Часы

Ну, нет-с! Я ещё не дошёл до того, чтобы выпрашивать поцелуи из жалости.

В этой истории вам не придётся смеяться последней. И если этому маленькому роману суждено так скоро кончиться, закончу его я, а не вы.

35 минут, сударыня, и я ухожу.

Можете здесь дожидаться, не дождаться, злиться выходит из себя, – что угодно, но я ухожу.

Вовсе не желаю увеличивать собою число ваших, несчастных поклонников 35 минут. Этого достаточно. И если я ещё останусь ждать, мои часы начнут насмешливо выстукивать:

– 36… 37… 38… 39…

– Я не желаю выслушивать «дурака» от своих часов.

Вы видите теперь, милостивые государи, как я мучился.

Но вот уже неделя, как я опять спокоен и весел.

В сущности редактор – милый малый. Ну, что же, если он иногда занят и приходится немножко подождать? Прочитаешь, по крайней мере, две-три лишние газеты и всегда найдёшь в них что-нибудь интересное.

Глупо устраивать сцены из-за того, что такая миленькая, хорошенькая женщина любит хорошо одеваться. В сущности ей, должно быть, ужасно скучно. когда я сижу и пишу фельетон. Это даже очень мило. Пока я пишу, она сидит у портнихи. И сама не скучает и мне не мешает.

Я выпросил прощение за то, что тогда так глупо удрал со свидания. У нас всё идёт превосходно. Я больше не делаю глупостей и, ожидая моей хорошенькой мучительницы, в которую я влюбляюсь всё сильнее и сильнее, считаю от скуки прохожих в этом глухом переулке. Не успеешь насчитать и десяти, как она приходит. Я счастлив, я спокоен, как – говоря поэтическим языком – спокойно и безоблачно «небо нашей любви».

А знаете, почему со мной произошла эта перемена?

Неделю тому назад я заложил свои проклятые часы.

«Счастливые часов не наблюдают».

Если хотите быть счастливы, не «наблюдайте» ваших часов.

Пусть за ними наблюдают содержатели ссудных касс.