Королева метельного юга

Вечер. Весь день метет, выдувая из дома тепло. Представляю, как вместе с теплом выходит и самое ценное, что у нас есть – жизнь. Она покидает человека не сразу, незаметно для него, медленно, но неотвратимо… Помню, пацаном, когда мы играли в «царя горы», обиделся я на товарищей, спихнувших меня с вершины в сугроб, и решил не вставать: пусть им станет жалко меня, придут и позовут. Но жестокая братва звать никого не собиралась, тут же появился новый царь, его дружно стаскивали, забыв о предшественнике. Как следует промерзнув, я встал и ушел. Там у меня был выход. А здесь? Ведь стоит отключиться радиаторам… Впрочем, об этом лучше не думать, и без того слишком много «если» подстерегают нас… Вспомнилось: «если бы у бабушки были усы и борода, то это была бы не бабушка, а дедушка».

Кстати, радиаторы помогают не всегда: в сильные дульники температура в доме опускается до +5, аквариум накрываем одеялом, но все равно рыбы, даже привычные ко всему гупии, гибли.

15.11.87. Я на вахте. Заступил в 3 утра. Все никак не могу заставить себя взяться за актинометрию. А пора бы…

Что такое счастье? Отбросим ставшее банальным «когда тебя понимают». Возможно. Как не замечаешь дыхания, не замечаешь и счастья? Наверное, у него есть определенные показатели. Своего рода интенсивность. Яркое и трепетное – у влюбленных; горькое у сомневающегося поэта (Есенин), счастье-озарение ученого… Но счастливый не анализирует состояние. Анализ проводит несчастный. Встреча после долгой разлуки – счастье, но мне до него еще… «доплыть бы когда-нибудь»…

Ларошфуко сказал, что счастье и несчастье мы переживаем соразмерно нашему себялюбию. У него все людские страсти – лишь разные склонности людского самолюбия. Наверное, сам был самолюбивый и страстный.

22.11.87. Третий день бушует метель. Такого еще не видел. Объявлено штормовое положение № 2 (ветер более 30 м/с, видимость менее 50 метров). Чтобы окунуться в экстремал, достаточно распахнуть дверь. В столовую не хожу – пока хватает запаса штормового пайка. Впрочем, я себя сейчас нормально чувствую. Оклемался. Самолеты сидят в обсерватории Мирный. Ожидают погоды. Вышел из строя телефон. Приходится носить телеграммы радистам, это всего 300 метров, но при такой погоде выматываешься как после 10-километровой пробежки.

23.11. Первый конфликт. Володя Левицкий, старший инженер-метеоролог, у которого я буду принимать станцию, по метеорологии ко мне претензий не имеет. Более того, у меня есть к нему, поскольку, проработав 10 лет инспектором в этой области, я кое-что понял, что недоступно бывшим строителям. Полтора месяца назад, едва поставив чемодан, первое, что мне пришлось сделать на этой станции, это срок наблюдений. И ни у кого не было возражений. Но вот сегодня по актинометрии я напорол: значение одного из потоков солнечной радиации вывел теоретически, по формуле, а не наблюдаемое. Пустячок, конечно, Левицкий сам меня научил и использовал этот приемчик неоднократно. Но тут как иголку кто ему воткнул: взвился, забросал своими афоризмами, типа: еще работать не научился, а в фальсификаторы лезешь. Почему-то это меня обидело, хотя он был прав на 100%. Все дело в том, как преподнести правду. Есть люди, которым это абсолютно противопоказано. У них это форма самоутверждения. Одна из форм занудства, причем, злостного. Воспитатель сам должен был воспитан. Левицкий «борется» со мной методом мелочного одергивания.

Пародия: наставник, вроде

Силён был только силой мата…

Какое счастье для Володи,

Что нет со мною автомата!

Чем больше его замечаний, тем меньше хочется к ним прислушиваться…

24.11. Заснул ненадолго. Проснулся в десять. Был убежден, что утра, но тут ребята заходят, желают доброго вечера. Если строго: нет у нас ни утра, ни вечера, и если солнце затянуто облаками – ни за что не разберешь время суток. Некоторых выручают электронные часы, или механические, но в полярном исполнении – с 24-часовым циферблатом. У нас эту экзотику заменяет наблюдательская книжка. Каждые три часа, что бы ни случилось, в ней делаются записи под каждым заранее проставленным сроком. Иногда несколько раз на дню бегаешь, уточняешь время, а заодно и число месяца, если забыл (как Робинзон) зачеркнуть день в календаре. По сути мы – на необитаемом острове без изысков цивилизации – газет, журналов, телевидения. А еще наша жизнь напоминает примитивный коммунизм: от каждого по способностям… Правда, потребности удовлетворяются далеко не полностью. Вот бы порадовался на нас Никита Сергеевич: примерно к этому времени он обещал коммунизм с отменой денег. У нас их и нет. Интеллектуальный голод нам не грозит: книги, кино – сколько угодно. Еда – на камбузе, сигареты – у завсклада (за них и за вино – 125 гр в месяц – потом вычтут с наших сберкнижек). Нужны тетради, карандаши – пиши заявку…

Но не так все просто, как кажется на первый взгляд. Первое впечатление – обманчиво. В нем нет знания. Трудности надуманные, искусственные, как игра в пионербол. Знание уберет все кажущиеся сейчас неразрешимые проблемы, зато накидает новые, которые мы сейчас в грош не ставим и не учитываем. Если бы я пробыл здесь 3 недели и улетел (как большинство журналистов и писателей), то вынес бы совсем другие впечатления, убеждения, и они тоже были бы искренние. Только не полными. Но полных нет даже у зимующего здесь 10-й раз А.З.Вайгачева (он сам об этом сказал).

29.11. Сегодня был на острове Адели. Остров не ледяной, каменный. Шли по метровому льду. Наконец-то увидел настоящее пингвинье царство! Пингвины сидят на яйцах. У подножия те, что поменьше (до 40 см), на вершине посолидней – до 60 см. Кому места на камнях не хватило, вытаивают во льду ямки, сидят там. Все свободное «население» таскает камушки для гнезд. Несут в клюве, издалека – все ближайшие уже разобраны. Подбросил им несколько штук – устроили драку. Стоит какому пингвину зазеваться и положить добычу на секундочку, как она тут же оказывается у более удачливого.

Ходят смешно, вразвалку, растопырив крылья. Человека не боятся. За три часа, что мы были на острове, загорели до черноты. Солнечная активность здесь сильнее, чем в Африке. Пугали нас трещинами, чуть не в полкилометра глубиной, но к счастью, не попались. На станции Союз нашли окаменевшее дерево, которому, якобы, 30 млн лет – тогда земные полюса были экватором.

Чуть не потерял лом, которым мы колем лед на озере. В обязанности дежурного входит набирать несколько ведер мелко колотого льда. Вода после таяния – кристально чистая, «дистиллят». Через несколько месяцев такая преснятина надоедает, но куда денешься? Лом мы обычно прячем среди камней, а я не подумав, оставил на льду. Через несколько часов вернулся и не нашел его. Пошел выяснять отношения с соседями-аэрологами: думал, что они подшутили. Но они ни сном, ни духом. Один старожил сразу заподозрил неладное: на льду, наверное, оставил. Бери второй, иди выковыривай. И точно – лежит, родименький, на глубине пол метра и на глазах, пригретый ярким солнцем, опускается еще ниже.

1.12.87. Первый день весны! Весны антарктической-здесь же наоборот всё…Начал потихоньку долбить актинометрию. А хотелось бы читать Гранина. Открыл для себя этого великолепного писателя. «Иду на грозу» – эта вещь многого стоит!

Опять пурга… 6 декабря ожидаем прибытия научно-исследовательского судна (НИС) «Академик Федоров». Это первый рейс нашего антарктического флагмана.

4.12. Это только говориться, что существует первое впечатление. На самом же деле оно втуне подготавливается и строго говоря, первая встреча – не есть Первое впечатление. Книги, фотографии, рассказы очевидцев подготавливают «эффект узнавания». Перед самой экспедицией один из моих знакомых, Саша Павличенко, подробно описал мне жизнь в Молодежной, вплоть до бытовых деталей, картин на стене и т.п. Поэтому, оказавшись на станции, я не воспринял ее как нечто новое, совершенно незнакомое, а некоторое время, пока не набрался собственного опыта, видел станцию его глазами. Вот здание с шаром – аэрология, а это – единственное двухэтажное – каюткомпания: все это я узнавал по ранее виденным фотографиям, особо не удивляясь, лишь отмечая про себя – ага! Так вот вы какие.

Когда я пришел в Бюро погоды, то первое, что бросилось в глаза в их комнате отдыха, это фотография с пингвином, сделанная Павличенко. Копию её я видел у него в альбоме и знал, что тут должна быть еще одна его фоторабота. Попросил показать, и все удивились: откуда знаешь, ты у нас первый раз! В соседней комнате, действительно висит, родненькая – точно такая, как я и представлял…

Недавно на метео приходили ребята, которые тут останавливались в 31 САЭ. Едва поздоровавшись, они кинулись к нашему кухонному шкафу, открыли дверцу и просветлели лицом при виде маленьких невзрачных рюмок. Вот они, все шесть! Уцелели! Оказывается, тогда они преподнесли их в дар метеорологам. А теперь вот встретили как старых знакомых, попутно убедившись: да, мало что изменилось с тех пор…

Я подумал, что в разные времена и впечатления по одному и тому же поводу разные. У древних египтян впечатления от пирамид были совершенно другими, чем у нас. Можно воочию и не видеть пирамид, а иметь о них представление. Да и у самих древних, в зависимости от сословия, взгляд различался. У фараона, которому предстояло там лежать, он был совсем не тот, что у раба, таскавшего камни или у надсмотрщика… Кажется, это мысль Экзюпери: рабство там, где удары кирки лишены смысла.

Можно и не видя Москвы, полюбить ее или возненавидеть. Причем, такая «заочная» страсть может быть намного сильнее, т.к. столкнувшись с действительностью, она тускнеет, проигрывает, приобретая светлые или темные оттенки. Марк Твен осуждал нравственность в том виде, в каком она культивируется в Америке. Обладая этой «нравственностью» человек проигрывает даже в сравнении с животными, которые ничего не имеют, просто ведут естественную жизнь. У людей понятие «естественной жизни» усложнилось, перепуталось. В каждом обществе своя правда, то бишь, законы. Но часто они нарушаются самими «законодателями» не испытывающими при этом никаких угрызений совести. Понятие совести в разные эпохи тоже разное. И даже в одну эпоху, но при других обстоятельствах (то, что в норме на войне, ужасает в обычной жизни). Я ошибся, когда писал:

Истинная красота безгрешна –

Как цветок, тот, что вырос в пыли.

Эту грязь не вобрал он, конечно,

А вобрал он палитру зари…

Вобрал, да еще сколько. И грязи, и навоза и соков и крови людей здесь живших… В этом не вина, не беда, да и не достоинство цветка. Просто такова жизнь, состоящая из нектара и грязи. Знания не делают людей счастливее, но их все равно необходимо добывать. Знания – мост в бесконечность и моему поколению предстоит возвести один из пролетов.

5.12. Прилетел вертолет с «Академика Федорова» (АФ). Привез ребят с метеоотряда, которые будут у нас стажироваться до 10 числа. Особенно понравился всем Валера Перекрест, метеоролог, которому предстоит зимовать на Востоке. Он также в экспедиции первый раз. Знаний – не более моего. Кстати, он сегодня освоил поверку актинометрических приборов – ничего сложного.

9.12. Как нарисовать время? Придумать бы фантастическое природное явление. Черт-те что лезет в голову. А вчера я чуть было с ней не распрощался. Пошли с Перекрестом на остров Адели. Я эдаким гидом впереди, он метрах в пяти. Фотографируем. И как я не заметил эту проклятую трещину? Впрочем, она была припорошена снегом. В очередной раз меня спасло чудо! Валера решил что-то спросить у меня и догнал перед самым моим «полетом». Я же за секунду до этого, спасаясь от порыва ветра, поднял капюшон куртки. Он и ухватился за него в самый последний момент. Шанс спастись: один на миллион. И за какие-то заслуги он мне достался. Честно сказать я полностью не осознал, какой опасности подвергался. Когда летел, страха не было. Потом, когда мы со всей предосторожностью приблизились к трещине, больше разъедало любопытство: ничего себе! Вот в эту преисподнюю я чуть не свалился! Ну как тут не стать фаталистом?…

Сегодня были на запуске метеоракеты. По рельсам, по специальным направляющим ее доставляют и устанавливают на стартовой площадке. Пуск! В считанные секунды она исчезает из вида. Говорят, из сотни фотографий получается одна. Ступени сгорают и падают. На высоте сто километров – ее предельной точке – раскрывается парашют, и на землю спускаются датчики, за параметрами которых следит локатор. Аналогично работают и аэрологи, но у них слежение происходит на подъеме.

12.12. Погода испортилась. На метеоплощадке множество всяких стоек, труб с отверстиями, полузакрепленными железяками. Ураганный ветер создает безумную какофонию звуков. Никакой тяжелый рок это сделать не в силах. А иногда угадывается и вполне мелодичная музыка. Не слышим ли мы то, чего желаем?..

13.12. Разгружаем вертолет на «банановый» склад – грот, выдолбленный в скале направленными взрывами. «Банановым» его назвали потому, что какой-то местный художник, нарисовал на скале пожирающих бананы обезьян.

Ассортимент там был небольшой, но ценный: яичный порошок, венгерские цыплята. Цыплята при переноске рассыпаются из коробок. Остряки, в основном из водителей, принимаются их «ловить»:

– Стой! Куда побежал?

– Чего темп сбавили?

– Цыпленок сбежал…еще один!

– Вы им зернышек насыпьте.

Кладовщик участия в «погоне» не принимает. Считает коробки.

– Ты бы лучше людей посчитал. Закроешь в хранилище…

– А чего? Тут жить можно! Ребята, кто согласен здесь зимовать?

– Я!

– Я!!

– Правильно. Действуем по принципу: что охраняю, то имею.

А охранять есть чего. Тысячи коробок с цыплятами, утками, мясом. Но говорят, что мы не разгрузили и десятой части.

15.12. Было общее собрание. Выступал начальник 33 САЭ Хабаров Юрий Андреевич. «АФ» напоролся на банку, в картах, якобы не обозначенную. В «Ленинградской правде» уже появилась статья «Зуб Антарктиды». Ну не абсурд, что за десятки тысяч км знают все лучше и раньше нашего! Впрочем, «Академик» нашпигован корреспондентами. В корабле трещина длиной 40, шириной 3 см. Сейчас она заделана, и судно движется следующим образом. Впереди идет вездеход, люди бурят скважины, измеряют лед и глубину во избежании нового, непредвиденного «зуба».

17.12. Разгрузка «АФ». Корабль, сделанный в Финляндии – чудо техники. Обошелся в 40 млн.! 142 метра длиной, в каютах все из металла, даже мебель, очень красиво инкрустированная под дерево. Способно преодолевать метровый лед, оборудовано вертолетной палубой, мощными лебедками с выносом стрелы до 40 м. Имеется вычислительный центр, 10 лабораторий, метеостанция. Кроме кают экипажа имеются 160 пассажирских мест, которые окрестили «места счастливчиков». На обратном пути они достанутся полярникам Востока (вполне заслуженно) и, естественно, куче всевозможных начальничков с прихлебателями. Круиз на судне – мечта любого полярника, но, поскольку простым смертным туда не попасть, мы, как та лиса, что хаяла в басне «кислый» виноград, уменьшаем для себя ценность путешествия: чего это мы там не видели – в этих Австралиях, Африках, Америках?! Тратить на эту чепуху два месяца – да ни за что! Уговаривать будут – не поеду! За это время с тоски подохнешь. Родные тоже ждут, не дождутся, а мы прохлаждаться? Нет уж, 4 дня на самолете, и вот он я – встречайте!

Сегодня первый раз за 2,5 месяца увидели женщин. Официантки, поварихи с «АФ». Они гуляли по станции, заходили в каюту обедать. Как оживились наши мужики! Специально пересаживались, чтобы их рассмотреть. Более-менее привлекательная только одна. Писаных красавиц, похоже, в рейс не подбирают…

18.12. Сегодня отправил Лиде пятое письмо. Почту забирает «АФ». Дойдет она в конце января. Письмо писал почти весь день – непозволительная роскошь. Скоро столько времени не будет. С сегодняшнего дня опять начинаем работать по суткам. До этого дней 10 режим был более щадящим – нам помогал Котов, метеоролог, отзимовавший на Новолазаревской. Теперь он уходит на «АФ», будет работать на Дружной-4. Чувствую себя прехреново: устал, а после ночного дежурства не отдохнул совершенно. Договорился с Левицким, что с января все буду делать сам. Проштамповал открытки и конверты в Молодежной и отдал Валере Перекресту, чтобы штампанул на Востоке и на корабле. Попрощались с ним. Погода опять испортилась.