Режиссер. На вид не больше тридцати.
Икорская. Познакомишь? Он женат?
Режиссер. Вроде нет. Я не заметил кольца на руке. Но с каких пор тебя это волнует?
Икорская. Антон, я же просила… Перестань лепить из меня чудовище!
Режиссер. А ты, значит, когда мы только познакомились, строила из себя кроткую невинность…Молодец, нечего сказать! Талантище… Знаешь, как это называется?
Икорская (устало опускается на стул). Когда мне было четырнадцать, мой парень тайно привел меня на репетицию. Он играл в твоем театре. Хотел передо мной покрасоваться. Тогда я первый раз и увидела тебя. Влюбилась как дура… Ты мне показался настоящим всемогущим добрым волшебником, которого все беспрекословно слушаются и в то же время очень любят.
Режиссер. А разница в возрасте тебя не сильно смущала? Я тебе в отцы гожусь…
Икорская. Отец бросил нас, когда мать была мной беременна. Они с мамой из-за чего-то сильно поругались. Я потом втайне от нее долго его разыскивала. Воображала себе, какой он добрый и сильный, как он обо мне заботится и бесконечно возится со мной… Я в театральное училище поступила только ради того, чтобы попасть к тебе в театр…
Режиссер. Сочувствую, но продолжать играть роль папы я не готов. Может быть, ты удивишься, но я хочу жить нормальной семейной жизнью. Когда я утром встаю, меня должен ждать свежий завтрак, а не каша недельной давности, которой каждый раз боишься отравиться. Когда я прихожу усталый и голодный с работы, я хочу, чтобы меня накормили горячим вкусным ужином, а не рыться в холодильнике в поисках случайно завалявшихся там продуктов, а потом ломать голову, что из них можно приготовить.
Икорская. Это так ты себе представляешь жизнь с музой? Она тебя полностью обслуживает, а ты потом, лежа на диване перед телевизором, ей восхищаешься? Или муза отдельно, а кухарка отдельно?
Режиссер. А эти твои бесконечные скандалы… Да они из меня всю душу вымотали…
Икорская. А ты хочешь, чтобы я спокойно воспринимала все эти твои идиотские шуточки, покровительственный тон и бесцеремонное нарушение моих личных границ? Я бы не скандалила, если бы ты вел себя со мной уважительно. Открою тебе секрет. Я бы и готовила, наверное, с радостью, если бы ты постоянно не повторял, что раз я твоя жена, значит, готовка входит в мои должностные обязанности. Почему ты мне про них ничего не рассказал сразу, когда позвал в ЗАГС?
Режиссер. Это же очевидные вещи!
Икорская. Если я тебе была нужна в качестве кухарки, зачем ты тогда ради меня бросил жену? Меня уже бесит, когда ты заводишь свою любимую песню про ее кулинарные способности.
Тем временем на сцене появляется Бачинский. Он удивленно вслушивается в их оживленный диалог.
Бачинский. Ребята, я не пойму, вы ругаетесь или репетируете?
Режиссер. Разумеется, репетируем! Скоро же декада французской культуры. Я планирую поставить «Медею» Жана Ануя.
Бачинский. Похоже, мощная вещь. Стоит освежить.
Режиссер. Знаете что, схожу-ка я до больницы. Надо поддержать Машу и узнать заодно, чем ей можно помочь.
Режиссер уходит. На сцене остаются только Икорская и Бачинский.
Икорская. Юра, давно хотела спросить. Почему ты пошел в артисты? Ты же сначала учился в меде, и папа у тебя – известный нейрохирург.
Бачинский. Решил таким образом сбежать от родовой кармы…
Икорская. А оно того стоило? Кто ты теперь? Обычный актер в провинциальном театре, получаешь нищую зарплату. А мог бы…
Бачинский. Наташа, не надо продолжать… Ты далеко не первая, от кого я это слышу. Никто меня не понимает… Боюсь, ты тоже не сможешь. У тебя в семье никогда не было отца-небожителя, на которого все обязаны молиться.
