Сакура и дуб. Человек и дракон (сборник)

Доживать свой век под одной крышей с замужней дочерью не принято. (Существует множество японских пословиц о взаимоотношениях невестки и свекрови, но нет ни одной о зяте и теще.) Сына оттого и почитают с рождения, словно наследника престола, что именно на него ложится потом забота о престарелых родителях. Если в семье есть лишь дочери, отец и мать подыскивают одной из них жениха, согласного на усыновление. При такой свадьбе муж берет себе фамилию жены вместе с сыновними обязанностями по отношению к приемным родителям.

За последние полвека в Японии значительно увеличилась средняя продолжительность жизни. Если в середине 50-х она составляла 65 лет для мужчин и 67 лет для женщин, то ныне возросла, соответственно, до 77 и 84 лет (более высокий показатель, чем в Швеции, которая до недавних пор держала мировое первенство).

С другой стороны, общее количество семей увеличилось с 25 до 45 миллионов, а средняя численность их уменьшилась. Помимо снижения рождаемости, здесь, безусловно, сказалось и то, что все больше молодоженов предпочитают жить отдельно от родителей.

Естественно предположить, что в этих условиях должна обостриться проблема одинокой старости, свойственная развитым странам Запада. Тем более, что социальное обеспечение в Японии поставлено несравненно хуже, чем, скажем, в Англии.

В действительности же престарелые японцы реже чувствуют себя одинокими, реже доживают свой век в нужде, чем англичане. Те самые узы патриархальной семьи, что в начале жизненного пути связывают человека, на склоне лет становятся ему опорой. Сельский подросток, приехавший работать в Токио, не имеет представления об одиночестве его сверстника в Лондоне, где можно годами снимать тесную каморку в перенаселенном доме и не знать, кто живет за стеной. Японец, скорее всего, поселится с теми же людьми, с кем вместе работает. Его тут же начинают считать членом воображаемой семьи, всякий раз спрашивают, куда и зачем он уходит, когда вернется. Присланные ему из дома письма читают и обсуждают сообща.

Для японца почти не существует понятия каких-то личных дел. Привычка всегда находиться буквально локоть к локтю с другими людьми, традиционный быт, по существу исключающий само понятие частной жизни, – все это помогает японцам приспосабливаться к условиям, которые на Западе порой приводят людей на грань психического расстройства.

Хотя традиционная мораль не позволяет держать душу нараспашку, японец не любит оставаться один за закрытой дверью. До недавнего времени большинство японских жилищ не запиралось. В японской гостинице не существует такого понятия, как ключ от комнаты, ибо раздвижные перегородки, как и окна, в прин-ципе не должны иметь запоров. Даже в отеле западного типа японец часто держит дверь своего номера открытой…

Если задуматься, какими чертами, какими человеческими качествами пришлось пожертвовать японцам ради их образа жизни, прежде всего, пожалуй, нужно назвать непринужденность и непосредственность. Японцам действительно не хватает непринужденности, ибо традиционная мораль постоянно принуждает их к чему-то. Строгая субординация, которая всегда напоминает человеку о подобающем месте, требует постоянно блюсти дистанцию в жизненном строю; сознание своей принадлежности к какой-то группе, готовность ставить преданность ей выше личных убеждений; предписанная учтивость, которая сковывает живое общение, искренний обмен мыслями и чувствами, – все что обрекает японцев на известную замкнутость (если не личную, то групповую) и в то же время рождает у них боязнь оставаться наедине с собой, стремление избегать того, что они называют словом «сабисий».

Япония – страна групп. На этих перенаселенных островах группы образуются, наверное, по необходимости. Уединение в нашем понимании здесь недостижимо. Вы не можете иметь свою отдельную комнату. А если у вас, на удивление, окажется такая комната, вся семья тем не менее слышит каждый ваш шаг, каждый вздох через бумажные перегородки. Японская жизнь исключает не только уединение, но даже стремление к уединению. Уединение приравнивается к одиночеству, а одиночество для японца – это нечто ужасное. Групповщина в Японии – такое же типичное явление, как индивидуализм в Англии.

    Джордж Микеш (Англия). Страна восходящей иены. 1970

Наряду с современной системой законов японцы подчиняются неписаному кодексу общественного поведения. Кодекс этот труден тем, что не поддается четкому и всестороннему объяснению. Он просто незримо присутствует, как нечто бесформенное и бесцветное, и подобно амебе эластично приспосабливается к меняющимся нуждам общества. Это смутная смесь чувства справедливости, понимания человеческих слабостей, терпимости и известной доли фатализма. Такой внеюридический кодекс не обеспечивает, однако, должного решения проблем современного общества. За его фасадом любви, гармонии и благожелательности тысячи виноватых остаются безнаказанными и тысячи невиновных вынуждены мириться с несправедливостью. Это порождает духовную пассивность, несовместимую с требованиями современного общества. Слишком многое остается нерешенным. И слишком многое решается арбитражем, который исходит из старинной пословицы, что «во всякой ссоре повинны обе стороны».

