, как всегда в трудных случаях, обратиться за помощью к дяде, Давиду Савельевичу Розенбергу. Он работал руководителем группы в большом проектном институте. Давид Савельевич познакомил меня с нормировщиком, и после двух часов изучения норм и пробных составлений нарядов (На составлении нарядов в своем присутствии настоял сам нормировщик, очень обязательный человек), я с подаренным им экземпляром норм на пректные работы вернулся на рабочее место. Наша группа быстро составила объемы выполненных работ, а по этим объемам я написал такие наряды, что самому стало страшно. Решили ограничиться примерно двойными (по сравнению с тем, что мы обычно получали) заработками.

К нам подошел Виктор: «У меня наряд не получается. В.С., посмотри, пожалуйста.».

– Так, ты, голубчик, оказывается, знаешь как наряды составлять. Нормы у тебя, значит, тоже есть. А когда я к тебе обращался, ты мне что сказал?! – но вслух ответил, – Давай твой наряд и объемы работ. Будем посмотреть.

Объемы работ оказались просто мизерными. Писать было, практически, нечего. – Черт подери, чем же это он занимается с таким серьезным видом, что нам его в пример ставят? – Пошел к оставшемуся за шефа старшему инженеру. Вдвоем мы довели «липу» Виктора до более или менее приемлемой цифры.

Больше нас бездельем не попрекали. Наряды нам, конечно, шеф срезал, но все же какая-то прибавка осталась. Наряд Виктора шеф сам переписал так, что тот снова стал получать больше нас. Я стал присматриваться к Виктору. Оказалось, он с самым серьезным видом рисовал чертиков, или писал письма родным и знакомым. Ларчик открывался просто: Он для шефа был интересным собеседником – бывший военный летчик, летал во время войны в Китай, много знал и видел. Однако, не следует красить человека одной краской. Я встретился с ним через много лет. Он стал главным инженером проекта, а такую должность зря не дают.

…

Нравственные проблемы

Ах, эти женщины!

В нашем зале на 30 женщин приходилось только трое мужчин: один немолодой закоренелый холостяк (не помню как его звали), Толик Качалин и я. Женщины нас совсем не стеснялись. Даже, когда требовалось поправить чулок или что-то там еще, они не отворачивались. А когда я возмущался, отвечали: «Ах, мы так к вам привыкли!».

Самое плохое время наступало, когда кто-нибудь из них выходил замуж. Женщины тут же начинали допрашивать новобрачную о самых интимных вещах, не стесняясь нашего присутствия. Когда несколько лет спустя я женился, и сотрудницы меня стали спрашивать, почему я не выбрал себе подругу жизни среди них, то получили такой ответ: «Может я и выбрал бы, да как подумаю, что вы будуте мои интимные привычки у нее выпытывать…».

…

Я душеприказчик

Умирает начальник сектора электрических сетей Александр Львович Немировский. Наш профсоюзный босс, Лишак, обращается ко мне с прочувствованной речью: «Александр Львович оставил после себя целый ряд сирот и неутешных вдов, о которых он всю жизнь, не щадя здоровья, заботился. Как ты есть самый транспортабельный и вообще… Одним словом, езжай в бухгалтерию, забери там все причитающиеся Немировскому деньги, а я тебе потом объясню, куда ехать и как эти деньги распределять.».

Я не был знаком с личной жизнью Александра Львовича, а потому полученная информация повергла меня в легкий шок. Оказалось, что у покойного было три семьи, в каждой из которых остались дети, и еще сын от одной из наших сотрудниц. Задача была нелегкой: надо было развезти деньги, потом договориться с ритуальным центром о гробе, венках и похоронах, а потом еще успеть… в ЗАГС, так как нам с моей будущей супругой было назначено время как раз на этот день, на 3 часа дня. Естественно, в ЗАГС я явился с высунутым от усталости языком, но объяснять невесте, чем именно я занимался в этот день, конечно, не стал.

…

Личное послание

Как-то собираюсь в центральное здание нашего проектного института на улицу Разина. По заведенному обычаю, сообщаю об этом во всеуслышание: может кому что надо (с транспортом между подразделениями было не очень). Подходит Евсей Петрович Шубин, автор трудов по тепловым сетям, хозяин большой библиотеки на французском языке. По тем временам – 50-е годы – это было просто чудом, и на русском то языке с книгами были большие проблемы. По слухам, Евсей Петрович был холостяком и жуиром. Еще он «славился» тем, что его почерк был совершенно неразборчив. (Интересно, как при таком почерке он издавал свои труды?).

– В.С., передайте, пожалуйста, мою записку Квирину (главному инженеру института и закадычному другу Шубина). Она личного свойства. Я ее не запечатываю, надеюсь на вашу скромность.

– Да, да, конечно, Евсей Петрович, можете на мою скромность вполне рассчитывать: я в вашем почерке не разбираюсь.

Квирин повертел записку так и эдак, даже попытался посмотреть ее на просвет, потом вздохнул: «В.С., вы Тамару-машинистку знаете? Она почерк Евсея разбирает.».

Заканчиваю свои дела, собираюсь уходить, вспомнил о поручении Квирина, иду в машбюро: «Тамара, я вам записку давал…».

В помещении мертвая тишина. Потом кто-то прыснул. Оглядываюсь, у всех машинисток красные физиономии, хоть от их щечек прикуривай. Тамара, отворачиваясь, протягивает мне оригинал и отпечатанный текст. В коридоре не удержался, прочел: «М-да, это, действительно, не для посторонних глаз!». Аккуратно складываю записку вчетверо и в таком виде отдаю ее Квирину. Ухожу, не дожидаясь комментариев.

…

Ах, Нина Ивановна!

Нина Ивановна Иванова была уважаемым человеком, главным инженером проекта, но в душе – веселая хулиганка. Высокая статная красавица в свои почти пятьдесят, с великолепной русой косой и громадными голубыми глазами. Она могла поймать мыша, зажать его в кулаке и совать под нос слабонервным сотрудницам. А еще она любила крепко выразиться. И на этой почве у нас образовался своеобразный тандем. Мы сидим лицом к лицу. Наши столы стоят вплотную. Нина Ивановна проверяет чертежи и тихонько ругает автора. Я работаю и одновременно прислушиваюсь: «Ага, кажется пора. Н.И. разгорячилась.». Говорю с легким упреком в голосе «Н.И., ну за что вы его так?» – Детонатор срабатывает: «А что же он…» далее следует характеристика, насыщенная выражениями, которые в те времена считались непечатными. Выпустив пар, Н.И. вздыхает, закатывая свои очаровательные глаза: «Вечно вы, В.С., меня на грех наводите!». Впрочем мне и самому из-за нее доставалось, когда мне доводилось работать под ее началом. Шеф просматривает чертежи, чем-то недоволен: «Н.И., вот это вы сделали зря. Здесь надо было бы по другому.». Ответ кротким голоском: «Я женщина слабая, беззащитная. Что мне В.С. скажет, то я и делаю!» (Это что же такое получается?! Техник командует ГИПом! Тьфу!). Шеф, с которым я, мягко говоря, не очень ладил, переключается на меня. Следует выволочка за настырность и неуправляемость, за… В общем припоминаются все мои грехи за истекшую пятилетку. Я конечно, злюсь, но долго сердиться на Н.И. я не могу. Еще через полчаса мы опять друзья.

А вообще-то я и сам не подарок. Во всеуслышание возмущаюсь шефом за то, что он выжил нескольких очень толковых молодых сотрудников, а в обед читаю, опять же вслух, избранные места из «Истории города Глупова». Помните? «В древнем Риме сияло нечестие, а у нас благочестие. В древнем Риме бушевала подлая чернь, а у нас начальники…» или аргументы в пользу необходимости начальства: «Взгляни в любую лужу, и там есть гад, который всех прочих гадов своим иеройством затмевает.» (Цитирую по памяти).

В конечном итоге, такие отношения привели к тому, что я так до самого ухода оставался старшим техником.

Все на лыжи!

Не могу не вспомнить один, я бы сказал, судьбоносный для меня эпизод.

– Товарищи, все на лыжи! – наш комсорг уговаривает нас принять участие в кроссе.

– Лариса, я лет десять на лыжи не вставал! Я вам все показатели испорчу.

– А нам главное – охват.