Икорская. У меня никакого отца не было…
Бачинский. По мне, так лучше уж никакого, чем мой… С детства мне все вокруг только и делали, что внушали: твой отец великий человек, ты должен себя вести так, чтобы не уронить его репутацию. Он являлся нашим семейным идолом, высшим божеством. Когда он вещал, все обязаны были смотреть ему в рот и не сметь высказывать своего мнения. В школе, среди друзей, знакомых мне приходилось ходить по струнке, чтобы соответствовать реноме порядочного сыночка всеми уважаемого человека. Мои одноклассники, как все нормальные дети, делали рогатки и запасались пульками, чтобы на первомайской демонстрации палить по воздушным шарикам, а я шел с отцом за ручку в колонне трудящихся в почетном первом ряду и держал огромную связку воздушных шаров, которая служила самой лучшей мишенью для моих вооруженных до зубов товарищей. Как же я им завидовал… Вместо того, чтобы сидеть во дворе в кругу настоящих пацанов и петь разудалые блатные и бардовские песни, я просиживал штаны на изматывающих душу и рассудок классических концертах, от которых моя голова пухла. Я мечтал записаться в секцию бокса, а меня насильно отдали в ненавистную музыкальную школу. Когда пришло время выбирать свой жизненный путь, мне даже не пришлось ломать голову: я должен был пойти по стопам отца. В мединституте среди одногруппников я впервые почувствовал вкус настоящей свободы. Местным общага не полагалась, но я же был сын Бачинского… Тут-то я и узнал, какие преимущества дает родство с известным и влиятельным человеком. В переполненной общаге у меня была своя отдельная комната. На экзаменах меня никто не валил, на мои прогулы смотрели сквозь пальцы. Нарушения, за которые обычных студентов сразу же исключали из института, мне легко прощали. Тень моего отца следовала за мной по пятам и служила надежной защитой в любых ситуациях. Я быстро к этому привык и ловил настоящий кайф от своего привилегированного положения. Все мои сокурсники стремились со мной подружиться, местная королева красоты стала моей девушкой. Мне даже не пришлось за ней долго ухаживать. Все эти блага я быстро научился принимать как должное и вскоре абсолютно уверовал, что отец тут совершенно ни при чем: я сам по себе весь такой неотразимый парень. Отрезвление пришло в конце второго курса. На дискотеке моя обожаемая подруга представила меня своей приятельнице как Юру Бачинского. Ты поняла, Наташа, что произошло? Она меня представила не как Юру, а Юру БАЧИНСКОГО… У меня тут же пелена с глаз спала. Разумеется, для своей девушки и для всех приятелей моя ценность заключалась лишь в том, что я сын известного человека…. На следующий же день я пошел забирать документы. Потом устроился дворником в школу, при школе же мне выделили небольшую комнатку. Всех моих так называемых друзей сразу след простыл. Любимая девушка еще какое-то время пожила со мной, но быстро поняла, что ловить ей нечего, так как с отцом я поругался и продолжать медицинскую карьеру уже не собирался.
Икорская (уважительно). Юра, ты нереально крут! Даже не знаю, как я бы повела себя на твоем месте. Наверное, не смогла бы так… Зато у тебя ведь потом наверняка появились настоящие друзья, те, кто дружил с тобой не из-за твоих родственных связей?
Бачинский. Спасибо, Наташа! Новых друзей я, конечно, потом нашел. Я старался заводить дружбу только с теми, кто про моего отца вообще ничего не слышал. Но в тот момент, когда меня все бросили, я мечтал только об одном: насолить ему как можно сильнее. Я отлично знал, что он неуважительно относится к актерской профессии. Уж не знаю, с чем это связано. Возможно, ему не ответила взаимностью какая-то хорошенькая актриса. А может быть, какой-нибудь актер увел у него девушку. Для самолюбия моего отца это был бы повод возненавидеть весь актерский род. Много раз я слышал от него фразу, что он не потерпит, если кто-то из его сыновей выберет ремесло актера. Лучше, мол, пусть его родная дочь пойдет в проститутки, чем сын станет актером.
Икорская (смеется). Я уже догадалась, что было дальше. Нет, это просто невообразимо смешно: все идут в театральный, чтобы потом на весь мир прославиться, а Юра Бачинский поступил только ради того, чтобы позлить родного отца.
Бачинский. Именно так, и я добился своей цели! Как он меня только не называл. Шут гороховый, паяц, клоун – самое ласковое, что я от него тогда услышал. Но меня это только раззадоривало. Я вознамерился отомстить за все свое испорченное детство. Когда я уже учился в театральном институте и выступал на спектаклях, всегда следил, чтобы на афишах указывали мое отчество, чтобы все знали, чей я сын. Я переодевался в нищенские лохмотья и по утрам возле мединститута, когда все приходят на занятия, под общий хохот голосил во всю ивановскую: «Люди добрые, подайте милостыню сыну всемирно известного нейрохирурга Бачинского!»
