Советская правда

Дела советского народа изумляют мир. Трудящиеся земного шара питают величайшее уважение к советскому человеку. Наш долг – нарисовать образ нашего современника во всей его простой и величественной красоте. Наш долг – верно и неуклонно служить партии в деле коммунистического воспитания народа.

1954

Наш судья – читатель

Не знаю, может быть, есть и такие писатели, для которых никакого значения не имеет мнение читателей об их книгах и которым гораздо важнее знать, что об их сочинениях думают рецензенты и критики.

Видимо, все-таки писатели такого рода все же есть. Наверняка даже есть.

Но для большинства пишущих самое важное, самое волнующее, самое с нетерпением и часто со страхом ожидаемое – это отзыв читателя, мнение читателя, приговор читателя. Рецензенты и критики могут сколько угодно бранить книгу, уверять читателя в том, что она плохая и неинтересная, а книга, если она читателя волнует, все равно будет жить, с успехом соперничать и перебарывать ту книгу, которую почему-либо критики и рецензенты неправомерно и незаслуженно хвалят. Кроме того, рецензенты и критики, случается, и меняют свои оценки со временем, а читатель в своих оценках постоянен.

Не скажу, что автора этих строк не волнуют или мало волнуют оценки, которые даются его книгам критиками. Это было бы неправдой. Каждому из нас лестно получить в печати добрый отзыв о своем труде, каждому горько, когда его труд публично объявляют неудачным, каждому полезно прочесть обстоятельный разбор произведения – со всеми «за» и «против», с глубоким анализом, с умными сопоставлениями с жизнью, с действительностью. Все это, безусловно, так. Но когда тебя бранит тот или иной критик в печати, ты можешь утешить себя тем, что критик этот не знает, мол, жизни, что он книжник и, зарывшись в книгах, отстал от современности; можно еще сказать себе, что критикующий тебя делает это из чисто вкусовых соображений, а вкус-де у него плохой, что он, этот критик, подчинен той или иной групповщине.

Да мало ли еще что можно сказать себе в утешение.

Но ничего не скажешь, ничем себя не оправдаешь и не утешишь, когда дойдет до тебя тысячеустый голос читательской конференции или когда станешь ежедневно распечатывать письма читателей. Предположим, сотни, тысячи читателей – устно и письменно – выражают недовольство или всей твоей книгой, или отдельными ее линиями, тем, как написан тот или иной герой книги, твоим языком, – какую же ты займешь позицию? Завернешься в плащ обиды и скажешь себе: меня не понимают сегодня – меня поймут через сто лет? Наивно и неутешительно.

Нет, тут уж дело плохо, тут делать нечего. Приговор читателей, снова скажу, окончательный, и обжалованию он не поддается.

У нас очень большой читатель – миллионный и многомиллионный. Он очень требовательный, и требовательность его растет от года к году, по мере дальнейшего роста и повышения культуры народа, по мере того как складываются, воспитываются, развиваются вкусы широких народных масс. С таким читателем надо жить в дружбе. Если у тебя с читателем взаимоотношения сложатся правильно, если читатель поверит тебе, если он полюбит твои книги, то более надежного друга, чем он, никогда и нигде ты, литератор, не сыщешь. Читатель не просто будет читать твои книги, – он будет радоваться каждому твоему успеху и огорчаться каждой неудачей.

Большинство известных мне писателей хранят перевязанными в пачки читательские письма. Если бы нашелся кто-либо, заинтересовавшийся содержанием этих писем, он вычитал бы в них немало очень и очень любопытного. Читатели подбадривают автора, когда критика к нему несправедлива; читатели указывают автору на недостатки, когда критики их почему-либо не замечают; читатели сопоставляют описываемые события и образы героев книг с тем, что испытали в жизни сами, с теми людьми, которые их окружают; читатели замечают каждую, даже малейшую погрешность книги.

Автор этих строк тоже хранит все письма читателей. И если перечесть сейчас многие из этих писем, выяснится, что немало замечаний, высказанных читателями, пригодились автору при доработках и переизданиях его книг.

Есть, правда, разные читатели. Есть, например, читатели-брюзги, они всем недовольны. Есть и просто читатели-недоброжелатели. Они выискивают в книгах любые оговорки, выхватывают из книг отдельные строчки, истолковывают любое положение как им вздумается и непременно пишут злые письма-рецензии в редакции газет и журналов: вот, дескать, как автор извратил то или иное.

Был у меня анекдотичный случай. Написал я однажды рассказ, который назывался «Памятник другу». Не стану излагать его сюжет, скажу лишь, что герои рассказа вынуждены были проезжать лесом по бездорожью на колхозной телеге. Тащила телегу колхозная лошадь.

И вот через некоторое время после опубликования рассказа одна из газет переслала мне письмо читателя. Письмо начиналось так: «Я являюсь читателем вашей газеты и на ее страницах вижу много статей, в которых указываются недостатки в произведениях советских писателей». Автор письма, следуя примеру авторов газетных статей, решил указать на недостаток рассказа «Памятник другу». Вот он, этот недостаток, замеченный автором письма в рассказе: «Неудачно показано переправление памятника от железной дороги до места, где надлежало его установить. Как только герои рассказа приходят в колхоз, они сразу сталкиваются с черствым председателем».

В чем же для автора письма проявилась черствость председателя? Председатель, оказывается, вздохнул, когда у него попросили лошадь для поездки к месту, где надо было установить памятник. Автор письма делает вывод: «В этом вздохе читатель видит то, что председатель живет только интересами колхоза, размышления его, вздыхания говорят читателю о том, что председатель все еще будто единоличник, а на все окружающее смотрит сквозь пальцы».

Дальше дело идет еще удивительней. По рассказу, председатель дал, в конце концов, друзьям-однополчанам подводу, но автор письма и тут негодует: какую, мол, лошадь запрягли в эту подводу! Он цитирует рассказ: «Лошадку, круглобокую, рыжую, с гривой, подстриженной в щетку» – и размышляет: «Тут перед читателем встает образ лошадки из стихотворения Некрасова, в котором говорится о лошадке, везущей хворосту воз. Великий русский поэт далекого прошлого в этом стихотворении рисует крепостное положение крестьян, имевших на своем дворе „лошадку“, он описывает медленно движущуюся клячу дореволюционного крестьянина. А автор рассказа „Памятник другу“ не показывает действительности современной жизни колхоза. В колхозах нашей страны нет „лошадок“, а есть красивые, сильные, быстрые кони, которые несравнимы с некрасовской лошадкой, они больше походят на полуторатонный автомобиль».

Вывод делается в итоге такой: «Кто дал право автору рассказа искажать образ колхозного коня! По-видимому, автор не изучил еще жизни колхоза».

Случай анекдотичный и вместе с тем печальный. Счастье в том, что таких читателей очень немного. В большинстве читательских писем писатель находит полезное для себя. В романе «Журбины», когда роман публиковался в журнале, было место, где говорилось о том, что наступила такая пора лета, когда хозяйка семьи, Агафья Карповна, сушила грибы-боровики и варила варенье из садовой земляники. Один читатель написал мне, что, когда появляются в лесу грибы-боровики, тогда уже нет садовой земляники. Я проверил у специалистов, и пришлось с читателем согласиться. В отдельном издании романа Агафья Карповна варила варенье уже из черной смородины.

По роману «Журбины» много ценных замечаний устно и письменно сделали судостроители, историки, электросварщики, по роману «Молодость с нами» – ученые, сотрудники научно-исследовательских институтов, комсомольские работники, мартеновцы. А когда лет пять назад вышел роман «Под небом родины», один сельский врач прислал мне подробное описание того, как, с какими симптомами и проявлениями протекает воспаление легких. Он хотел, чтобы я исправил в романе описание этой болезни у одной из героинь романа. Я исправил.

Не только, конечно, каких-то неточностей в произведениях касаются читатели в своих письмах. Многие из них, отталкиваясь от произведения, пишут о своем, личном, задают писателям вопросы, просят совета, помощи, Писатель должен отвечать на все письма, как бы это ни было трудно, сколько бы времени ни отнимало.

Переписка с читателями, встреча с ними – один из путей познания жизни писателем, одна из возможностей общения с людьми, проникновения в их помыслы, в их беды и радости.

1955

Главное направление

На днях я получил письмо от старого товарища по школьным временам, ныне, как выяснилось, доктора биологических наук. У него нашлось много что напомнить мне из тех времен тридцатилетней давности.

Напомнил он и одну очень любопытную деталь: в пионерском отряде № 13 звено, в котором мы состояли, называлось «Металлист».

Наш тихий Новгород на Волхове отнюдь не был индустриальным центром, в нем дымили две или три трубы маленьких полукустарных предприятий, и все же мы, пионеры, свое звено назвали «Металлист», и все же мы делали доклады о советском рабочем классе, о людях, создающих машины для производства машин.

