Жил отважный генерал

Найден след дружков Игнатия Стеллецкого! Сверкнула наконец-то удача! Согрела холодеющую душу!

Именно сейчас, когда он ясно сознавал, как мало ему оставалось видеть белый свет, что дни его сочтены, а врачи проклятущие врут, даря никчёмные обещания, именно теперь, заново зародившись, сжигала его надежда схватить наконец ускользающую судьбу за хвост. До неё, похоже, было как никогда близко! Только жить!.. Только набраться сил!.. Протянуть руку!..

Несколько десятков лет рыскал сам, нещадно людей своих гонял по всей стране при малейшем сигнале, да что там сигнале! При малейшей, мизерной надежде отыскать след исчезнувших после смерти Игнатия Стеллецкого его последователей и помощников, след сподвижников и учеников хитрющего Игната, великого археолога, вечного соперника Легата, унёсшего с собой в могилу многие секреты и тайны. Тот заветное глубоко схоронил, будто в собственной усыпальнице спрятал, а следы учеников его и сподвижников замело метлой беспощадного времени, и с каждым годом горы песка забвения угрожающе росли всё выше и выше.

И вдруг сверкнула удача! Обнаружился след дружков и учеников археолога! Отыскался! И где?! На самой окраине России! Там, в пожираемых солнцем пустынях, в каспийских песках, в провинциальном городке на Волге схоронился кто-то из приспешников Стеллецкого. Конечно, не только спрятаться умудрились эти люди, на большие дела отправились в глушь, в глубинку! Клады в подземельях промышлять!

Но это были только догадки. Сама информация, поступавшая с Волги, была поверхностная, худосочная. Источник тоже особого доверия не вызывал. Сколько раз уже ошибался, обманывались и его сыскари. Как ужаленные, срывались с места, бросали столицу, летели сломя голову за любой весточкой. А схватывали пшик!..

Когда Дантист сообщил эту чудную весть, он, давно потерявший всякую надежду, готовился к операции. Не поверил. Подумал, зажмурившись от предчувствия, что подбодрить его желает старый приятель. Но сразу защемила тоска: а если и впрямь удача свалилась? А он загнётся под скальпелем? Все мечты, все ценности, сокровища несметные, на поиски которых всю жизнь, считай, отдал, Дантисту достанутся?! Не бывать тому! И сразу загадал: выживу – сам поеду проверить. Но до последнего косился на Дантиста – не опередит ли? Здесь ли ещё? Не умчался ли на розыски без него? Слишком велик был соблазн. В последние часы перед операцией не сдержался, сам послал туда своих людей на разведку, сам их напутствовал втайне от приятеля, сам инструкции давал. Перекрестил в спину, когда те покидали его палату.

Теперь, приходя в себя после больничных ужасов, спрашивал Семёна, с чем возвратились посыльные? Оказалось, от тех не было ещё ни слуху ни духу.

Семён Наумович Дойкин, он же Дантист, прозванный так братвой за аккуратность, с которой приступал к каждому порученному делу, в разведчиках не сомневался, хотя обиженный вид сохранял – без него Легат решение принимал.

– И Ядца[3 - Обжора, сластолюбец (старославянск.).], и Хрящ – люди бесценные, надёжней и сноровистей средь наших не сыскать, – заверял он, успокаивая Легата. – Ты, Илья Давыдыч, правильный выбор сделал.

– Долго вестей не шлют…

– Ну что же долго? А может, и нечего пока слать?

– Беда… Неужели опять обман? Ошибка?

– Всё в руках Божьих. – Дантист Бога почитал. – А с другой стороны, с кем им весть нам слать? В той тьмутаракани наших надёжных людишек не было никогда.

– Не думали даже, – сетовал между тем Легат, – а кремль-то там древнейший. Городище-то ещё при татарах строилось. Вот дружков Игнатия туда и понесло. Лучшего места нет, чтобы и спрятаться от меня, и кладами промышлять.

– Забыли…

– Там же и Золотая орда сотни лет стойбище имела. Читал я, вспоминаю сейчас, столица у них там была. И Шёлковый путь проходил когда-то в тех же местах. И Стенька Разин разбойничал, из Персиды награбленное свозил, в городе прятал. Золота там хоронится в подземельях немало. Как же мы про эти места забыли?

– Не учли…

– Да кому же учитывать?! – забился в гневе и задохнулся враз от нахлынувшей в грудь боли Легат, замер, побледнел, остывая. – Без меня вы же никто башкой не кумекаете! Что будете делать, если я подохну?!

– Уймись, Илья! Что несёшь! Не гневи Бога!

– Бога вспомнил? Раньше надо было, когда на карте помечали города, где следы искать. Как же прошляпили? Стеллецкий, конечно, там бывал. Этот червь хитрющий, почитай, все подземелья проверил где смог. И на Украине, и у нас в России всё перекопал, проныра!

– Успокойся, Илья Давыдыч. Нельзя тебе. Врачей вспомни!

– А что врачи! Только стращать и могут! – огрызнулся Легат. – Меня больше посыльные наши бесят. Чего молчат-то?