    Роберт Одзаки (Япония). Япония: психологический портрет. 1978

Значок на лацкане

Устои патриархальной семьи – это устои японского образа жизни. Вертикальные связи «оя–ко», то есть «отец – сын», а в более широком смысле «учитель – ученик», «покровитель – подопечный», прослеживаются, дают о себе знать повсюду.

Жизненный путь японца, даже во времена жестоких сословных разграничений, меньше, чем в других азиатских странах, предопределялся его происхождением. Принято считать, что будущее человека зависит не столько от родства, сколько от того, с кем его столкнет судьба между 15 и 25 годами, в пору вступления на самостоятельный путь, в ответственнейший по японским представлениям период, когда каждый человек обретает «оя» – учителя, покровителя, как бы приемного отца – уже не в семье, а в избранной им сфере деятельности.

Если сельский подросток идет в учение к кузнецу, именно этот человек на всю жизнь становится его покровителем, именно он, а не отец сватает ему невесту и восседает на самом почетном месте на его свадьбе. Если юношу берут на завод по рекомендации земляка, этот поручитель впредь может всегда рассчитывать на безоговорочную верность своего «ко», как того требует долг признательности. Личные отношения, сложившиеся в начале жизненного пути, японцы ценят выше других и считают, что они сохраняют силу навсегда.

Видимо, поэтому японцы привыкли судить о человеке прежде всего по его принадлежности к той или иной группе. Первоосновой такой характеристики служит именно семья или община, государственное учреждение или коммерческая фирма, а вовсе не профессия человека, не его личные способности или заслуги.

– Вы знаете этого гостя? Кто он такой?

– Он с фирмы «Мацусита», начальник цеха. Подобные вопросы мне доводилось задавать японцам множество раз, и в ответ неизменно называлось место работы, затем – должность, ранг. Причем ни разу я не слышал, чтобы о ком-то сказали: он хирург или технолог, строитель или искусствовед.

Шофер грузовика, развозящего бумажные рулоны, скажет, что он работает в газете «Асахи». Всемирно известный специалист по ядерной физике отрекомендуется профессором Киотского университета. И дело тут не в тщеславии первого и скромности второго – так принято. Является ли Ямада-сан директором банка или простым кассиром – это уже второй вопрос. Важнее знать ответ на первый: он работник концерна «Сумитомо». Стало быть, большинство его друзей, с которыми он вместе трудится и сообща проводит свой досуг, – тоже люди «Сумитомо».

Хотя японцы избегают одиночества, любят быть на людях, они не умеют, вернее, не могут легко и свободно сходиться с людьми. Дружеские связи между лицами разного возраста, положения, социальной принадлежности крайне редки. Круг тех, с кем японец сохраняет общение на протяжении своей жизни, весьма ограничен. За исключением родственников и бывших одноклассников, это, как правило, сослуживцы одного с ним ранга. Если дружбу сверстников в школе и университете можно назвать горизонтальными отношениями, то в дальнейшем у человека остаются лишь гораздо более строгие вертикальные отношения между старшими и младшими, вышестоящими и нижестоящими.

Говорят, что личные связи играют в деловой и политической жизни Японии ключевую роль. Но правомерно ли называть подобные отношения личными, если каждый участник их представляет не столько себя, сколько стоящую за ним группу? Пожалуй, даже понятие дружбы носит в Японии скорее групповой, чем личный характер.

Когда два японца встречаются впервые, они прежде всего стараются выяснить принадлежность друг друга, а также положение, которое занимает в своей группе каждый из них. Без этих сведений им трудно найти основу для общения. На свадебных церемониях и сейчас еще можно видеть старинный наряд, предназначенный для самых торжественных случаев: черное кимоно с белыми родовыми гербами. В современной жизни место соперничающих родов заняли конкурирующие фирмы, а роль гербов на кимоно унаследовали значки этих фирм – их обычно носят на лацканах пиджаков.

Еще шире вошли в японский обиход визитные карточки, сразу же позволяющие судить, кого представляет человек и каков его ранг. Японцы сейчас совершенно не могут обходиться без визитных карточек, которые неизмеримо упростили ритуал представления друг другу.

