Сети судьбы. Первая любовь – как первый блин…

Аккуратно и нежно тростинками смешали эти два ингредиента и завернули в фольгу от конфет. Получились две «конфетки» размером с горошину. Затем сделали маленький надрез в дерматине в том углу стола, о который классручка била журналом, и вложили одну «конфетку» под дерматин. Вторую положили под ножку стула.

Ну и представьте этот «концерт»! Вошла, поздоровалась, села, и в этот момент – маленький взрыв под стулом. Она вскакивает, хватает журнал и – об угол. Второй взрыв (чик)! Журнал подлетает сантиметров на двадцать! Ну, она в слёзы и… из класса!

Такие же «конфетки» подбрасывали на пол во время школьных вечеров танцев. Когда кто-нибудь наступит на шарик – всеобщее веселье!

Физика мы зауважали, когда однажды вечером засекли его поддатым, заходящим в свой кабинет с каким-то мужиком. А через несколько минут услышали шум в его кабинете и увидели выходящего мужика с разбитым носом.

На следующий год у нас был другой физик – коренастый, крепкий мужик. Он ввёл свою систему поддержания порядка на уроке. Читая лекцию, медленно прохаживался по рядам между парт и, заметив, что кто-нибудь чем-то не тем занимается, продолжая рассказывать, подходил к нарушителю, клал руку на трапециевидную мышцу и постепенно сжимал пальцы. Ученик молчал, терпел, несмотря на выступающие слёзы. Но никто никогда не жаловался и не обижался.

А ещё раньше, в классе третьем, зимой (как я говорил, снега почти нет, слегка подмороженная жижа), я однажды надел коньки и вышел покататься вокруг своего дома. Опыта нет, льда нет – не получалось часто практиковаться и быстро научиться.

Как корова на льду продвинулся на полквартала, и тут – человек пять ко мне, с соответствующими комментариями. Какой национальности были ребята, не знаю, говорили на ужасно ломаном русском. В общем, шли бить меня.

Я подковылял к дереву, где у ствола была земля без снега, схватился руками за него и первого же нападающего – ногой в живот. Он, поскользнувшись, естественно, упал, но тут второй на подходе. Я его тоже – коньком. Он, правда, не упал, но как-то выразился. Третий попробовал приблизиться, но, когда я приподнял ногу, не решился подойти.

С угрозами и обещаниями еще найти меня они ушли. После этого на коньки я в жизни не вставал. И таких случаев, когда группой – на одного, было столько, что во мне росла ненависть. А когда физически крепкий издевался над хилым и слабым, появлялось желание убить, растоптать, четвертовать! Всё это и формировало мой характер. И в какой-то момент я перестал бояться.

Глава 7

Как говорил Аркадий Райкин:

«Ну, поцелую её, ну, дети пойдут…»

Хочу вернуться к своему пребыванию в пионерском лагере на Чёрном море, когда я был уже подростком, перед десятым классом. Там, так же, как и в школе, представилась возможность выступать самодеятельных номерах. И на аккордеоне приходилось играть, и в спектаклях участвовать, и в скетчах.

Мне понравилась практикантка из пединститута, вожатая. Кажется, ей было двадцать три года. Часто в послеобеденное время мы оказывались на берегу, и я стал заигрывать с ней. Она была не против! Ну а в вечерние тёмные часы мы уже стали уединяться в беседке, где она учила меня целоваться, позволяла гладить её грудь.

А в один из дней ко мне подошёл физрук, крепкий парень лет двадцати пяти, и сказал, что я зря время теряю. Что она много чего позволяет, но как только пытаешься её раздеть, она кричит: «Мама!»

А я, честно, и в мыслях не имел ничего большего, чем пощупать её в процессе поцелуев. Нет! Возможно, я и хотел чего-то большего, но не представлял, как это может быть осуществимо. Опыта нет, напористости и бессовестной наглости нет.

Во всех фильмах пропагандировалась порядочность, честность. Все подростки хотели стать разведчиками или героями в разных других областях, но главное – положительными.

Вот, например, на выпускном балу в школе подходит ко мне одноклассница и приглашает на «белый танец». До самого выпускного я не обращал на неё внимания, хотя лицом она была хороша. Фигура, правда, полновата. А девочка во время танца сообщает, что хочет поговорить со мной. И мы пошли на второй этаж в пустой класс. Она стала рассказывать, как влюблена в Сашу из параллельного класса. Говорила, говорила и… как обнимет меня! Я даже не сообразил, что произошло. Отталкивать? Не тактично. В общем, терпел я её долгий поцелуй, а потом спросил, что бы она делала, если бы вошёл Сашка. А она: «Ну и чёрт с ним! Не отвечал весь год на мои различные намёки дружить, так ему и надо!» – и опять как обнимет меня! Не помню, под каким предлогом я убедил её спуститься вниз, но больше мы с ней не встречались, хотя в тот момент она была готова на всё.