– Всё может случиться, – утешал Дантист, – только у меня сомнений в наших людях нет.

– Головой отвечаешь?

– Головой рисковать не стану. Обоих ты сам отбирал. Без меня обошёлся. Или забыл?

– Не забыл.

– А чего же? Ядца, сам знаешь, угадает любого из дружков Стеллецкого, коль на глаза попадётся. Он же средь них ни один месяц якшался, за своего слыл.

– За своего, за своего, – устав, тяжело ворочал языком Легат. – Да сколько лет минуло! Считай, сразу после войны то было.

– Однако с месяц-два, как сейчас помню, Ядца в одном доме с Игнатием живал.

– Так, конечно… Квартировал.

– Всех его дружков в лицо знал. И на похоронах присутствовал.

– Было.

– А план подземелья Москвы как он у Игнатия стибрил!

– Ядца мастак тогда был, ничего не скажешь…

– Башка у него и сейчас варит на такие штучки.

– Уверен?

– Вот те крест, Давыдыч! – побожился Дантист. – Сам в себя так не верю!

– Трепаться ты горазд, Семён, – закрыл глаза, совсем утомившись, Легат и вспомнил далёкий, тускнеющий уже в памяти сорок девятый год.

В те дни, когда очевидным стало, что жить археологу Игнату Стеллецкому остались считанные месяцы, а возможно, и недели, многих трудов и денег понадобилось Легату, чтобы подселить на улицу Герцена, в квартиру умирающего и его недоверчивой жены, расторопного проныру Ядцу. Тяжелобольной археолог, наученный горьким опытом участившихся в последнее время загадочных пропаж из его собраний то экспонатов раскопок, то уникальных документов, схем, планов самих подземелий древних крепостей, замков, городищ, был недоверчив и подозрителен. Такой же подозрительной была и его жена. Но толстяк Ядца, сластолюбец и обжора, обладал невероятной способностью влезать в души людей, располагать к себе самых недоверчивых. А остальное – выкрасть из архивов бесценные бумаги археолога – было для него пустяшным занятием. К тому времени интерес государственных чиновников к Игнатию Стеллецкому был утрачен. Человек, не испугавшийся когда-то писать письма самому Великому Сталину о необходимости продолжения поисков знаменитой библиотеки Ивана Грозного, сокровищ древних московских государей в подземельях столичного Кремля, для них уже ничего не значил! Собранные им в многочисленных экспедициях и раскопках древнейших городищ, крепостей и подземелий экспонаты, составленные планы, описания тайников никем не охранялись и никому не были нужны.

Когда позже их пропажу обнаружили энкавэдэшники, ловить уже было некого и искать нечего. Впрочем, как и многого чего другого…

Да, неоценимую услугу оказал Легату пройдоха Ядца. Но тогда тот был молод, проворен и предан. А теперь? Время точит камни, куда до них людским душонкам! Да и есть ли она у Ядцы? Теперь он стар, ленив и хитёр. Не любит делиться тем, что попадает в его лапищи. Владеет антикварными магазинами в Киеве и Одессе и живёт припеваючи. Заставь его теперь спуститься в тухлое подземелье, посули мешок добра, торговаться начнёт. А раньше такое поручение, словно шакал подачки, ждал. Соперников растерзать мог.

Легат хорошо знал все достоинства и слабости своих людей, бывших приятелей и товарищей по промыслу. Кандидатуры среди них искал мучительно, сомневался во многих, но остановился на трёх…

В каспийские пустыни послал всё же толстяка Ядцу, но приставил к нему Хряща. Тот не даст подельнику сжулить. А друг друга они давно терпеть не могли, не останови – горло перегрызли бы один другому…

Спустя две недели после выписки из больницы, едва окрепнув, Легат заказал телефонные разговоры. Не на квартиру, а на переговорный пункт, куда поехал один, чтобы Дантист ничего не пронюхал.

В далёком поволжском городке он вызывал человека, известного только ему одному.

Люди подземелья

– Тащи его сюда, Донат! – Старик Мисюрь, кряхтя, согнувшись в три погибели, чтобы не удариться седой лохматой головой в каменный свод узкого подземного коридора, ткнул горящим смоляным факелом в вонючий тёмный угол.

В углу коридор почти круто заворачивал в сторону и вместе с булыжниковым полом под ногами опускался ступеньками вниз. В свете факела Донат, как ни застилал пот глаза, успел рассмотреть чёрную плесень и влажную зелёную тину на склизких ступеньках. Одна, две, три, четыре…

«Сколько же их там? – с ужасом подумал он. – Не иначе в самый ад ведут!»

Последние ступеньки тонули в густой, словно трясина, неподвижной жидкости. А подземный коридор, наполовину заполненный этой жидкостью, ускользал в чёрную бездну. Страх сдавил грудь юноши, горло пересохло, Донат начал задыхаться и на дрожащих ногах привалился к холодной стене. Всякое бывало, но в такие подземные глухие закутки отец его ещё никогда с собой не брал.