Слепой гость
…Выстрел в нашей комнате, такой тесной и низенькой, был оглушителен. Помню, как взвизгнула мать, и я сам прижался к стенке. Что случилось? Ничего. Только черная дырочка осталась на потолке – след пули, и сильно запахло порохом.
– Дядя! – ахнул я. – Дядя!.. Что ты сделал?
Тут я увидел, что он не слушает меня и не смотрит ни на карабин, ни на потолок, простреленный пулей, а смотрит на глухонемого упорным, испытующим взглядом. Синие жилы вздулись у него на висках, он дышал часто и хрипло. Несколько кусочков извести отвалилось от потолка, один из них упал на руку глухонемого, согнувшегося над работой. Он равнодушно стряхнул известку и поднял глаза к потолку. Он не слышал выстрела и удивленно оглянулся на нас, кивая головой на черную дырочку в потолке, пробитую пулей.
– Ф-фу! – рассмеялся вдруг и откинулся на подушки дядя Абдулла, – сам себя напугал! Мальчик, всегда держи оружие дулом вверх, всегда может произойти случайный выстрел.
И он стал рассказывать длинную историю о том, как один охотник, заряжая ружье, нечаянно подстрелил свою невестку. Потом дядя Абдулла вскочил и сказал, что, пожалуй, он не останется ночевать, что конь уже отдохнул и к утру он будет дома. Я вышел за ним на двор. Снова с него сошла вся веселость. Не глядя на меня, он отвязал коня и вскочил в седло. Я ухватил его за стремя.
– Дядя, – забормотал я, – ты соврал. Я видел – ты выстрелил нарочно. Ты… подозреваешь, что…
Я не мог выговорить это страшное слово.
– Отойди от стремени! – крикнул Абдулла и замахнулся плеткой. Я отскочил. Мне показалось, что он хочет ударить меня, но он хлестнул коня и выскочил на улицу. Там он снова остановился. Я подбежал к нему.
– Слушай, – сказал он угрюмо, – ну да, я нарочно выстрелил. Ты уже не маленький, я могу с тобой говорить, как мужчина с мужчиной. Это все смерть старика меня мучает. Твой отчим, тут ни при чем, это ясно. Чертом надо быть, а не человеком, чтобы не вздрогнуть, когда у тебя выстрелят под самым ухом. Он глух, а я, кажется, с ума сойду, думая о том негодяе, который живет среди нас. Сдохну, разума лишусь, а найду этого негодяя. И запомни мои слова, я поклялся, – прострелю его змеиное сердце вот из этого карабина.
Он рванул поводья и ускакал, а я остался один возле нашего дома. Значит, он, дядя Абдулла, самый старший в семье, тоже был уверен, что один среди нас – предатель и враг, и в отчаянии готов был даже подозревать моего несчастного калеку-отчима.
Нет, нельзя было его упрекнуть за эти скверные мысли. Разве этим вечером я не подозревал ни с того ни с сего такого же калеку, корзинщика Мамеда? Я вспомнил о нем и подумал, что этой беседы слепого корзинщика с муллой я все-таки ничем не могу объяснить.
Какой-то непонятный предмет двигался ко мне из темноты – большой гриб на босых ребячьих ножках. Вглядевшись, я узнал Элико, внучку старой грузинки, у которой жил Мамед. На голове у нее, как шляпа, была надета корзинка для винограда.
– Это ты, Элико?
Она остановилась и протянула мне в горсточке несколько мелких монет.
– На. Дедушка Мамед велел передать твоей матери. Он брал у нее позавчера.
– А куда ты так поздно несешь корзинку?
– Дедушка Мамед велел отнести к мулле, – она засмеялась. – Мулла заказал ему четыре корзины и обсчитал, когда платил. Мамед пошел к нему, пригрозил, что он на него в суд подаст, Баширову будет жаловаться, и мулла так перетрусил, что даже купил у него еще одну корзинку. Знаешь, как меня называет дедушка Мамед? Гюлли-Гах-Гах – хохотушка, смеющаяся розами. У тебя случайно нет в кармане орехов? Скучно тащиться одной такую даль. Нет? Ну, прощай…
Элико, грибок на босых ножках, ушла. Ей было очень смешно, что дедушка Мамед напугал муллу и продал ему еще одну корзинку. Она посмеивалась, уходя, и покачивала своей большущей шляпкой, а мне было смешно на самого себя и на свои глупые подозрения. Пришла Элико, Гюлли-Гах-Гах, посмеялась немножко, и опять все стало просто и хорошо.
Я пожалел дядю Абдуллу, который скачет сейчас впотьмах, горной дорогой, один со своими угрюмыми мыслями и с карабином поперек седла. Ночь была звездная и тихая. В деревьях, неясно обозначавшихся при звездах, из конца в конец по всему городу перекликались цикады. Старый карагач, в котором мой отец устроил мастерскую, был полон их переливчатым звоном. Я вспомнил: когда я был маленьким, я представлял себе, что кто-то потягивает за тоненькую паутинку то одну, то другую звезду, потянет и сейчас же отпустит, и это не цикады перекликаются, а звенят звезды, взлетая вверх, на свои прежние места. Вокруг себя, на темной площади, я видел вспыхивающие огоньки папирос, слышал легкие шаги многих людей и слышал их голоса, такие тихие, точно они не хотели мешать цикадам и древесным лягушкам петь свои ночные песни.
«Неужели эта спокойная, тихая ночь кому-нибудь в тягость? – думалось мне. – Неужели есть кто-то, вот тут, совсем рядом, вот тут со мной, кто бродит сейчас этой тихой ночью, и ничего у него нет на сердце, кроме звериного страха и злобы?»
Вдруг я вздрогнул. Близко, за садами, пронзительно взвизгнуло сразу несколько голосов, раздались рыдания и стоны, сразу же перешедшие в омерзительный хохот.
Шакалы подходили к нашим садам.
Глава восьмая
Для чего у нас вдоль дорог растут дыни? – Мы с Бостаном видим прохожего, но прохожий не видит нас. – Предательство
Сказка, которую мне и Бостану рассказывал несколько дней спустя Джабар Йолдаш-оглы, сторож на дынном поле:
Сказание берется из истины,Плод извлекается из скорлупы.Баня. Среди бани —Решето в самане.Верблюд цирюльничаетСреди старой бани.Муравей лягнул,Верблюду бок раздавил.О чем я вам расскажу? О мертвецах! Когда это случилось? Может быть, когда я женился, а может быть, когда родился мой прадедушка, словом, в старое время.
В одном селении жил богатый крестьянин Абас Надир-оглы. У него были соседи – баккал Джамшид и оружейный мастер Шейдулла. Все остальные были бедняки. Однажды Абас Надир-оглы получил письмо, скажем, из Персии, где жил его брат. Брат писал о том, что у них появился человек, обладающий умением воскрешать мертвых. Он также писал о том, что этот человек отправился в путешествие, и просил Абаса, если чудотворец появится у них, встретить его со всеми почестями. Через некоторое время этот человек пришел к Абасу. Абас расстелил в саду свои лучшие ковры и уставил их лучшими угощениями. Он позвал в гости баккала Джамшида, оружейника Шейдуллу и еще несколько бедных соседей, которым только хватило места. Когда гость насытился, Абас попросил его показать им свое чудесное искусство. «Но прежде, – спросил он, – скажи, сколько ты возьмешь за то, чтобы воскресить одного человека?» Гость сказал: «Двести рублей». Абас согласился. Гость сказал: «Кого же тебе воскресить?» Абас ответил: «Мою покойную сестру, ту, что умерла прошлой осенью». – «Хорошо, – сказал гость, – веди меня на кладбище». Но тут поднялся оружейник Шейдулла и сказал: «Э! Абас хочет воскресить свою сестру! Пусть-ка он лучше воскресит свою жену, мою дочь, которую я ему отдал в жены, а он ее вогнал в гроб плохим обращением! Он боится, что если она воскреснет, то выцарапает ему глаза за то, что сразу после ее смерти он взял двух новых, молоденьких жен!» – «Ну, ну, – заворчал баккал Джамшид, – дочка твоя достаточно пожила, а пусть-ка он воскресит моего старшего сына Аслана». Но оружейник Шейдулла остался должен Аслану сто пятьдесят рублей и вовсе не хотел отдавать их, если бы Аслан вернулся. Он крикнул: «Не надо Аслана! Воскреси лучше моего брата Али!» Но Али любил когда-то красавицу Фаты, нынешнюю жену Абаса, и Абас, услышав его имя, побледнел. Воскреснув, Али убил бы его. Он крикнул: «К черту Али, воскреси моего любимого сына Хадиджа!» Но другой его сын, к которому должно было перейти все наследство отца, испугавшись, что ему опять придется уступить брату половину, крикнул: «Нет!» Тут они все стали кричать друг на друга, и гость ужа ничего не мог разобрать. «Бисмилах! – закричал он сам, затыкая уши. – Во имя Бога, помолчите немножко. Я вижу, вы не хотите, чтобы я кого-нибудь воскресил». – «Воскреси кого-нибудь из их родни, – сказал Абас, указывая на бедных соседей, – так и быть, я уж заплачу за них». Но они тоже отказались, потому что каждого лишнего человека, как бы они ни любили его, прокормить им было трудно. «Я у вас пил и ел, – сказал гость, – я должен вас как-нибудь отблагодарить. Придется мне пойти на кладбище и воскресить кого-нибудь бесплатно, на свой выбор». – «Джан, джан! – закричали в один голос Абас Надир-оглы, баккал Джамшид и оружейник Шейдулла, – пожалуйста, не надо!» – «Ах, даже пожалуйста? – сказал гость. – Пусть тогда каждый из вас заплатит мне по триста рублей за то, чтобы я никого не воскресил, и напишет письма своим родным, что я приду к ним тоже». Как ни обидно было платить ему по триста рублей, но увидеть живыми своих покойников им уж очень не хотелось. Он ушел, посмеиваясь над ними. И это был никакой не волшебник и не чудотворец, а обыкновенный жулик с майдана. Просто он понимал, что никто не захочет воспользоваться его искусством возвращать к жизни мертвецов, потому что в старое время и живым-то было тесно на земле, и они грызлись между собой, а уж воскресшие мертвецы и подавно были бы лишними…
Всякий раз, когда мы, ребята, навещали старика Джабара Йолдаш-оглы, он нам что-нибудь рассказывал. Сидел он на бахче, возле шоссейной дороги, километрах в шести от нашего городка, под навесом из четырех столбиков, защищавшим его от солнца, дремал, думал, смотрел на дорогу, подолгу пережевывал своими беззубыми деснами кусочек дыни. Сколько ему было лет? Не так мало, чтобы он мог делать что-нибудь другое, кроме вот этого сиденья на придорожной бахче, и не так много, чтобы годы ослабили его память, затянули мутью его всегда веселые и ясные глаза.
– Выбирайте самые лучшие, – говорил он нам, когда мы приходили к нему на бахчу поесть дынь и арбузов. – Ешьте! Хотя меня посадили сюда для того, чтобы я угощал дынями путников, а не вас, босоногих, – все равно, ешьте! Никто не рассердится за то, что я скормлю вам сотню-другую дынь.
Крытая часть Верхнего базара, от минарета Джума-мечети до Шемахинских ворот и Чухур караван-сарая. Баку
И мы ели. Кто был хозяином этой бахчи, раскинувшейся вдоль дороги на подходах к нашему городу, и еще других бахчей – дальше по дорогам? Народ! Вся страна. Как-то раз люди, управлявшие нашей республикой, подумали о наших дорогах и нашли, что они пыльные и утомительные. Потом они вспомнили о старых-престарых стариках, которые целыми днями зевают от скуки у себя по дворам, в то время как их семьи работают. Почему бы на свободной земле не расти арбузам и дыням? Пусть эти старики сидят возле дорог и предлагают прохожим отдохнуть и утолить свою жажду прохладным и сладким соком. И пусть они болтают с ними, сколько им хочется, чтобы и прохожим было хорошо и не скучно, и старикам было хорошо и не скучно. Пусть всем будет хорошо – чего же проще?
Мы любили ходить к старику Джабару. Он не был ни странником, ни солдатом, как мой дед, не добирался до Индии и не участвовал ни в каких сражениях. Дальше нашего городка он, кажется, никуда и не ездил. Всю жизнь он был обыкновенным крестьянином. И все-таки он много видел, еще больше слышал и все помнил. Подолгу мы просиживали у него под навесом, слушая его тихую речь о курице с одной ногой, о богатыре Гассане, о рыбаке Балдахаре, которого народ посадил на царство.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: