Оружие фантома

Разочарованно отложив в сторону булочку и с жалостью глянув на остывающий кофе, Вербин полез обеими пятернями в карманы костюма – за сигаретами и блокнотом.

– Есть новости. Старушка напротив видела мужика в кожаной куртке, который в день убийства Андрея Вирта выходил из его квартиры.

– Что за фразеологизм – «старушка напротив»? Там что, еще было несколько старушек вокруг мужика в кожаной куртке? – Макаров взял кофе и с удовольствием приложился к стаканчику.

– Не ерничай, Саша, – с укором заметил Вербин. – Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. «Старушка напротив» – значит соседка, чья дверь расположена напротив квартиры Вирта.

– А я и не ерничаю. – Спокойный Макаров был как всегда неумолимо логичен. – Я спрашиваю, потому что во время осмотра и опроса свидетелей я не заметил на двери напротив дверного «глазка».

– Я и не говорил, что соседка видела его в «глазок». Она спускалась по лестнице от своей знакомой, с которой она уже шестой год подряд переживает кошмар в «Санта-Барбаре». Услышав, что у Вирта открылась дверь, она приостановилась и глянула, перегнувшись через перила. Из квартиры бизнесмена вышел мужик, осторожно прикрыл за собой дверь и, стараясь не топать, спустился. Кофе оставь…

28 мая 2001 года в квартире известного бизнесмена Вирта было совершено тяжкое не только по статьям Уголовного кодекса, а по общечеловеческим меркам преступление. Мать Андрея Вирта приехала к нему домой, чтобы поздравить с Днем пограничника. Хотя бывшему стражу рубежей Родины за неделю до упомянутого события стукнуло сорок, мама обязательно поздравляла сына с праздником. В семье обычного ветерана погранвойск этот праздник ознаменовывается скромными поздравлениями. Те, кто побесшабашнее, надевают на полысевшие головы зеленые дембельские фуражки, натягивают дембельские кители и совершают броуновское движение по городу. От новогодних елок их отличает только то, что елки не умеют пить и драться с милиционерами. Но праздник погранвойск проходил в семье Вирта совсем иначе. Это был лишний повод собраться за столом с норвежской семгой, олениной и губами лося за рюмкой-другой «Хеннеси» и потолковать за жизнь.

А жизнь Андрея Вирта била ключом. После армии устроенный тестем на работу в таксопарк, Андрей колесил по городу, сшибал левый рубль и приторговывал дефицитной в ночное время водкой. Через год появились новенькая «ВАЗ»-»копейка», мебель и прочее. Деньги пошли шальные, как и вся его жизнь. Проституток Вирт подбирал на дорогах в качестве клиенток. Что такое для таксиста начала восьмидесятых червонец? Копейка. Ровно столько и стоило получить триппер. По этой же таксе лечение триппера стоило несколько копеек. Гораздо дороже обходилась ругань с женой. И если жена по своему малодушию эти дела как-то еще терпела, то нахождение в семье триппероносца не смог вытерпеть тесть – начальник таксопарка.

– Теперь на дорогах е…ть будут тебя, – прекрасно понимая реальность будущего, предсказал он зятю.

И последний остался без работы, квартиры и жены. Но с новенькой «копейкой». В другой таксопарк Вирта не взяли – работа тестя. Он принялся искать место, где его всегда окружали бы друзья, работа была бы «блатная» и о куске хлеба задумываться бы не приходилось.

Должность, включавшую все вышеперечисленные условия, он нашел уже через месяц – два года трудился в качестве хлебореза в колонии общего режима на Урале. Загремел он на «общак» после квартирной кражи. Со звонком он вышел, но этот звонок оказался лишь звонком на перемену. Через полгода прозвенел второй, на следующий урок. Пять лет «строгача» в Красноярском крае за очередное «хищение личного имущества», после которых Вирт еще полгода ходил и обнюхивал себя, убеждаясь, что пихтовый запах кедровой делянки выветрился навсегда.

Наступили девяностые, а с ними – новые возможности. Теперь уже Вирт по-глупому не попадался. Сколотил бригаду, но не строительную. Виртовские отморозки шерстили рынки, кооперативы, кустарей, а бригадир со смехом вспоминал свою «копейку», притормаживая новенький «мерсачок» около ресторанов и бросая ключи мальчикам при стоянках. «Стрелки»-перестрелки, «разводы», «толковища», и вскоре сами собой нарисовались головокружительные перспективы. Среди братвы стали ходить разговоры о том, что город крупный, мол, беспредел в стране и среди братвы, и не пора ли, в натуре, собирать «воров» для коронования нашего? Базары базарами, и беспонтовые речи «бригадных» и слушать бы никто не стал, если бы такие же мысли не бродили в головах самих воров.

И был день…

Под Анапой, на территории чудной по красоте турбазы, среди трелей певчих птиц, вдруг зазвучала милая южным краям речь.

– Дело правильное, братва, – говорил представитель из Ставрополья, – беспредел повсюду. В зонах «воры» толковые страдают, режут их, как скот. Ссученных словно специально плодит воля. Молодняк отмороженный, лишь рожки прорежутся, сразу бодаться. Старших не уважают, против «закона» прут, свои порядки устанавливают. Администрация с «хозяином» их под себя подбирает, и нас же прессуют ими. Грамотно. А все почему? Да потому, что на воле порядка нет. В стране бардак, рулить некому, отморозков развелось пруд пруди, и подобрать их некому. Вот город Слянск, к примеру. Сколько у тебя в городе, Вирт, «бригад» неприкаянных мотается?

– Около тридцати, – подумав, ответил Вирт.

– Во, бля! А сколько из них в «общак» вносит или просто братву на зонах «греет»?

– Половина.

– Понятно, да?! А, люди уважаемые, вам понятно? – обратился к сидящим вор из Ставрополья. – Половина! А остальные что? Деловые, что ли?

– А что ж ты у себя порядок не наведешь? – нахмурился Веня Поп из Орловской области.

– А как он его наведет?! Он кто сейчас? Власть ему не дана нами, а примени он ее, мы же у него за это и спросим.

Долго еще шли пересуды, и все уже близилось к тому, чтобы разрешиться положительно, но закончилось все буквально за пять минут и совсем не положительно. Во всяком случае, для Вирта, который месяцем раньше внес в «общак» сто двадцать тысяч долларов. От себя. Для всех – благой жест, а для Вирта – какая-никакая, а подмога в деле нынешнего собрания. А закончилось это так. Выслушав всех, встал доселе молчавший старый вор Степной.

– Слушаю я вас и удивляюсь. И поражаюсь тому, как меняются времена и во что превратился «закон». Раньше, если ты хоть день работал за зарплату али трудодень, али с бабой в сельсовете тебя власть зарегистрировала, и базара такого бы не стояло. Кто ж тебя, душевного, «коронует», ежели ты на власть горбатился и она тебе, вору, копейку за труд подавала, как нищему? Да мыслимое ли это дело было?! Да лилось ли крови столько тогда среди воров?! Упаси тебя господи к вору пальцем прикоснуться! Упаси господи, чтобы вор на «кичу» попал не за кражную статью! «Забакланился» хоть раз по «хулиганке» – пиши пропало. Сшибут «корону», как рога с коровы! Не западло нам тогда одно было – когда немец, сука, к нам полез да матерей наших с отцами убивать стал, на фронт пойти. А чтоб в мирное время служить – пиши пропало. А сейчас вы что сотворить хотите? Уважаю «толковище» я и соглашусь со всем, что решено будет, но право голоса имею и этим правом воспользуюсь. – Степной повернулся к Вирту. – Ты чем до первой ходки занимался? Как хлеб добывал и с кем делился?

Зная авторитет Степного и других старых «воров», Вирт понял, что дело его худо.

– Молчишь? Знаю почему. Вину свою чуешь. Блядовозом ты, браток, работал да спиртным спекулировал. Государство тебе за твое пресмыкательство перед ним деньгу платило да премиями поощряло. Не так? Я-то, старый, перед «толковищем» справочки навел нужные, что за птица к нам летит. С администрацией твоей на работе побеседовали людишки…

«Старый хер!.. – помертвел от ненависти к тестю Вирт. – Убью, падла!»

Воры как-то сразу посуровели.

– А служил ты где, брат? – И, уже обращаясь к остальным присутствующим: – Да господь с ним, если уж времена такие поганые пошли, что и бывшие пионеры да комсомольцы ворами становятся, да и служивые тоже! Бог с ним! Но ты-то где служил?

– На границе, – ответил Вирт.

