И он действительно всё купил, вместе с моими сигаретами Ява, которые выдавались вместо сахара по десять пачек на месяц. По манере общения видно было, что подобные сделки купли-продажи ему не впервой.
– Мы вам сколько должны, товарищ старший лейтенант? Вы комбату не расскажете?
– Нисколько, поедем теперь в больницу.
К больнице добрались спустя полтора часа плутания. Её здания были разрушены авиаударами. В уцелевшей части базировался отряд ОМОНа из Кемерово. Я кратко объяснил, кто мы и откуда. Затем меня провели в комнату командира, увешанную коврами ручной работы с саблями и кинжалами. Она больше была похожа на апартаменты шейха.
– А, медик, это хорошо! Давай, за ваш праздник, по рюмочке! Серёга, проведёшь, покажешь, где и что у нас есть.
Серёга проводил меня по этажам больницы, коротко инструктируя.
– Туда не высовывайся! За тем окном наблюдает снайпер. В ту комнату не заходи, там звуковые мины. Аккуратно, не наступи на растяжку, а то без пальцев на ноге останешься, и пригибайся почаще.
Я был уже не рад, что захотел каких-то стульчиков и шкафчиков. Но не отступать же. Отобрав стол, два шкафа, лаборантские стулья, я пошёл за ребятами, курившими в кабине.
– Ну что, хлопцы, давайте поработаем теперь на медслужбу.
Повторяя инструктаж омоновца «туда не ходи, туда не ступай», я невольно довёл ребят до паники.
– Товарищ старший лейтенант, мы дальше не пойдём. Нас мама дома ждёт, до дембеля полгода осталось.
– А меня, что думаете, не ждут? Выполняйте приказ да осторожнее будьте. Бензин сливать вы мастера, а как доброе дело сделать для самих себя, так вы в кусты! Вперёд, не дрейфьте, я с вами рядом буду.
Так мы перенесли этот медицинский скарб в наш фургон. А затем – в Ханкалу. До начала комендантского часа оставалось сорок минут, а после пяти вечера без спецпропусков по Грозному не проедешь.
– Тормози, – скомандовал я.
– Зачем? Опасно здесь, частный сектор! – сопротивлялся чумазый водитель.
– Тормози, говорю, вон, видишь, розы растут! Сегодня день медика, неудобно без цветов в часть возвращаться.
Пока я срезал штык-ножом колючие стебли цветов, в соседних дворах началась перестрелка, в ста метрах взорвались две гранаты. Ещё минута – и мои ребятишки оставили бы меня ночевать здесь одного. Когда я запрыгнул в кабину КамАЗа, они смотрели на меня выпученными от страха глазами. До Ханкалы мы неслись под девяносто.
– О, доктор, спасибо за розы! Откуда такие красивые? Даже комдив нам не дарил таких шикарных, – по-детски радовалась букету медсестра Ольга Владимировна.
– На рынке заказал, из Моздока лётчики привезли.
– А медицинское имущество где взяли?
– Да ребята с медбата подкинули. У них лишнее, списано, не выбрасывать же.
Расставив мебель в медицинском пункте, накрыв столики белыми простынями, ушёл в жилую палатку праздновать профессиональный праздник.
Среди ночи меня разбудили крики медсёстры, доносящиеся со стороны медпункта.
– Спасите, помогите!
Надев брюки, я выбежал на улицу:
– Что случилось?
– Начальника штаба бьют. Драка у него с майором из дивизии. Меня не поделили. В медпункте дерутся. Всё разобьют там сейчас.
– Нет уж, я здесь лишний буду. Пусть бьют, всё одно казённое.
Начальник штаба был сильнее на этот раз. По случаю одержанной победы он ушёл глушить эргэдэшки в поле. Утром я зашёл в наш образцово-показательный медицинский пункт, где должны были проходить сборы для начмедов частей дивизии. Всё было перевёрнуто кувырком, мебель разбита, перекись и зелёнка разлиты. У начальника штаба следы победы на лице, и гематома под глазом сияла даже через тональный крем. Но он мужественно улыбался, расплывался в оскале тигра-победителя. По его рассказам, он выпрыгивал с четвёртого этажа «Титаника», стрелял на ходу из УАЗика, прыгал из борта мчащегося грузовика и отделывался небольшими повреждениями. Мотивы всегда были одни и те же, так же, как и условия их возникновения. Женщины и алкоголь.
02.07.2000 г., Ханкала
Вчера в Аргунской комендатуре подорвался водитель-смертник на КамАЗе, начинённом тротилом. Это городок в семи километрах от нашего лагеря, и мы видели этот взрыв – как будто маленький ядерный грибок поднялся высоко в синее небо и на мгновение закрыл диск заходящего солнца. Пострадало триста шестьдесят милиционеров, ВВшников, из которых двадцать с небольшим погибло на месте.
Второй день идут бои за Аргун. Вчера чеченцы взяли селение Новогрозненское. Ежедневно слышны перестрелки на окраине Ханкалы. Враги самых разных наций: поляки, прибалты, арабы, украинцы. Наши ребята в эфире часто ловили арабскую, английскую и украинскую речь.
Местный климат показался мне суровым, и не зря: дефицит воды привёл к вспышке кишечных инфекций. Почти у трети личного состава понос. Вероятно, энтероколит или дизентерия. Меня постигла та же участь, и две недели я занимался самолечением. Хотя опять же, смешно, половина батальона лечится у меня, а вот если понос с кровью – отправляю больных в медбат.
Часто бывают пыльные завесы, когда видимость – сто метров и меньше. Добавьте сюда горящие нефтяные факелы со всех сторон, и получится картина из преисподней. Хотя мне кажется, что я привык к грохоту вертолётов, ночным САУшкам, шуму дизельной станции, мышам, жаре и прочим особенностям полевого быта.
Обещанных денег не платят. Вместо так называемых боевых (990 рублей в сутки) офицерам выдают в месяц по тысяче рублей (45 долларов). Остальное обещают потом. Кормят также невкусно и однообразно. Мы аккуратно собираем абрикосы, черешню, сливы в соседствующих с Ханкалой и минными полями садах – покинутых заминированных дачах. Иногда на деревьях замечаем растяжки – как правило, их вешают на самых урожайных кустах. Не помню, от кого, но слышал, что у химиков так двоим солдатам оторвало пальцы. Овощи мы обычно покупаем или обмениваем на сигареты на рынке.
В месяц мне положено два блока сигарет «Ява» или семьсот грамм сахара, и как некурящий я выбираю сигареты.
Утром по привычке, в качестве зарядки, я пробегаю десять-пятнадцать километров по бетонке дивизионного плаца и взлётно-посадочной полосе. Чувствую я себя после такой пробежки значительно лучше, поэтому заразил бегом ещё нескольких офицеров – в компании начинать веселее, а для многих мои беговые объёмы кажутся недостижимыми.
Лето выдалось не очень тёплым, хотя, строго говоря, я ещё не знаю, каким оно должно быть здесь. Частые дожди сменяются жарой и духотой. Трава выросла под два метра, так что в ней можно потеряться.
Побывал в Грозном. От многих районов остались лишь руины. В центре процветает торговля ширпотребом, продуктами, топливом. Рынки, киоски, кафе, городской транспорт в виде маршруток… Днём относительное спокойно, лишь иногда кого-нибудь умудряются застрелить или ранить. А вот по ночам нашим ОМОНовцам приходится несладко. Весь город поделён на сектора и охраняется блокпостами – их-то и обстреливают нарушители мира в республике.
Сегодня за сорок. Брезент палатки спасает от солнечных лучей. Чтобы не было душно, мы приподняли её полы, и это создаёт хоть какую-то вентиляцию. Я смотрю, как горячие струйки воздуха колышатся от невидимого ветра. Пахнет нефтью, медицинским лизолом. Вокруг лагеря застыла вуаль из пыли от колес БТРов и гусеничных траков. Стрекочет батальонный дизель, который выдаёт лагерю электричество. После обеда можно полтора часа поспать, так как работать в таких условиях все равно невозможно. Где-то стреляют одиночными «калашниковы». Может, тренировка в тире, а может, кому-то заняться нечем.
Жура
Его звали Дима Журавленко, но все к нему обращались Жура.
После первого офицерского собрания, проходившего в Тамбовском учебном центре, он, перепив, перепутал спальное место и лёг под кровать.
В Чечне мы жили в одной палатке, на чугунной печке готовили драники, по выходным ходили в разрушенный войной сад, несмотря на рассказы о растяжках на деревьях. И даже когда разведчик-охранник попросил нас уйти, Жура лишь ответил ему: «Тебе что – черешни жалко?» Затем действительно двое солдат подорвалось в этих садах. Мы считали, что нам повезло тогда. Так же, как когда нашли на стрельбище валяющуюся «муху».
– Вот смотри, здесь всё написано. Сначала этот рычажок отводишь, а потом на этот крючок нажимаешь, и да, главное, чтобы позади тебя никто не стоял, а то может задеть выхлопом.
– Слава, я сделал, всё, как ты говорил, а она не стреляет.
– Да она пустая уже, Дима! Один тубус остался, вот и валяется.
– Эй, пиджаки, – вмешался майор Хайрулин, заместитель по вооружению, – вам что, жить не хочется? Она же рвануть могла. Дайте её мне! Это я принёс. Сейчас покажу в действии, раз у вас ничего не вышло.
Замповор (заместитель командира части по вооружению и военной технике) направил гранатомёт в полуразрушенный БТР, и мы увидели и услышали эффект того, что только что держали в своих руках. Уши заложило, а машина подпрыгнула, как игрушечная, и загорелась.
– Сегодня какое число, док?