Как говорил Аркадий Райкин: «Ну, поцелую её, ну, дети пойдут…»

Сам себе благодарен за то, что устоял!

Глава 8

Так часами мы и общались.

Я – подёргивая её за косу и уткнув морду почти ей в ухо, она – прильнув к промежутку между окном и спинкой сиденья.

С приходом к власти Н. Хрущева джазовая музыка стала признаваться антисоветской. Помните: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь!»? Оркестры в кинотеатрах, где обычно звучала музыка в джазовом стиле, расформировали. Мой отец стал работать в филармонии и гастролировать по Союзу.

Как-то летом, в школьные каникулы, родители взяли и меня с собой на гастроли. Мне было 14 лет. До сих пор вспоминаю то интересное время!

Ведь в составе небольшого оркестра распространённого тогда состава: кларнет, аккордеон, гитара, контрабас и барабанщик – выступали ещё две вокалистки, фокусник, мим, танцевальная пара, чечёточник, девушка-«змея», вёл концерт конферансье. Последний был кладезем шуток, анекдотов, исполнителем сатирических куплетов и импровизатором.

В каждом новом населённом пункте, куда на автобусе приезжал гастролирующий коллектив, ведущий, то бишь конферансье, бежал покупать местную газету, чтоб прочитать местные новости и критические статьи. Всё это он использовал на концерте в своих шутках. Реакция залов была неописуема. Зрителям казалось, что об их населённом пункте знает вся страна, раз приезжие артисты посвящены во все подробности их жизни.

Пример был взят, как это делается сегодня с «ток-шоу», – из американского опыта. В годы работы моих родителей в кинотеатре шёл американский фильм «Серенада солнечной долины» о гастролирующем джаз-оркестре, там ведущий-конферансье использовал такой приём. Кстати, именно с этого фильма я и окончательно влюбился в джазовую музыку. И поскольку родители работали в кинотеатре, я бесплатно ходил с соседским другом (у которого отец тоже имел отношение к кино – был начальником кинофикации республики) на этот фильм каждый день.

А когда прокат закончился, мы продолжали смотреть «Серенаду» у него дома, где его отец установил киноаппарат на больших треногах и повесил экран на полстены. Смотрели раз пятьдесят, не меньше! Все мелодии из этого фильма звучат в голове по сей день. Разве можно сравнить ту музыку и современную эстраду?! Под тот джаз танцевали, его напевали. А сейчас ни одна песня не запоминается, нет мелодий.

Но я отвлекся от гастролей. В своём 14-летнем возрасте я ещё был «не муж», но уже и не 10-летний мальчик. Путешествуя в автобусе с артистами, чего только не услышишь! Ведь в их анекдотах и мат изредка проскакивал, хотя они и сбавляли громкость на этих словах. Особенно было приятно, что с нами путешествовала дочь певицы. Она была моей ровесницей.

Правда, ростом девушка оказалась выше меня на полголовы, как в грузинском юморном фильме «Акселерация». Но в автобусе (а она сидела у окна передо мной, одна) разницы в росте видно не было. Моя попутчица была черноволоса, похожа на цыганку, с длинной толстой косой – это давало мне возможность обращать на себя внимание, слегка дёрнув её за косу, чтоб не перекрикивать гвалт артистов.

Так часами мы и общались. Я – подёргивая её за косу и уткнув морду почти ей в ухо, она – прильнув к промежутку между окном и спинкой сиденья. Вот было здорово! Видимо, ей тоже нравилось, раз она не делала попыток уклониться от моих «ухаживаний».

Как-то в ужасно дождливый, холодный день автобус привёз нас в одну большую деревню. Все озябли, вымокли, добираясь до так называемой гостиницы. И тут наш конферансье просит меня сбегать в магазин за бутылкой. В те времена это было обычным делом. В магазинах не спрашивали кому, куда… а в кинотеатрах стоял дым столбом, курить не запрещалось.

Я мигом смотался за водкой. И тут дядя Резо, так звали конферансье, наливает в стакан водки, на палец, и протягивает мне. Не помню, видели родители это или нет, но я в первый раз в жизни потихоньку, боязливо, маленькими глотками выпил, не поморщившись, всё до конца. Всеобщему восторгу не было предела! «Да вы посмотрите! Как он цедит! Не морщится! Да он – закалённый», – восклицали наперебой все.

Должен заметить, что почти всё время дядя Резо называл меня Графом. Вот и сейчас он меня нахваливал: «Ну, Граф! Ну всем нос утёр». А я горделиво поглядывал на сверстницу-попутчицу. В какой-то из станиц, где жила её родня, она вышла из автобуса и, помахав всем, ушла. После тех гастролей мы с ней больше не пересекались.

Наконец гастрольный тур привёл нас на побережье Азовского моря! Там, в городах Ейске и Приморско-Ахтарске были запланированы концерты. Целыми днями все артисты валялись на песке и плавали, если это можно так назвать. Дело в том, что, чтобы поплавать (чтоб вода доходила до пояса), нужно было зайти в море метров на двести-триста от берега.

Но сбоку от основного пляжа дно было другое, более резко начиналась глубина. И там было, пожалуй, побольше народу. И всё равно, пляж был наполовину пустой. В сторонке, на песке, загорала девочка моего возраста, с книжкой в руках. Я всё поглядывал на неё.

Это заметил дядя Резо и, приблизившись ко мне, чтоб никто не услышал, стал советовать, как мне познакомиться. Говорит:

– Подойди к ней и спроси, Пушкина читала? Если скажет, что читала, спроси, а Лермонтова читала? Если скажет, что читала, спроси, а Гоголя читала? Если скажет, что не читала, скажи: «А ну, снимай штаны!»

Конечно, я не стал следовать совету дяди Резо, но мы познакомились и всю неделю, пока в городе шли концерты, целые дни проводили на пляже вместе. Оказалось, она приехала к тёте из Москвы и жила в частном доме у неё.

Я рассказывал ей, что был в Москве в восемь лет. Мы ездили туда летом, к маминой сестре в гости, по её приглашению. Помню, как тётя водила нас, показывая столицу, мы даже поднимались на самый верх, на тридцать второй этаж, на смотровую площадку ещё не работавшего университета.

А во дворе, где она жила, бегала целая свора мальчишек, которые пытались поймать голубя, купающегося в небольшой луже. У одного из мальчишек на поводке была большая овчарка. И когда его приятель крикнул, что поймал-таки птицу, все стремглав бросились к нему. Тот, с овчаркой, сунул мне в руки поводок и попросил подержать, чтобы собака не съела голубя, а сам рванул туда же.

Собака, конечно, кинулась за хозяином, но я крепко держал её. Тогда она развернулась и прыгнула на меня, ну и укусила за руку. Назначили мне сорок уколов в живот. Поэтому даже на станциях по дороге домой мы с мамой шли в медпункт, где мне делали инъекцию «от бешенства», на всякий случай.

А дома, рассказывал я дальше, после окончания этих уколов мы с родителями пришли к их приятелям, у которых во дворе прыгала на всех от радости маленькая собачонка – болонка. Я стал играть с ней, а она как прыгнет да и как укусит меня прямо за нос. Вот! Опять сорок уколов в живот!

Ну ладно, продолжу про купание.

Как я говорил, дно в этом месте море было более глубокое, и я демонстрировал моей подружке всё, на что способен в воде.

Один из дней был мало подходящ для массового купания. Ветер нагнал большие волны. Но я любил подныривать под волну. Только она поднимется козырьком, ныряешь в неё и со всех сил гребёшь под водой, чтоб она не утянула на берег. А если преодолеть несколько таких волн, дальше от берега они выглядят просто движущимися гладкими горами.

Возвращаясь на берег, выбираешь волну поменьше и, сидя на ней лицом вперёд и помогая себе удерживать равновесие на самом гребне, выбрасываешься вместе с кипящей пеной на берег, стараясь дальше уже бежать от бурлящего водоворота.

Вот в этот день я подумал, что мне конец, что воздух в лёгких кончился, а спасения нет. Дело было так. Я наплавался на волнах вдали от берега и возвращался, как обычно, выбрав самую маленькую волну, пропустив все большие. Сел на неё и благополучно спрыгнул в песок. Тут я почувствовал, что между пальцев ноги застрял камень.

Я нагнулся, стал его вытаскивать и невзначай глянул на берег. Я увидел непонятную картину! Все, кто был поблизости на берегу, повскакивали и руками показывали в сторону моря. Видимо, мне кричали, но шум прибоя всё заглушал.