Плаха да колокола

– Разденется, поглядим. – Секретарь пребывал не в духе, он даже полез было за папиросами, выражая явное недовольство приятелю. – Чёрт-те знает что! Ты забыл напомнить швейцару, чтоб обнесли по маленькой у дверей! Все на взводе, едва видят друг друга, а мы ни в одном глазу!.. Да, наверху у тебя что?

– Что? – беспечно переспросил артист.

– Бедлам! Не слышишь рояля?

В банкетном зале наверху, куда призывал всех Задов, по-прежнему всё ещё страдал рояль по Григу.

– Это сюрприз, но вы посмотрите сюда, – нацеливал Задов секретаря на Стефанию, она явно ему приглянулась. – Какое у неё имя? Как это прекрасно! Стефания – это же венец всему! Я сейчас её вам представлю. Она вся порхает, я боюсь, её подхватит кто-нибудь глазастенький, и она улетит.

Задов попытался в общей суете подманить блондинку, они уже переглядывались, и он помахивал ей ладошкой, подзывая, но за младшенькой двинулась старшая.

– Пропали! – сник Странников; от брошенных поклонниц опытный ловелас не терпел намёков на какие-либо объяснения. Не зная, куда деваться, он вдруг приметил Турина, скромно подпиравшего стойку вместе с курносенькой девицей, и попытался присоединиться к ним, но, словно каменный гость, из полумрака фойе перед ним возник заместитель губернского прокурора. И секретарь обрадовался Глазкину, вцепился в него обеими руками, будто в драгоценного родственника.

– Павел Тимофеевич, и вы здесь! А мне брехал кто-то, что в Москву собирались? – выпалил он первое пришедшее на ум.

– В понедельник, – произнёс тот без радости. – На неделю.

– Что ж? Учёба? Совещание?

Тот отрицательно покачал головой.

– Неужели новое назначение?

– Всё может быть…

– Так это же славно! Это отметить надо! – загорелся секретарь и поискал Задова, но тот уже оживлённо беседовал со Стефанией, бесстрашно оттирая старшую сестру.

Прокурор же производил странное впечатление: отвечал коротко и невпопад, то и дело оглядывался, явно кого-то поджидая. Казалось, для этого он сторожил Странникова и, ухватив обе его руки, не собирался отпускать. Но взгляд его то и дело устремлялся наверх к банкетному залу.

«Что за чертовщина! – постепенно накалялся гневом Странников. – Что за вечер сегодня? Сплошные недоразумения! Кажись, этот олух свою невесту где-то потерял, а собирался её со мной свести? Плутовка от него сбежала и забавляется наверху? Но с кем же?»

И действительно, словно прослышав про его догадку либо по какому другому знаку, грустная музыка наверху резко оборвалась, раздался стук упавшего на паркет стула, и вниз по лестнице, прыгая через несколько ступенек, пронеслось женское создание в белом.

– Осторожно! – расступились все.

– Осторожно! – испугался и Странников, вырвался от Глазкина и раскрыл объятия, ибо безумное существо неслось прямо на него.

– Ах! – замер зал и все на лестнице. Странников зажмурил глаза, приготовившись к неизбежному столкновению. Но волновались зря: девица удачно рассчитала траекторию пируэта и пушинкой упала ему на грудь.

Сцена впечатлила и поразила. Всё затихло. Забылись дерзость, внезапность, испуг, никто не подумал о нахальстве, всех поразили расчёт, интрига, а главное – удивительный финал. Слетевшая птицей с лестницы девица была пластична и легка, Странников даже не качнулся, её рука между тем обвила его шею, и лёгкие волосы разметались на груди. Нежный поцелуй в щёку не смутил секретаря, повидавшего многое и пережившего не такое.

Если бы окружающие не знали обоих, не видели, что рядом улыбался жених, можно было бы подумать о разном. Но не успели нечистые мыслишки зародиться в самых испорченных мозгах, как Задов пробасил с лицом ликующего режиссёра:

– Вот и свершилось! Вот и явилась к нам долгожданная прима-балерина. – Он схватил девицу за руку и, поцеловав, упал на колено. – Павлине гип-гип-ура! Ура! Ура!

И зал мужскими голосами трижды повторил за ним эти возгласы, впрочем, ничего совершенно не понимая.

А артист продолжал:

– Господа! Поздравляю всех с рождением новой актрисы! Как я уговаривал её! Как я ходил за ней по пятам, клянча и унижаясь! Но этот жестокий страж!.. – Задов ткнул пальцем в грудь прокурора. – Этот жёстокий тиран был против! Любуйся, публика, и трепещи! Какой талант едва не был зарыт в землю!

Странников озирался, не совсем уютно чувствуя себя в уготовленной ему роли, и бросал колкие взгляды на приятеля. Глазкин пыжился, вздымая грудь, и как ни в чём не бывало улыбался обрушившимся со всех сторон аплодисментам. Счастьем пылало и лицо Павлины. А ещё через мгновение все бросились в банкетный зал наполнять бокалы брызжущим в потолок шампанским. Никто и не заметил в этой толчее у рояля успевшего прикрыться тяжёлой портьерой нового военного комиссара, недавно сменившего старика Соскина. Никто, кроме позже всех поднявшегося в банкетный зал начальника губрозыска Турина. Но кому до него было дело, ведь круг ликующих расступился и воцарила Стефания. Страстно вскидывая в танце белые ноги из-под туники небесного цвета, она завладела жадными взорами всех.