В далекую ту пору пионеры звена «Металлист» вывесили в клубе плакат, изготовленный собственными руками. На плакате были помещены ленинские слова: «Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч первоклассных тракторов, снабдить их бензином, снабдить их машинистами (вы прекрасно знаете, что пока это – фантазия), то средний крестьянин сказал бы: „Я за коммунию“» (то есть за коммунизм). А нарисовали мы под этими словами взятую с газетной фотографии колонну тракторов, которые тогда, в Октябрьский праздник, впервые вышли из ворот бывшего Путиловского завода в Ленинграде.

Мы любили машины, как любим их и по сей день.

Такова особенность нашего поколения. Каждый новый успех в строительстве новых машин всегда был праздником. Первый советский паровоз, первый неуклюжий грузовичок АМО, первая домна, первый блюминг, первый конвейер… Для нас это все былые великие праздники. Не случайно же они отмечены сегодня в календарях, эти славные даты нашей юности. Это этапы нашего роста, нашего мужания.

Время промчалось. Многое из того, что было для нас живой действительностью, стало для младших поколений историей. Давно ли, думается, наши комсомольцы ехали на строительство Магнитогорска или Сталинградского тракторного? В сердце это лежит близко, а в календарях уже очень далеко.

Мы вспомнили с моим старым товарищем о звене «Металлист» в связи с тем, что вот же нашлись горе-экономисты, которые в своих писаниях взялись ревизовать политику партии в области развития народного хозяйства: тяжелую индустрию, производство средств производства отодвинуть на второе место, а на первое место вывести производство средств потребления, легкую индустрию.

От имени кого рассуждают так путаники-теоретики?

Всплывает это все оттуда – из болотца обывательщины и мещанства, которое еще не ликвидировано, не засыпано в процессе строительства нового общества. Его нельзя недооценивать, это болотце. Из него же всплыло не так давно пресловутое, густо пахнущее троцкизмом рассуждение об «искренности» в литературе, которое, при всей недолговечности своего существования, все же успело поспособствовать рождению некоторого косяка мещанской литературы.

Недавно мне один ленинградский рабочий-сталевар сказал: «Я очень внимательно следил за материалами вашего писательского съезда и должен сказать честно: кое-что в речах делегатов мне не понравилось. Один молодой писатель – фамилию не помню – выразился примерно так. Он, дескать, не понимает тех критиков, которые, увидав картину с изображением луга и речки, говорят, что это безыдейное произведение. А вот если художник сюда пририсует мачту высоковольтной передачи, критик об этой картине скажет, что она идейно насыщена. Я не критик, я старый рабочий. Я десять лет кряду ездил за грибами в одно и то же заветное место под Ленинградом. Там лес, луг и речка. Но вот нынешним летом в знакомых местах вдруг появилась линия высоковольтной передачи, от Нарвской электростанции. Честное слово, этот пейзаж меня взволновал. Конечно, если мачта к лугу и речке пририсована приспособленцем – это одно, а если художник сердцем ощутил появление нового среди привычных лугов и речек, тут дело совсем другое. Тот, кто сумел сделать это убедительно, кто по линии этой высоковольтной передачи повел нас в наше завтра, тот настоящий художник, настоящий мастер, спасибо ему. И зады-то повторять не велика доблесть».

Старый сталевар говорил долго и взволнованно. Он говорил о том, что напрасно ведущие писатели не берутся за темы, связанные с жизнью советского рабочего класса, за темы, связанные с развитием нашей тяжелой индустрии. Ведь было же время – Федор Васильевич Гладков путешествовал по стройкам Магнитогорского металлургического комбината, Челябинского тракторного завода, завода сельскохозяйственных машин в Ростове-на-Дону, видел закладку Днепрогэса и в итоге написал роман «Энергия» – роман, подсказанный сердцу писателя замечательным временем первого пятилетия индустриализации нашей страны. Было же время, которое продиктовало Валентину Петровичу Катаеву взволнованный роман «Время, вперед!» – о героической стройке металлургического комбината в степи. Леонид Максимович Леонов написал «Соть». Десятки, сотни писателей искали новое именно там, где оно и есть, – в отношении человека к труду, искали его в труде, в труде ярком, героическом, многообразном, каким, в частности, является труд людей тяжелой индустрии.

У нас есть замечательное указание Ленина: «Производительность труда, это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя».

Может быть, они, эти ленинские слова, относятся только к политикам, к людям промышленности? Может быть, «производительность труда» – это проза жизни» лежащая за пределами искусства и литературы, этакая линия высоковольтной электропередачи среди лугов и речек?

У нас есть замечательные слова Горького, произнесенные им на Первом съезде писателей. Горький сказал тогда: «Социалистический реализм утверждает бытие как деяние, как творчество, цель которого – непрерывное развитие ценнейших индивидуальных способностей человека, ради победы его над силами природы, ради его здоровья и долголетия, ради великого счастья жить на земле, которую он сообразно непрерывному росту его потребностей хочет обработать всю, как прекрасное жилище человечества, объединенного в одну семью».

Все величие человека, всю красоту его можно увидеть и показать только в творческом труде, труде как деянии, то есть в борьбе за построение нового общественного строя – коммунизма, путь к которому лежит через всемерное повышение производительности труда.

Сейчас среди рабочих-станочников Ленинграда началось очень интересное движение: они решают проблему сокращения так называемого вспомогательного времени. Дело в том, что за последние годы сильно увеличились скорости, на которых работают металлообрабатывающие станки. А все подготовительные операции, связанные с установкой детали на станке, с ее уборкой со станка, производятся прежними методами, с прежней затратой времени. Нередко получается полнейшая нелепость, когда деталь устанавливают часа полтора-два, а обрабатывают несколько минут. Напрасно пропадает дорогое время. Стоит его сократить хотя бы вдвое, как гигантский станочный парк заводов нашей страны резко увеличит выпуск продукции. Рабочие это прекрасно понимают. И сколько же умов занято сейчас над решением сложной и важной проблемы, сколько рационализаторских предложений поступает каждый день!

Писать об этом совсем не значит писать пресловутый «производственный роман». В новаторских поисках рабочего, связанных с борьбой за увеличение производительности труда, отнюдь не меньше конфликтов, эмоций, поэзии творчества, чем в поисках ученого или работника искусства. С каждым днем труд у нас все больше требует теоретических знаний. На заводах появились такие станки, которые, чтобы управлять ими, требуют по меньшей мере окончания техникума; все большее число рабочих получает среднее образование.

Когда-то писатели с увлечением составляли «Историю фабрик и заводов», которая была начата по инициативе Горького. Этот труд давал писателю знание жизни рабочего класса, его истории, открывал перед писателем богатейший материал, из которого со временем вырастали самостоятельные яркие произведения. Почему бы не возобновить сейчас работу над «Историей фабрик и заводов»? Время идет, все меньше остается живых свидетелей былых страниц этой истории, с каждым годом все труднее будет ее воссоздавать на бумаге. Просто же отмахнуться от большого и важного дела – не по-хозяйски получится. История наших заводов – это история Коммунистической партии, история борьбы за Советскую власть, история того, как отсталая аграрная Россия превращалась в могучую индустриальную страну – в Советский Союз.

Коммунистическая партия, Советское правительство неутомимо трудятся над тем, чтобы все увеличивалось и увеличивалось материальное производство в стране. Во имя этого из года в год растет наша тяжелая индустрия, во имя этого добываются новые миллионы тонн угля и руды, выплавляются новые миллионы тонн металла.

Только такой дорогой мы должны и впредь идти к решительному подъему сельского хозяйства, к изобилию в продуктах питания, в одежде, в различных предметах, благоустраивающих и украшающих нашу домашнюю жизнь. Другие дороги обманчивы, фальшивы; другие дороги, те самые, на которые нас пытались толкнуть обанкротившиеся горе-экономисты, – это дороги, ведущие в иностранную кабалу, а дальше… дальше и к реставрации капитализма.

Нет, не пустячки привык получать читатель и от нашей литературы, а то, о чем Маяковский говорил: «бомба и знамя». Причем, конечно, не только к песне и стиху относит читатель это замечательное определение, но и к любому литературному произведению, и от любого литературного произведения требует, чтобы оно «поднимало класс», чтобы оно сокрушало старое и утверждало новое, чтобы оно звало вперед и помогало прокладывать дорогу в будущее.

Это – главная наша дорога, главное направление. С какой бы тщательностью, с применением каких бы великолепных эпитетов ни расписывались закат или цветение редьки, они так и будут закат или цветение редьки, а не явление большой литературы, не явление, которое взволнует общество.

Поменьше бы этой цветущей редьки во всем – и в художественной литературе, и в искусстве. Шире станут просторы, яснее цели и отчетливей наше главное направление.

1955