Икорская (с серьезным лицом). Юра, а ты уверен, что не переборщил? Все-таки он твой отец и наверняка по-своему очень тебя любил. Может быть, он и карьеру свою делал не исключительно из-за личного самолюбия, а мечтал таким образом заслужить твое сыновье уважение, обеспечить тебе безбедное существование. Мне трудно поверить, что отец не хочет иметь близкие отношения со своим сыном. Я так поняла с твоих слов, он человек гордый и сам никогда не признается тебе, как он на самом деле страдает… Скажи, у него была трудная судьба?
Бачинский. Насколько я знаю, его собственного отца репрессировали по делу ленинградских врачей. Мать как жену врага народа выгнали с позором с работы, которой она посвятила полжизни. После этого она быстро умерла. Отец попал в интернат, потом работал на заводе и параллельно учился. Сумел поступить в мед. Жизнь, конечно, у него была не сахар.
Икорская. Вот видишь. Он как мог старался избавить тебя от тех лишений, которых натерпелся сам, поставить тебя на ноги, сделать культурным человеком… А ты вместо благодарности публично милостыню просил… Много же ты горя ты принес своему родному отцу, Юра, вот что я тебе скажу.
Икорская уходит, и Бачинский остается один. Он задумчиво бродит по сцене, заложив руки за спину.
Бачинский. Неужели девочка права, отец меня любит, и все эти годы я безжалостно ранил его сердце, вместо того чтобы поговорить с ним по душам? А если так, то получается, я не герой, а подлец?
Действие второе
Акт первый
Утро. До премьеры три дня. На сцену выходят Режиссер, Икорская, Бачинский и Радик. Затем появляется Стас под конвоем Полицейского. На сцене также присутствует Иван Иванович в костюме матроса.
Режиссер. Почти все в сборе. Отлично. Маша звонила, сказала, что скоро прибежит. Стас, насчет твоего поведения поговорим отдельно. Сейчас не будем тратить время. Отрабатываем сцену на корабле. Пока без Маши. Все готовы?
Бачинский. Антон, сделай паузу. Есть небольшое объявление.
Режиссер. Давай, только быстро.
Бачинский. Разговаривал вчера с отцом насчет Таси… (При этих словах все удивленно на него смотрят.) Не смотрите на меня как на сумасшедшего. Да, я разговаривал со своим отцом. Я вчера попросил у него прощения за все… (Икорская подходит к Бачинскому и обнимает его.) Но сейчас это не важно. У Таси серьезные проблемы – порок сердца, как вы знаете. Нужна срочная операция, сейчас девочка в искусственной коме. Отец позвонил знакомому профессору, кардиологу из Новосибирска. Тот обещался сегодня уже примчаться, но просил оплатить перелет в оба конца, когда сможем. В общем, вы поняли. Нужно собрать денег. Где-то порядка 30 000 рублей.
Режиссер. Дело благородное, но, боюсь, мы долго будем собирать… Сам понимаешь…
Бачинский. Я так и сказал отцу, а он подкинул интересную идею: дать открытую благотворительную репетицию. Для этого я хочу сегодня сделать афишу, в обед разместить ее в соцсетях. Цену на билеты выставлять не будем. Пусть каждый заплатит, сколько сможет.
Режиссер. Юра, замечательная идея! Отец у тебя башковитый.
Бачинский. Да, он у меня голова! (Ставит штатив с фотоаппаратом на сцене.) Встаем полукругом, я поставил задержку на полминуты.
Все встают полукругом перед штативом. Икорская перемещается в центр и встает на колени, молитвенно прижимая к себе руки. Щелкает затвор. Бачинский проверяет снимок.
Бачинский. Всем спасибо! Получилось просто отлично. Наташа, кроме шуток, ты похожа на святую Инессу с картины Хосе де Рибера. Завтра будет аншлаг!
Режиссер. Не сглазь, Юра. (В этот момент на сцену выходит Маша.) Ага, Машенька появилась. Отлично, все, наконец, в сборе. Делаем сцену на корабле. Работаем!
Актеры занимают свои места и поют песню: