Кровь тамплиеров

В этот момент послышался громкий шум мотора. Давид и Роберт услышали его почти одновременно и встревоженно оглянулись. Ни один человек не мог забыть ничего на этом заброшенном клочке земли – однако к ним приближался автомобиль с шуршащими покрышками и на сумасшедшей скорости.

Взгляд фон Метца скользнул мимо Давида. Затем тамплиер посмотрел на грудь сына, где из-под планки с пуговицами виднелись четки, которые ему подарила мать. Роберт схватил и вытянул деревянный крест наружу.

– Откуда это у тебя? – задыхаясь, спросил он.

– От… Лукреции, – пробормотал Давид. – Какое это имеет значение?

Одним махом фон Метц сорвал с него четки, которые сразу же разорвались на две половинки, и в гневе бросил их на землю. Маленькие деревянные бусины покатились во все стороны, покрываясь густой пылью, крест лопнул. Крошечная пластиковая деталька, типичное изделие современной электроники, показалась среди деревянных обломков.

Давид испуганно прикрыл ладонью рот, когда на основании знаний, почерпнутых из современных боевиков и детективных сериалов, сообразил, о чем здесь может идти речь: в черной детальке пульсировала, периодически выключаясь, красная лампочка – передатчик.

– В машину! – прошипел тамплиер и бросился к «Фольксвагену». – Они нас нашли! Быстрее!

Давид бросил сумку в багажник, захлопнул его и втиснулся рядом со Стеллой на переднее сиденье, в то время как фон Метц резко тронулся с места даже прежде, чем Давид захлопнул за собой дверцу. Он гнал машину так быстро, что оставлял за собой узкий одноколейный след на кажущейся бесконечной левой дуге парковки – в наступающих сумерках они въезжали по ней наверх.

Давид вцепился правой рукой в поручень над окном, а левой – обхватил плечи Стеллы.

Они еще не достигли второго этажа, когда через оборудованный въезд в гараж ворвался «Порш» Ареса. Четвертый этаж был еще довольно далеко, в то время как «мастер меча» уже гнал свою машину через порог к подъему. Если Стелла в глазах Давида ездила как черт в юбке, то в водительском мастерстве фон Метца объединились все легендарные персонажи греческого подземного мира вместе с душами всех погибших пилотов реактивных истребителей. Несмотря на это, преследователь продвинулся вверх довольно значительно. У него был скромный с виду автомобиль, однако способный развивать очень большую скорость.

На предпоследнем этаже тамплиер так резко повернул руль вправо, что «Фольксваген» на девяносто градусов крутанулся вокруг собственной оси, промчался несколько десятков метров через ограждение стоянки и перескочил на бетонную спираль, ведущую вниз. Давид потерял равновесие и ударился головой о плечо Стеллы, но она даже не обратила на это внимание, а только смотрела через лобовое стекло широко раскрытыми от ужаса глазами. Давид счел ее поведение соответствующим обстановке и достойным подражания и стал, как и она, молча смотреть вперед.

Заметив «Туарег» на высоте шестого этажа на другой, параллельной, линии мчащимся вниз, «мастер меча» резко нажал на тормоз. Их головоломный поворотный маневр произошел так быстро, что Арес его попросту не заметил. И когда «Порш» с жалобно пищавшими шинами наконец остановился, они уже почти полностью преодолели гигантскую спираль в обратном направлении.

Давид вздохнул с чувством некоторого облегчения. Гунн остановил машину, и теперь ему нужно было каким-то образом развернуться. Все это давало им определенное преимущество. Возможно, они действительно смогут оторваться.

Тут раздался глухой выстрел и что-то тяжелое ударило в упругий борт машины. Давид испуганно обернулся и посмотрел назад: Арес вылез из «Порша» и без долгих размышлений укоротил дорогу, перескочив через парапет восьмого этажа, чтобы без оглядки на ломкость своих членов спрыгнуть вниз.

«Привыкай к боли», – вновь прозвучали в голове Давида слова дяди, в то время как его сердце замерло и у него захватило дух. Арес, несомненно, привык к тому, что ни разу не падал на колени, и, несмотря на ранения, которые принесет его акробатический номер, он был уверен, что сразу почувствует прочную почву под ногами в виде капота от какой-нибудь заброшенной машины.

