28 мгновений весны 1945-го

В тот день почту доставили непривычно поздно, и президент сокрушался, что до обеда уже не сможет начать диктовку речи для Сан-Франциско. Но он переговорил с Дьюи Лонгом, ответственным в аппарате президента за логистику. Президент планировал вернуться в Вашингтон 19 апреля, оттуда и выехать в Сан-Франциско на поезде в полдень на следующий день.

В 10.50 от главы аппарата Белого дома адмирала Леги в Уорм-Спрингс пришел подготовленный им ответ Гарриману. Леги знал, что Рузвельту было безразлично мнение явно слишком много бравшего на себя посла в Москве. Президенту было важно сохранить хорошие отношения со Сталиным, и он был намерен пресекать поводы к новым конфликтам. И Леги это тоже знал, отправив на утверждение Рузвельту следующий текст: «Черчилль полностью в курсе, и в промедлении с доставкой Вами моего послания Сталину необходимости нет. По Вашему второму вопросу. Я не желаю, чтобы слово «незначительный» было опущено, поскольку в мои намерения входит считать бернский инцидент незначительным недоразумением». В 13.06 в штабную комнату Белого дома поступит сообщение от Рузвельта. В нем было только одно слово: «Одобрено».

Телеграмма Сталину уйдет в тот же день в том виде, в котором ее написал Рузвельт.

Президент в тот момент позировал Шуматовой. Сохранять неподвижную позу было утомительно. Рузвельт брал короткие перерывы, чтобы подписать все новые бумаги и переброситься двумя-тремя словами. Иногда и сама Шуматова заговаривала с ним, чтобы портрет получился живее.

Неожиданно Рузвельт сказал, что хотел бы подать в отставку с поста президента. Все восприняли это как шутку.

– Вы это серьезно? – спросила, смеясь, Лаура Делано. – И что же вы будете делать?

– Я бы хотел возглавить Организацию Объединенных Наций, – не задумываясь, ответил Рузвельт.

В час дня президент сказал:

– Нам осталось работать пятнадцать минут.

Внезапно в 13.15, глядя на Дэйзи и положив левую руку на затылок, он произнес:

– У меня ужасно болит голова.

Он потер виски, его голова опустилась, он начал медленно сползать с кресла. Больше он в себя не приходил. Брюэнн оценил ситуацию как безнадежную. Рядом была Люси…

В 15.45 Рузвельт умер. В Москве было 22.45, в Лондоне – 21.45.

Непосредственной причиной смерти, которая, по словам доктора, грянула просто «как гром среди ясного неба», стало субарахноидальное кровоизлияние, вызванное аневризмой головного мозга.

Когда Элеоноре Рузвельт сообщили о смерти мужа, она сказала:

– Он умер как солдат.

Четверым детям, которые были на фронте, она написала: «Он довел свою работу до конца, и он хотел, чтобы вы выполнили до конца свою».

«Подобно Моисею, Франклин Делано Рузвельт видел землю обетованную, но не дано ему было достичь ее, – писал Генри Киссинджер. – Когда он умер, союзные войска находились уже в глубине Германии, а битва за Окинаву, прелюдия к планируемому союзному вторжению на основные Японские острова, только началась».

Рузвельта считают в США одним из величайших президентов. Его смерть во многом изменит течение мировой истории.

Когда поздно вечером Геббельс возвратился из Кюстрина в Берлин, центр немецкой столицы полыхал в огне после очередного налета английской авиации. Пожаром были охвачены и здание Рейхсканцелярии, и знаменитый отель «Адлон» у Бранденбургских ворот. У входа в Министерство пропаганды Геббельса встретил секретарь со срочной новостью:

– Рузвельт умер!

Лицо министра засветилось в отблесках пожара.

– Принесите лучшего шампанского, – воскликнул Геббельс, – и соедините меня с фюрером.

Гитлер в подземном бункере подошел к телефону.

– Мой фюрер! Я поздравляю вас! Рузвельт умер! Звезды предрекли, что вторая половина апреля станет для нас поворотным моментом… Это и есть поворотный момент!

Реакция Гитлера на эту новость в документах не зафиксирована, хотя ее нетрудно представить. Геббельс же, по словам его секретаря, «впал в экстаз». Германское радио заявило, что «Рузвельт войдет в историю как человек, который своим подстрекательством превратил нынешнюю войну во Вторую мировую войну, как президент, который в итоге сумел усилить мощь своего самого большого противника – большевистского Советского Союза». 13 апреля Гитлер продиктует свой последний приказ, который должны были зачитать в тот день, когда начнется советское наступление на Берлин. В нем, в частности, говорилось: «Сейчас, когда умер величайший военный преступник, для нас начинается коренной перелом в войне».

Конечно, смерть Рузвельта была воспринята в Берлине как подарок судьбы. Но фантазии Гитлера шли еще дальше. «Охваченный бредовой мыслью, что Германия во главе с ним располагает еще свободой политического маневрирования, он хотел после раскола союзников присоединиться к той из сторон, которая предложит ему лучшие условия».

Черчиллю сообщили о смерти Рузвельта в полночь, когда он еще продолжал работать. «Помимо того, что нас тесно связывала наша общая деятельность, для меня это очень болезненная личная утрата, – сразу телеграфировал он Гопкинсу. – Я испытывал огромную симпатию к Франклину». Черчилль решил было немедленно лететь на похороны Рузвельта.

У командующего Объединенными силами союзников в Европе Дуайта Эйзенхауэра тот день выдался насыщенным. Он провел его в армии генерала Джорджа Паттона, а затем рассказывал в мемуарах: «Утром мы побывали в некоторых корпусах и дивизиях армии, которые в типичной для действий Паттона манере неслись на восток, то тут, то там окружая и захватывая в плен изолированные группы разваливавшейся армии противника. Не было никакого общего фронта, или рубежа сопротивления, или каких-либо скоординированных действий с целью воспрепятствовать продвижению наших войск. Однако в некоторых местах вражеские группы упорно оборонялись, и мы в течение всего дня то и дело оказывались свидетелями спорадических стычек.

Армия генерала Паттона захватила район, где в одной глубокой соляной шахте были обнаружены сокровища, запрятанные туда нацистами. Наша группа спустилась в шахту на глубину почти полумили. На дне лежали огромные кипы немецких бумажных денег, очевидно, сваленные здесь после отчаянных попыток вывезти их перед приходом американцев. В одном из туннелей находилось большое количество картин и других предметов искусства. Некоторые из них были завернуты в бумагу или мешковину, остальные уложены, как листы фанеры. В другом туннеле мы увидели склад золота, по оценке наших специалистов, общей стоимостью в 250 млн долларов, в основном в виде золотых слитков… Здесь же мы обнаружили очень много чеканного золота из разных стран Европы, даже несколько миллионов золотых монет из Соединенных Штатов…

День 12 апреля завершился известием, полным драматизма. Брэдли, Паттон и я допоздна засиделись за обсуждением планов на будущее. В частности, мы рассматривали вопросы о том, кого из офицеров и какие соединения выделить для переброски на Тихоокеанский театр военных действий. Незадолго до полуночи мы отправились спать: Брэдли и я – в небольшой домик штаба Паттона, а сам Паттон ушел в свой фургон. Его часы остановились, и он включил радио, чтобы по Би-би-си уточнить время, и тут услышал сообщение о смерти президента Рузвельта. Он вернулся в наш домик, разбудил Брэдли, и затем оба вошли в мою комнату, чтобы сообщить это ошеломляющее известие мне». Генералы не были уверены, что Трумэн станет адекватной заменой Рузвельту.

В Америке есть такая поговорка-притча: «У матери было два сына. Один ушел в море, другой стал вице-президентом США. С тех пор ни об одном, ни о другом ничего не слышно». Пост вице-президента не самый заметный. Если, конечно…

В Вашингтоне шло пленарное заседание сената, председательствовал вице-президент Гарри Трумэн. После заседания он зашел к спикеру палаты представителей Сэму Рэйберну – обсудить текущие вопросы и просто поболтать. Едва он появился в кабинете Рэйберна, тот сказал о звонке помощника Рузвельта Стива Эрли, который срочно разыскивал Трумэна и просил, как только он появится, немедленно связаться с Белым домом. Лицо Трумэна стало серым, и он произнес:

– Ребята, должно быть, что-то произошло.

Трумэн быстро направился в свой кабинет, но по дороге передумал и, вызвав машину, помчался в Белый дом. Его встретила Элеонора Рузвельт. Обняв его, она произнесла:

– Гарри, президент мертв.

Растерявшийся Трумэн задал банальный вопрос:

– Что я могу сделать для вас, Элеонора?

Та была куда более опытным политиком и тут же отреагировала безупречно:

– Что я могу сделать для вас, мистер президент? Ведь теперь на вас лежат все заботы.

«Я чувствовал себя так, как будто меня ударила молния», – делился Трумэн вскоре своими ощущениями с близким другом Джоном Снайдером, которого он назначит министром финансов вместо Моргентау. Но Трумэн на удивление быстро овладел своими чувствами. Он распорядился оповестить о трагедии членов конгресса и прессу. Около шести часов вечера все радиостанции Соединенных Штатов, прервав передачи, сообщили о смерти Рузвельта.

В Белый дом был приглашен председатель Верховного суда Харлан Стоун. Именно он, согласно американской традиции, должен был принять присягу нового президента. В семь часов с небольшим Трумэн, рядом с которым стояли срочно доставленные супруга Бесс и дочь Маргарет, произнес слова присяги. В комнате была и одетая в черное Элеонора Рузвельт. Первую присягу не засчитали. Спохватились, что забыли пригласить фотокорреспондентов, которые должны были запечатлеть этот исторический момент. Для них церемонию пришлось провести еще раз.

– Да поможет вам Бог, – сказал Стоун после повторной процедуры.

– Да поможет мне Бог, – согласился Трумэн и поцеловал Библию.

Вступил в должность 33-й президент Соединенных Штатов Америки.

Затем наскоро прошло заседание кабинета министров. Самый пожилой и уважаемый член кабинета, военный министр Генри Стимсон, вспоминает: «Это была группа очень мрачных людей. Ведь при всех своих идиосинкразиях наш шеф был очень добрым и дружественно настроенным человеком, его юмор и любезность всегда вливали жизнь в заседания кабинета. Я думаю, что каждый из нас остро чувствовал потерю личного друга». Договорились только сохранять верность заветам Франклина Рузвельта и продолжить подготовку к открытию конференции Объединенных Наций.

Дождавшись, когда коллеги покинули зал, Стимсон задержался, чтобы коротко, не вдаваясь в детали, проинформировать нового президента: США находятся накануне создания принципиально нового «взрывного устройства невероятной разрушительной силы». Так Трумэн впервые услышал об атомной бомбе. В это трудно поверить, но в тот день Сталин и Молотов – благодаря хорошо поставленной разведке – были куда более информированы об американском ядерном проекте, чем вступивший в должность президент Соединенных Штатов.

Об окончании этого бурного для него дня Трумэн рассказывал сам: «Через полчаса после завершения заседания кабинета я уехал в свою квартиру на Коннектикут-авеню, 4701. Когда я приехал, то обнаружил миссис Трумэн, Маргарет и мать миссис Трумэн – миссис Уоллес в квартире генерала Джеффа Дэвиса, нашего соседа. Этим вечером у Дэвисов был ужин с ветчиной и индейкой, и они нас накормили. Не знаю, когда последний раз ели миссис Трумэн и Маргарет, но у меня не было и крошки во рту с полудня. Вскоре мы вернулись в свою квартиру».

Он позвонил своей матери. 92-летняя Марта напутствовала сына:

– Гарри, старайся делать все как можно лучше, но играй по правилам.