Тоже ничего не было, а напечатали, будто было.
Теперь было, а промолчали: словно и не было.
Вот и квиты!
Улыбнитесь же.
– Я не могу улыбаться! – говорит г-жа Яворская.
– Она по-стра-да-ла! – мрачно вторит «Северный Курьер».
Господа, зачем пугать людей и рассказывать «ужасти». Самый забавный водевиль, – и только.
Разве до сих пор в «Новом Времени» были рецензии о г-же Яворской?
Это были панегирики, оды, акафисты, но не рецензии. Как бы ни играла г-жа Яворская, писали:
– Превосходно!
Это было сладкое, которое подносили г-же Яворской.
Ну, вот. Г-жа Яворская рассердила г. Суворина, он и оставил ее без сладкого.
Какая же это трагедия?
Ну, что это будет за трагедия? Судите сами!
Сцена представляет какую-то средневековую площадь. Стоны. Толпа.
Г-жа Яворская. К столбу меня! К столбу!
Горожане. Да зачем? Зачем?
Г-жа Яворская. Нет, нет, к столбу! Как мученица, хочу быть у столба! Пусть меня сожгут на костре из пьесы «Контрабандисты»! Похороните меня рядом с Иоанном Гуссом[20 - Иоанн Гус, Гус Ян (1371—1415) – идеолог чешской Реформации, был осужден церковным собором в Констанце и сожжен.] и напишите об этом в газетах.
Горожане. Да не умирайте вы, Лидия Борисовна! Ведь это будут слезы! Горькие слезы!
Г-жа Яворская. Ах, не просите! Я умру, я непременно умру! Вот еще новости! Я помирать хочу, а они говорят: не помирайте! Хочу страдать, – и страдаю. Захочу помереть, – и помру.
(В отдалении слышится голос г. Суворина).
Голос г. Суворина (поет).
Захочу, – напишу,
Захочу, – промолчу,
Мне газета дана-а-а,
Вся послушна мне сполна!
Г-жа Яворская. Голос Торквемады[21 - Торквемада Томас (около 1420—1498) – глава испанской инквизиции (великий инквизитор).]! Зажигайте костер и напишите в газетах! (Вдохновенным голосом.) Народ, народ, страдавший много! О, Агасфер[22 - Агасфер, Вечный Жид – герой средневековых сказаний, еврей-скиталец осужденный Богом на вечную жизнь и скитания за то, что не дал Христу отдохнуть по пути на Голгофу.] – народ! Смотри, как за тебя здесь погибаю я! Я мученица, я жертва! Костер! Огня!
1-й горожанин. Должно быть, сильно мучается барыня! Смерти просит!
2-й горожанин. Пыткам ее подвергали, видно!
3-й горожанин (с увлечением). Жилы тянули-с! Да как! Медленно!
4-й горожанин (увлекаясь еще сильнее). Колесовали!
5-й горожанин (увлекшись окончательно). Руки, ноги, голову отрубили!
6-й горожанин. Буде врать-то! Хоть бы узнать, в чем дело. У курьера, что ли, спросить! Послушай, любезный, расскажи, в чем дело!
Северный Курьер (горячо). В наш век универсального прогресса гуманных и утилитарных идей, когда каждый индивидуум, без всякой санкции импозантных авторитетов, доктринеров дряхлеющей рутины, смело заявляет свои легальные права…
Горожане (задумчиво). Тэк-с!.. Вон оно что… Да мучили-то чем? Мучили-то?
Г-жа Яворская (умирающим голосом). Меня… меня… меня…
Горожане. Да не томи, скажи!
Г-жа Яворская. Меня оставили без сладкого!
(Народ безмолвствует).
Ну, какая же это трагедия? Это водевиль.
И там, где поднимается общественное негодование, нет места таким фарсам. Истерические выкрикивания только лишают его серьезности и внушительности.
Мне, тем не менее, жаль г-жу Яворскую, попавшую хоть и в водевильную беду. И чтоб утешить ее, я готов ей посвятить одну страничку из моих воспоминаний.
Дама в палевом платье
(Посвящается Л.Б. Яворской).
Хоронили Жюля Симона.[23 - Симон Жюль Франсуа Сюисс (1814—1896) – французский политический деятель, философ, публицист.]
На похоронах был «весь Париж».
Процессия входила на Монмартрское кладбище.
Впереди несли гроб, покрытый трехцветным знаменем.
За гробом шли родные, за ними – представитель президента, за ним – правительство, за ним – сенаторы. За сенаторами – депутаты. За депутатами – «бессмертные»[24 - «Бессмертные» – члены Французской Академии, учрежденной Людовиком XIII в 1635 г.] в мундирах, вышитых пальмами. За «бессмертными» – журналисты.
А среди журналистов шла дама, которая, уже когда процессия была на кладбище, спросила:
– Кстати, кого хоронят?