Всё пришедшее после

– Вот эти карты?

– Нет, не совсем эти.

– Я видела настоящие карты. Их всего семьдесят восемь, из них двадцать две считаются главными, а пятьдесят шесть – малыми. Колода малых карт очень похожа на нашу. А на главных изображены целые картины.

Костя кивнул:

– Например, нулевая – Шут, последняя, двадцать первая, носит название Мир, а малые карты, как и наши, разделены на четыре масти по сторонам света. Масти такие: Кубки отданы Северу, Палки – Югу, Мечи – Востоку и Монеты – Западу.

– Константин Георгиевич, вы так много знаете!

– Ну, что вы, Лия. Я только и знаю, что ничего не знаю. До Роберта Фладда мне далеко. Эзотерическое знание, дорогие мои, можно разделить на три этапа. Сначала достигается первая вершина, она называется Софией. Затем достигается вторая вершина, она называется Каббала. – Костя остановился.

– А третья?

– Третья? – Костя кашлянул. – Третья – Магия.

Артур поднял брови. Взгляд Виталика затуманился. Большие глаза Лии заблестели.

Артур спросил:

– Кто такой Роберт Фладд?

– Английский ученый. Между прочим, из твоего семнадцатого века, но с потрясающей эрудицией.

– А с Францией он был как-то связан?

– Он жил некоторое время на юге Франции и был воспитателем Шарля де Гиза Лотарингского, того самого, на сестре которого женился Гастон Орлеанский.

– О, эти фамилии мне ничего не говорят, – сказала Лия.

– Потому что ты невнимательно читала «Трех мушкетеров».

– Я кино смотрела шесть раз.

– В кино запоминаешь только фамилии артистов!

– А как поживает Марк Аронович? – вдруг вспомнил Виталик.

– Кто это? – поинтересовалась Лия.

– Костин сосед, большой специалист по фамилиям. Костя, может, пригласим его? – предложил Артур.

– Давайте, мальчики, я люблю новых людей!

Костя отправился к Марку Ароновичу, велев Артуру заварить чай.

– Не волнуйтесь, Константин Георгиевич, я все сделаю не хуже Артура, – взялась за дело Лия.

Марк Аронович выглядел как человек, проводящий большую часть времени на свежем воздухе. Его лоб и макушка за отсутствием волос покрылись ровным светло-коричневым загаром. В речи Лии он уловил легкое придыхание на согласных, характерное для отдаленных от столицы областей. Спросив разрешения у Виталика, он, знакомясь, поднес руку Лии к своим губам. Марк Аронович обладал огромной интуицией.

– Что вы скажете о фамилии Лии, Марк Аронович?

– Я – весь внимание, мои юные друзья. Итак, Лиечка, ваша фамилия…

– Эттингер.

Марк Аронович заулыбался:

– Звучит, как гром.

Костя, прищурившись, смотрел в потолок. Артур с восхищением взглянул на Лию:

– Похоже на Шредингер.

– Это кто?

– Как кто? Основное уравнение в квантовой механике – уравнение Шредингера!

– Физик? Я знаю только Эйнштейна, – сказала Лия.

– А о Ландау кто-нибудь слышал?

– Да.

– И все же Эйнштейн – самый великий физик, – поддержал Лию Марк Аронович.

– Самый известный, – поправил его Артур.

– Что вы хотите этим сказать, юноша?

– Хочу сказать, что важным оказывается не то, что есть на самом деле, а что об этом говорят.

– В этом, юноша, вы абсолютно правы. А кто, по-вашему, самый лучший?

– Энрико Ферми.

– А как же теория относительности?

– А что теория относительности? Ни мне, ни вам, никому из присутствующих от нее ни жарко ни холодно. Но дело не в этом.

– А в чем?

– Сказать? – Артур обвел всех глазами.

– Конечно!

– Понимаете, теория относительности бывает специальной и общей. Что касается специальной, то по существу в ее основе лежат преобразования Лоренца. Они были известны задолго до Эйнштейна. В плане общей теории были использованы работы Пуанкаре. Эйнштейн приспособил их к новым представлениям о пространстве и времени и сделал, так сказать, популярными. Узкий круг ограниченных людей, кое-что понимая в этом деле, ухватился за эту теорию, вернее, теории. Публика, ровным счетом ничего не понимая, ухватилась за Эйнштейна. Так что популярным стал он сам, а не теория относительности.