– Жми на газ! Гони! – послышался истерический визг Стеллы.

Фон Метц перевалил «Фольксваген» через порог парковки на первый этаж, в то время как Давид робко осмеливался поглядывать назад и вверх едва ли далее, чем на расстояние вытянутой руки. Тамплиер увеличил скорость, и через долю секунды машина миновала выезд и вылетела на улицу.

Они успели! Давид притянул Стеллу к себе и крепко прижал ее к груди, в то время как его отец в безумном темпе гнал автомобиль по заброшенным промышленным районам в направлении, которое для Давида было дорогой в абсолютную неизвестность.

Л рее с гордо поднятой головой шагал в кабинет сестры по коридору, освещенному так, что в нем не было тени. Хорошо, пусть на этот раз он не справился. Но во всем виновата сама Лукреция, а также то обстоятельство, что фон Метц заполучил мальчишку первым.

Она не рассчитала свои силы с этим «ребенком», о котором, в сущности, ничего не знала. И зачем она отняла у брата все права и полномочия, ведь это не давало возможности ограничить тот вред, который она сама же по своей глупости ему причинила? Зачем навязала ему проклятого араба, который муштровал и гонял и его, и всех рыцарей ордена по своему усмотрению, как это было угодно перепутанным извилинам в его безобразной черепушке?

Факт, что Аресу не удалось вернуть Давида, не особенно задел его самолюбие. Эта миссия ниже его уровня. Не каждый биолог умеет жарить яичницу. Арес – одаренный гладиатор, а не гувернантка.

Лукреция сидела за письменным столом и лишь на мгновение оторвалась от бумаг, которые раскладывала перед собой; она недовольно подняла глаза, когда ее брат вошел в кабинет.

– Что ты хочешь? – прошипела она.

Ее интонация ясно указывала на то, что ответ на любой вопрос или требование брата будет один: «Нет».

Арес решился на формулировку, которая требовала более полного ответа. Он не собирался довольствоваться кивком головы или жестом, который прогонял бы его, как собаку, из кабинета.

– Когда исчезнет раб, которого ты повесила мне на шею? – с досадой спросил он.

Лукреция, второй раз оторвавшись от бумаг, презрительно подняла одну из своих изящных бровей, поспешно нацарапала что-то на клочке бумаги и ответила:

– Когда я буду уверена, что снова могу на тебя положиться.

– Я – Сен-Клер!

«Мастер меча» гневно сделал шаг к письменному столу, со всеми разбросанными на нем бумагами, документами, черновиками, меж которыми блестел позолоченный нож для разрезания писем, такой острый, что для него, вероятно, требуется разрешение на право ношения оружия; стол представлялся Аресу баррикадой, который отделял его от сестры.

– Я не позволю командовать этому нелепому рабу, – сказал он громовым голосом, не скрывая обиды.

Лукреция отложила в сторону паркеровскую ручку и поднялась, всем своим видом показывая, что она хочет побыстрее избавиться от брата, чтобы снова посвятить себя более увлекательным и, прежде всего, более важным делам.

– Тогда докажи, что ты заслуживаешь моего доверия, – ответила она. Ее вызов звучал чистейшей насмешкой, и было совершенно ясно, что таково и было ее намерение. Она вышла из-за стола и смерила Ареса пренебрежительным взглядом. – Встань на колени, – вдруг приказала она. – перед своей госпожой, приорессой Настоятелей Сиона!

В течение трех-четырех вздохов – возможно, дальше счет пошел бы уже на минуты – Арес никак не реагировал на ее слова. Этот промежуток времени, в течение которого он стоял перед сестрой, растерянный, не в силах перевести дух, с бессильно отвисшей нижней челюстью, показался ему бесконечным. Напрасно надеялся он на неожиданную, остроумную концовку реплики, которая дала бы ему понять, что Лукреция шутит. Но в ее взгляде не было юмора. Ничего, кроме презрения и высокомерия, не отражалось в ее карих глазах.

«Да она спятила, – подумал он со смесью ужаса, сострадания и раненой гордости. – У Лукреции, как бы это попроще выразиться, явно не все дома. Недавняя потеря сына, должно быть, лишила ее разума. Но это ни в коей мере не оправдывает ее в том, что она обращалась с ним как с одним из тех слюнявых бастардов, которые патрулируют перед «Левиной». При этом он был не уверен, кого имеет в виду – двуногих или четвероногих охранников. С яростным возмущением он отвернулся от нее и направился к двери.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – спросила Лукреция насмешливо.

