Великий комик

Нам сразу после одной фразы, благодаря одной фразе, понятно всё.

Да, ведь, это по нравственному своему уровню – ребёнок!

Такое же тёмное существо, как ребёнок.

Можно ли? Справедливо ли с него взыскивать?

Шантажист говорил бы:

– А я беру!

с похвальбой. Негодяй – со скверным смешком над своей бессильной жертвой.

У вас Грознов говорит это просто.

Спокойно.

Констатирует факт.

Ему в голову не приходит, что тут можно чего-нибудь стыдиться.

Ева до грехопадения.

Не знает разницы между добром и злом.

И уже пусть там политики, социологи, экономисты и историки выясняют, как могли в стране представители массы удержаться в такой умственной и нравственной темноте.

Пусть они разберутся, благодаря каким историческим, политическим, социальным условиям у народа, как вывод мудрости из всей его жизни, могла родиться такая безнравственная пословица:

«Правда хорошо, а счастье лучше».

Вы – защитник. Вы имели дело с отдельным человеком.

Своей защитой вы показываете его нам:

– Вот он каков. Можно ли его судить?

И своим добродушным смехом мы уже вынесли оправдательный вердикт.

– Виновато многое, но он, – он не виноват.

И мы с любопытством, и с весёлым смехом следим за похождениями «Евы до грехопадения».

За курьёзным, за неожиданным умозаключением.

– А кому вы должны?

– Купцу.

– Богатому?

– Богатому.

– Так не платите. Купец от ваших денег не разбогатеет, а себя разорите.

Грознову смешно даже: платить, – раз купец, да ещё богатый!

– Смешно! Руки по локоть отрубить надо, которые своё добро отдают!

Вы – неподражаемый артист. Как передать тон глубокого убеждения, которым у вас Грознов говорит свои сентенции?

– Серебра-то у нас пуды лежат!

Хорошо, у него серебра много.

Он говорит это без вздоха.

Без зависти.

Спокойно. Даже торжественно.

Это его мудрость.

Это мудрость ребёнка.

– Да, ведь, срам, подумайте, когда в «яму» за долг посадят! – говорят ему.

Грознов удивлённо:

– Нет, ничего! Там и хорошие люди сидят, значительные, компания хорошая. А бедному человеку-таки на что лучше: квартира тёплая, готовая, хлеб всё больше пшеничный.

И даже когда Грознов рассказывает, как он понимает свои правила жизни, – это только новый курьёз с «Евой до грехопадения».

– Вот у меня деньги – и много, а я вам не дам!

Неожиданность мысли, которая даже бедную Зыбкину ошеломляет.

– Что вы говорите?

– Говорю: денег много, а не дам.

– Да почему же?

– Жалко.

– Денег-то?

– Нет, вас.