Как прежде родовым гербом, японец демонстрирует значком фирмы или визитной карточкой свою принадлежность к определенной группе, свою готовность ставить преданность ей выше личных убеждений.

Стойкость вертикальных связей «оя – ко» порождает, во-первых, семейственность и групповщину, а во-вторых, ведет к созданию независимых однородных групп в каждой области деятельности. Депутат парламента верен прежде всего главе своей фракции, а не руководителю партии. Японские коммерческие корпорации, литературные течения, гангстерские кланы в равной мере основаны на безоговорочной преданности членов группы своему покровителю.

Заметим, однако, что в отличие, скажем, от индийских каст или от гильдий в средневековой Европе замкнутые группы в Японии основаны не на горизонтальных, а на вертикальных связях. Японский профессор стоит ближе к своим ассистентам и студентам, чем к другим профессорам того же университета или своим коллегам по специальности. При кастовой структуре людей обычно объединяет и социальное положение, и характер деятельности. Японская же группа разнородна. Она напоминает скорее корабельный экипаж, который укомплектован людьми всех нужных специальностей, чтобы успешно состязаться с другими кораблями. Соперничество таких групп, разумеется, усугубляет их замкнутость. Но в то же время порождает и тягу вместе отстаивать какие-то общие, отраслевые интересы.

Япония – страна ассоциаций, члены которых не только соперничают, но и сотрудничают, сочетают конкуренцию между собой с взаимной информацией. Существуют ассоциации промышленников, металлургов, судостроителей, энергетиков; ассоциации университетов, кинокомпаний и органов местного самоуправления; ассоциации парикмахеров, борцов сумо и преподавателей чайной церемонии. Причем в каждом подобном объединении, как правило, есть то ли «большая тройка», то ли «большая четверка», то ли «большая пятерка», которая держит главенствующие позиции в данной области и, стало быть, делает там погоду.

Японцы придают большое значение понятию «перворазрядный». Между этой и последующими категориями существует значительный, как бы качественный разрыв. Есть перворазрядные фирмы, перворазрядные университеты, перворазрядные рестораны. Существует неофициальная градация даже среди правительственных учреждений. Министерство финансов и министерство иностранных дел относят, например, к числу перворазрядных, в то время как министерство просвещения котируется куда скромнее.

При поступлении на работу выпускник перворазрядного университета имеет в Японии неоспоримое, общепризнанное преимущество перед другими обладателями дипломов о высшем образовании.

Принадлежность к перворазрядной фирме означает не только более высокую зарплату, но и соответствующий социальный престиж, что, помимо моральных преимуществ, порой несет и материальные. Рядовому служащему концерна «Мицуи» охотнее предоставят кредит на покупку дома, чем мелкому предпринимателю, пусть даже с более высокими доходами.

В обществе людей одинакового положения или ранга – скажем, газетных репортеров, страховых агентов, служащих бензоколонок, директоров компаний – представитель перворазрядной фирмы негласно, но бесспорно будет считаться старшим. Японские учреждения и корпорации, вырвавшиеся в число перворазрядных, тоже, разумеется, соперничают между собой. Но при этом они не стремятся выделиться какой-то характерной чертой, обрести в чем-то свой собственный профиль. Вместо этого соперники склонны уподобляться друг другу, имитировать структуру группы, стоящей рангом выше, дублировать каждый вид ее деятельности.

Типичный пример – японская печать. Каждая общенациональная газета стремится удовлетворить интересы всех категорий читателей. Ответить на вопрос, чем отличаются по своему профилю и политическому направлению газеты «Асахи», «Майнити» и «Иомиури», так же трудно, как определить разницу в характере деятельности универмагов «Мицукоси», «Даймару», «Мацудза-кая».

Столь же схожи между собой ведущие японские университеты и монополистические концерны. Тем и другим одинаково присуще стремление быть в своей области «государством в государстве», ни в чем не зависеть от конкурентов, ни в чем не уступать им.

Раз создали новый университет, пусть будет полный набор факультетов (хотя большинству вузов это явно не под силу). Стоило концерну «Мицуи» построить в Токио первое высотное здание, как его соперники «Сумитомо» и «Мицубиси» тут же возвели по небоскребу.

Стремление японцев к четко обозначенной иерархии проявляется повсеместно: это заметно как между соперничающими группами, так и внутри каждой из них. Главенствующая роль вертикальных связей «оя – ко» ведет к тому, что даже среди людей, занимающих одинаковое или сходное положение, обнаруживается тяга к разграничению рангов. Для рабочего у станка рангом служит возраст, точнее говоря – стаж. Ранг служащего определяется прежде всего образованием, а во-вторых, опять-таки числом проработанных лет. Для профессора университета критерием подобающего места среди коллег будет дата его официального назначения на кафедру.