X

Странникова, конечно, не привлекали шампанское и вся эта сумасшедшая эйфория вокруг начавшегося необычного, на его взгляд, танца, хотя взлетали с шумом пробки под потолок и ароматная пена лилась рекой. Он поставил цель не упустить из виду режиссёра всего этого, проворного Задова, желая добиться от него объяснений по многим накопившимся вопросам. Однако, приметив водку в центре стола, потянулся к ней – горло его давно пересохло от приветственных речей, дискуссий и лобзаний. Но чья-то услужливая и твёрдая рука протягивала ему уже наполненную рюмку.

– Добрый вечер, Василий Петрович, – смущённо произнёс Турин, – мы так и не смогли пообщаться. Здесь такая суета. А это моя Вероника. – И он слегка подтолкнул вперёд зардевшуюся курносенькую.

– Очень приятно. Как вам у нас? С непривычки, наверное, не по себе? – Он опрокинул рюмку и потянулся к селёдке, с утра после истории с докладом ему и мысли не приходили о еде, а теперь всё нутро взыграло, требуя насыщения.

– Я в этих танцах, тем более таких, откровенно признаться, не понимаю ни бельмеса, – начал и запнулся Турин, подымая рюмку. – Вот, может, Вероника?

– Всему мы обязаны американцам, – бесцеремонно, как на партийном собрании, вступилась та, но под пристальным взглядом секретаря покраснела и вслед за Туриным пригубила водку, лизнув кусочек лимона. Лимон её вдохновил, и она закончила смелее: – Однако я не нахожу их вульгарными, как некоторые. Многое зависит от артиста, если танцор вполне морально подкован…

Турин незаметно подтолкнул её, и она запнулась.

– Мы все так считаем, – откуда-то донёсся голос Задова, и тут же появился он сам. – Анатолий Васильевич Луначарский, уже будучи наркомом просвещения, не испугался пригласить в революционную Россию великую актрису зажечь огонь культуры в сердцах и душах молодых.

– Ну, понесло агитатора, – подмигнул Странников Турину, чтобы тот не забывал наполнять рюмки, казавшиеся ему слишком маленькими среди большого количества бутылок на столе. – Его теперь не остановить.

– Сам Станиславский чуть не влюбился в неё, едва увидев! – продолжал рассыпать восторги Задов.

– О ком вы? – широко раскрыла глаза Вероника, следя за танцем неистовой Стефании.

– О великой Айседоре Дункан, конечно, – проследил за ней Задов. – А ведь нашей Стефании, которой вы сейчас любуетесь, ещё девочкой посчастливилось брать у неё уроки. Тогда Айседора открыла свою школу и некоторое время преподавала технику танца всем желающим девушкам и детям.

– Но почему на ней туника? Это же греческая одежда, а Дункан с другого континента?

– Красота, милая Вероника. Здесь царит красота! Простите, но вы женщина, а нас, мужчин, шокирует откровенный эрос, прозрачность лёгких покровов, за которыми подозреваешь чудесные телеса и ножки, бёдра, грудь! Взлетающие, зовущие и недосягаемые!

– Прервись, циничный старикашка! – оборвал его Странников. – Дай людям самим постичь суть бытия и прелесть наслаждения. Кстати, плесни-ка в наши рюмочки, моё горло пересыхает, лишь водка пролетает через него.

Он выпил, не дожидаясь остальных, и, оглядев хмурым взглядом, заметил:

– Видел я твою американку в Кремле. И её первое выступление перед толпами поклонников. Собралось их великое множество. Знатные, между прочим, люди. Персоны!.. Должен заметить, не всех она очаровала, как ты расписываешь. Бульварными прыжками испуганной антилопы назвал кто-то её арт-танцульки.

– Московская публика известна своими холодными приёмами, – возразил артист. – Но Есенин именно после того выступления влюбился в неё с первого взгляда, а Станиславский…

– Стар твой Станиславский! – бесцеремонно перебил его Странников. – Поэтому млел пред молодостью и красотой. По столице долго сплетня ходила: жена изобличила его в привязанности к танцорке и пошутила, что та мечтает записать его в очередь своих престарелых женихов. Он тут же дал дёру.

Вероника расхохоталась, Турин тактично отвернулся.

– А волна-то покатилась по России! – Задов наслаждался длящимся представлением, не отводя глаз от Стефании. – Наши передовые женщины, последовательницы чудесного танца, уже посредством женсоветов вовлекают в искусство молодые дарования. Мы не прочь приспособить наш зимний театр, взялась бы за это Катерина Сергеевна Венокурова…

Произнеся это имя, Задов опомнился и едва не поперхнулся, но Странников плохо слушал его, поедая селёдку, и никоим образом не отреагировал.

– Впрочем, Зимний театр наш не годится, – затараторил вдохновлённый артист. – Мы со Стефанией посягнём на Аркадию. Летний театр будет как раз. Там столько помещений! Я верю, и вы, Василий Петрович, проникнетесь нашим прожектом, приложите руку к возрождению танца на астраханской земле!