«Ты, – гневно думал Арес, – только ты и есть моя проблема».

Но его сестра ответила на свой риторический вопрос сама:

– Ты ни во что не веришь. Даже в собственную сестру.

Арес остановился в дверном проеме, обернулся и смерил ее презрительным взглядом.

– Ничто так неотвратимо, как смерть, – холодно ответил он и, успокоившись, потому что вновь обрел полный контроль над своим лицом, продолжил: – Это относится в полной мере и к нам.

– Посмотрим. – Лукреция покачала головой.

У него было чувство, что она своими словами ни в коей мере не признала, что он может быть прав, но, как всегда, хотела оставить за собой последнее слово.

– Посмотрим, – еще раз повторила она. Арес бросил на нее взгляд, в котором ярость наслаивалась на сочувствие, и вышел, закрыв за собой дверь. Лукреция совершенно помешалась! В данный момент он мог надеяться только на то, что они вернут ей Давида достаточно быстро, и помешают тому, что ее распоряжения окончательно перейдут границу между бессмыслицей и безумием.

Не прошло и тридцати шести часов, как Давид приобрел новое имя, стал на несколько месяцев старше, получил законные водительские права, а также счета в банках различных государств. Незнакомец, который передавал ему соответствующие бумаги, не произнес ни слова, ограничившись тем, что одним махом опустошил Давидов стакан крепкого черного кофе и исчез из ресторанчика при заправочной станции, где Давиду велено было дожидаться фон Метца.

Давид снова заказал кофе, но уже с молоком, и начал изучать кредитные карточки, паспорта, выписки из счетов и другие личные бумаги, сложенные в коричневой папке, извлекая их оттуда кончиками пальцев, словно они были ядовитыми или, по меньшей мере, внушающими отвращение, а затем разворачивая и раскладывая их перед собой на столе. Он снова и снова читал свои новые данные, стараясь их запомнить, хотя заранее знал, что никогда не сможет к ним привыкнуть или даже практически себя с ними отождествить.

«Доминик Шарло», – прочел он в удостоверении личности с сургучной печатью, где на фото робко улыбался некий заурядный тип. Он выглядел как Давид. Но он им не был, хотя фотограф сделал фотокопию – в конце концов, Давид сам при этом присутствовал. Юноша на удостоверении был на два месяца и три дня старше, и у него было совершенно дурацкое имя.

Давид знал о Доминике больше, чем еще несколько недель назад знал о самом себе. Счастливец, тот имел мать, которая проживала в Бельгии и руководила предприятием по уборке зданий. Его отец служил в американской армии и погиб, когда самолет, на котором он летал, разбился. Доминик недавно закончил школу и сдал экзамены на аттестат зрелости – было приложено свидетельство со всеми оценками, и его оценки в выпускном аттестате были достаточны для того, чтобы Давиду открылись двери любого университета.

Дела у Доминика, судя по всему, шли в общем и целом хорошо; к тому же его отец, который в свое время, еще при жизни, получил богатое наследство и исключительно из патриотических побуждений пошел служить в армию, оставил ему уйму денег, которых с избытком хватило бы и на обучение в университете, и на последующий шаг в самостоятельную жизнь. Давид, напротив, чувствовал себя не в своей тарелке.

Его отец привел в движение небо и ад (в основном, вероятно, ад), чтобы как можно скорее создать своему сыну наилучшие предпосылки для новой жизни, которую тот отныне будет вести. Давид не мог понять и смириться с тем, что нет никакой другой возможности оставить прошлое позади и позабыть об ужасе и безумии, с которыми ему пришлось столкнуться. Естественно, он все еще желал от всего сердца начать жить по-новому где-нибудь в другом уголке света, но только… не так! Так – это было бы… слишком просто. При мысли, что он станет Домиником Шарло и уедет подальше от этих мест, как ожидал от него магистр тамплиеров, он казался себе невероятным трусом. К тому же на протяжении всей прошлой жизни он постоянно стремился узнать, кто же он на самом деле. Как же можно запросто оставить самого себя в этой неуютной закусочной, пышно именуемой рестораном, именно сейчас, когда наконец он узнал, кто он?