Оценить:
 Рейтинг: 1.5

Человек, которого интервьюировали

Год написания книги
1906
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Степан Степанович потому и сидел в самом углу, что он имел неизлечимую болезнь интервьюироваться. Редкий день в газете не появлялось интервью с Степаном Степановичем. От Степана Степановича сторонились; Степана Степановича чуждались, с ним избегали говорить, особенно при посторонних:

– Ну его! Ещё возьмёт да в интервью вставит: «хотя некоторые из моих товарищей и полагают так-то, но я нахожу этот взгляд неосновательным». Да в виде «неосновательного взгляда» ваше мнение и выведет.

Степан Степанович и сам понимал, что ведёт себя предосудительно, держался в уголке, ни с кем не заговаривал, ни на кого не смотрел, руку подавал робко, словно успокаивал:

«Не бойтесь! Не бойтесь! Ведь я не заражу вас своим прикосновением. Отнеситесь же ко мне хоть немножко по-человечески, не отказывайте подать руку!»

Теперь Степан Степанович смотрел на Ивана Ивановича прямо и смело. Словно радостно, как будто слегка насмешливо.

«Старая кокотка так смотрит на начинающую!» пришло вдруг в голову Ивану Ивановичу отвратительное сравнение, и ему сделалось так нехорошо, что он даже вышел не надолго.

Его место было по самой средине комнаты, и Иван Иванович сидел ни жив ни мёртв, боясь поднять глаза. Куда бы он ни повернул голову, все в той стороне моментально низко склонялось над бумагами, словно даже бумаги – и те становились неразборчивыми от взгляда Ивана Ивановича, или начинало рыться в столах, или смотрело в окна, на стены в величайшем смущении.

Иван Иванович попробовал было рассеять эту тяжкую атмосферу томительного молчания.

Помолился в душе и громко сказал:

– Читали вы, господа…

Но сам не узнал своего голоса.

Да и кругом всё взглянуло на него с таким испугом, что Иван Иванович почувствовал, как у него отнялись ноги и язык.

Было тяжело, мучительно тяжело.

Ивану Ивановичу вспомнилась одна пьеса, которую он видел когда-то у мейнингенцев. Из древнегерманской жизни. Римские солдаты, остановившиеся в германской деревне, совершили гнусное преступление над германской девушкой.

И вот ночью сбегаются жители деревни. Сцена, при мерцающем свете факелов, наполняется страшным, леденящим душу шёпотом. «Об этом» никто не решается сказать громко. Вводят девушку, и гасят все факелы, чтоб никто не видел её лица…

«Словно я германская девушка!» с тоскою думал Иван Иванович и в первый раз перевёл дух, когда в половине третьего стемнело и комната департамента погрузилась во мрак.

Но самое страшное было, когда один из вызвавших его просителей начал свою речь к Ивану Ивановичу так:

– Прочитав сегодня в газетах ваши просвещённые взгляды, осмеливаюсь…

Иван Иванович схватился за притолоку:

«Все знают… все»…

Безумные мысли закружились у него в голове:

«Убить просителя и спрятать труп».

Но голос благоразумия взял верх:

«Всех не перебьёшь… Всех перебить невозможно»…

Да к тому же в его ушах прозвучал в эту минуту, словно труба архангела, страшный голос курьера:

– Вас к директору!

Шатаясь, Иван Иванович вошёл.

В кабинете было полутемно.

– А, это вы… – сказал директор, отвернулся и подал ему руку, как показалось Ивану Ивановичу, нерешительно.

Подал и сейчас же отдёрнул.

«Убить директора и спрятать его труп?». мелькнула в голове Ивана Ивановича опять та же безумная мысль, и ему вдруг мучительно, страстно, болезненно захотелось, чтобы в эту минуту случилось светопреставление.

Директор смотрел в сторону, барабанил пальцами, видимо, хотел что-то сказать, но говорил совсем другое.

– Какая хорошая погода! – сказал директор.

Иван Иванович шевелил сухими губами.

– На улице ездит много извозчиков! – сказал директор и, не получая ответа, добавил: – Вообще на улицах завелось что-то слишком много извозчиков…

Иван Иванович от этих странных фраз директора ещё больше страдал. Наконец он облизнул сухим языком сухие губы, собрал все силы и воскликнул:

– Пётр Петрович… Ваше превосходительство…

Его голос пересёкся и зазвенел как оборванная струна.

В кабинете послышались тихие всхлипывания.

Директор заговорил. В голосе его тоже послышались слёзы:

– Иван Иванович… Успокойтесь… Не надо… Ведь я же не зверь, я понимаю… Ничего особенного… Даже очень дельно… Но только отчего же вы всего этого мне на словах не сказали, а так, вдруг, в газете?..

Всхлипывания раздались сильнее.

– Ну, ну!.. Не буду… Не надо… Я не спрашиваю, как это случилось! Не надо!.. Не рассказывайте!.. Я знаю, вам больно… Но, Иван Иванович, дорогой мой… Одна просьба!.. Ну, случился грех, с кем не бывает… Но вперёд не впадайте… Затягивает это… Я знаю… Вон посмотрите, Степан Степанович…

– Пётр Петрович, – воскликнул Иван Иванович, – да неужели я Степан Степанович?…

И рыдания хлынули из его груди…

Сравнить его со Степаном Степановичем! Это было уж слишком.

«Вот когда я погиб! – вспоминал потом Иван Иванович. – Убил он меня, назвав Степаном Степановичем».

Директор даже испугался.

– Да я не сравниваю… Что вы?.. Иван Иванович!.. Я предупреждаю только… Отечески предупреждаю… Ведь «они» начнут теперь шляться… Ах, Господи! Командировку, что ли, вам дать куда-нибудь, чтобы вы проветрились?!

В горле Ивана Ивановича высохли слёзы.
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4