Примечательно, что четкое сознание своего ранга присуще людям не только в общественно-политической или деловой жизни, словом – в сфере официальных отношений. Оно дает себя знать и среди творческой интеллигенции, где, казалось бы, сам характер деятельности должен выдвигать во главу угла личные таланты и заслуги. У писателей, артистов, художников бытует понятие «предшественник», то есть человек, которого надлежит почитать уже за то, что он раньше начал подобную же карьеру, раньше вступил в литературу, на сцену, дебютировал в живописи или архитектуре.

Вертикальные связи главенствуют над горизонтальными в каждом виде искусства. В икебане и чайной церемонии, в каллиграфии и театре теней – всюду существуют соперничающие школы, каждая из которых имеет подчиненные себе ветви. В Японии не сыщешь учителя, который взялся бы преподавать приемы разных школ икебаны, не увидишь спектакля Кабуки, в котором участвовали бы актеры из разных кланов. «Как нельзя иметь двух отцов, так нельзя служить двум хозяевам» – гласит японская пословица.

Итак, градация по рангам устанавливается чаще всего на основе старшинства. На взгляд японцев, такая система более проста и стабильна, чем учет личных заслуг, она не нуждается в последующей корректировке. Считается, что форма отношений, однажды сложившихся между людьми, не должна меняться на протяжении их жизни. Если ректор университета имеет в числе подчиненных своего бывшего профессора, он будет почтительно именовать его учителем.

Поскольку любая группа в японском обществе основывается на жесткой иерархии, чужак, задумавший проникнуть в нее со стороны, втиснуться сразу на средний, а тем более на верхний этаж, оказался бы инородным телом среди прочных вертикальных связей, установившихся между людьми раньше. В таких условиях японцу выгоднее всю жизнь оставаться там, где он начал свой трудовой путь, передвигаться со ступеньки на ступеньку по мере естественного обновления коллектива и вместе со стажем накапливать определенный общественный капитал, который, разумеется, нельзя унести с собой на другое место работы. Именно в специфике общественных групп, основанных на вертикальных связях, коренится японская система пожизненного найма, которая, хоть и подвергается эрозии, еще долго будет влиять на характер трудовых отношений в этой стране.

Ты верен не потому, что нечто, чему ты верен, хорошо, а ты хорош потому, что верен. Если ты верен – ты хорош, если ты не верен – ты негодяй.

Верность стала самодавлеющей идеей. Она была сделана моралью.

    Борис Агапов (Россия). Воспоминания о Японии. 1974

Японское общество не признает выдающихся личностей, оно тянет назад всякого, кто стремится опередить остальных. Самые умные и рассудительные японцы постигают это раньше других. Поэтому именно люди, талант которых мог бы сделать их яркими индивидуальностями, превращаются в наибольших приспособленцев и делают свою карьеру именно японским путем, как почти анонимные члены какой-то группы.

В деловом мире человек известен просто по фирме, в которой он служит, и не по способностям. Без визитной карточки он ничего не представляет как личность, а с визитной карточкой и со значком на лацкане пиджака он разделяет славу своей фирмы независимо от того, как бы ни был мал его пост. Как бы бездарно он ни работал, его не уволят, какими бы яркими способностями он ни обладал, он почти не имеет возможности продвигаться быстрее, чем другие люди его возрастной группы.

    Рафаэл Штейнберг (США). Почему трудно писать о Японии. 1966

Человек с флажком

Японцы любят флаги. Они развеваются на зданиях и на автомашинах. Собственные флаги имеют газеты и универмаги, частные фирмы и профсоюзы. А путешествовать – значит, в представлении японца, шествовать гурьбой за человеком с флажком. Такие толпы, поспешающие за вожаком, видишь в любом достопримечательном месте. Человек с флажком может быть агентом бюро путешествий, экскурсоводом, кондуктором автобуса или просто сослуживцем, который знает здешние места и потому взял на себя обязанности проводника. В любом случае каждый член группы подчиняется ему, считая неподобающим оспаривать его указания или отказываться от его опеки. В то время как англичанин, возможно, усмотрел бы тут ущемление личной независимости, японец охотно шагает за флажком.

Зная о роли группового сознания в японском обществе, есть соблазн представить себе его в виде множества групп, каждая из которых послушно следует за своим знаменосцем, то есть за человеком, который эту группу возглавляет. Руководитель в Японии действительно похож на человека с флажком перед группой туристов.

Однако права и обязанности такого проводника касаются определенного маршрута, выработанного не им одним и известного участникам экскурсии.