А когда догадался, о чем речь, остолбенел от ужаса.

– Ты же сам говорил, – как-то уже неубедительно встал на защиту Вирта ставропольский, – что страну защищать не западло…

– Не западло, когда враг душит и спасения нету. А он границу защищал. Да, защищал. Но погранвойска, братва, это войска КГБ! Вы что сотворить с воровским миром хотите?! Сталинских лагерей вы не знаете! НКВД, КГБ – одним миром они, братва, мазаны.

На том и порешили. Это был первый и последний раз, когда Вирт присутствовал на сходке воров. А через несколько лет он стал президентом довольно крупной компании по продаже горюче-смазочных материалов. Между тем он не забывал и про прежние дела, держа под неусыпным оком приличную группировку, занимающуюся вымогательствами у риэлтерских, строительных и транспортных фирм.

…28 мая 2001 года мама Андрея Викторовича Вирта, главы ОАО «Сибмас», пришла к нему в гости в квартиру 6 дома 10, расположенного на улице Береговой, и, зайдя в открытую входную дверь, а следом – в комнату, потеряла сознание.

Вирт лежал на полу в луже собственной крови. Все бы ничего – все убиенные лежат в луже собственной крови, и ничего удивительного в том нет. Кровь, она такая же жидкость, как и всякая другая, и обладает свойством вытекать вследствие нарушения оболочки сосуда. Но в данном случае оболочка была не нарушена, а просто разрушена. Такое с человеком мог сделать только уссурийский тигр. Но поскольку до уссурийской тайги было далековато, а тигры в Слянске не водятся, то следственно-оперативная группа была вынуждена признать, что с жертвой все-таки поработал человек. Лицо трупа и его тело были обезображены, и складывалось впечатление, что все увечья носили прижизненный характер.

Так закончил свой жизненный путь Андрей Викторович Вирт.

Была лишь одна деталь, которую при осмотре места происшествия не смогли заметить ни следователь – молоденькая девушка-лейтенант из прокуратуры, ни опера, ни эксперт. На эту деталь обратил внимание лишь начальник «убойного отдела» областного ГУВД Александр Макаров. И в то время, пока следователя рвало в ванной, а ребята из районного отдела, посвистывая, рассматривали на стенах шестикомнатной квартиры картины Шилова и иконы XVI века, Макаров подошел к столу, на котором стояли нетронутыми приготовленные к празднику яства, и наклонился. Скрываясь за выступающим краем тарелки, лежал маленький бесцветный камень. Саша катнул его пальцем в свою сторону и, подняв на уровень глаз, произнес:

– Перов, ты, кажется, хвастал, что у тебя дед – ювелир?

Он сунул камень в карман.

– Разберемся…

Больше ему здесь делать было нечего. Теперь интерес представляли лишь результаты поквартирного обхода и экспертизы…

– Не оставлю я тебе кофе, – ответил Макаров. – У тебя есть еще пакетик.

– Нету, – с честными глазами соврал Вербин. – Я один покупал.

– Не лги всуе. Ложь отталкивает от человека окружающих. Купил три большие булочки и к ним один пакетик кофе? Кстати, ты булочку обещал.

– Ну, слава богу! – обрадовался Вербин. – Теперь вижу, что проснулся! Жор его пробрал… Так вот, о мужике… Бабушка, а ее зовут Маргарита Николаевна, описывает человека среднего роста, сорока—пятидесяти лет, волосы с проседью, глаза, говорит, то ли серые, то ли зеленые, коричневая куртка прямого покроя, черные брюки – «джонсы», под курткой серый свитер. Все.

– Это все она рассмотрела, перегнувшись через перила? Сколько у нее было времени? Секунда?

– Я тоже на этом заострил внимание. Показалось, что старушка играет в полицейского Круза. Но она все объяснила. Оказывается, она тридцать два года работала вахтером в женском общежитии. Сечешь? Она любого кобеля, раз увидев, сто лет помнить будет. Хоть представляешь, что такое женское общежитие?

– Во сколько закончилась сегодня серия «Санта-Барбары»?

– Как и всегда, в семнадцать ноль-ноль.

– Труп обнаружила мать Вирта в восемнадцать часов. Или что-то около этого… – Макаров задумчиво посмотрел на старшего опера. – Судмедэксперты утверждают, что смерть Вирта наступила между семнадцатью и восемнадцатью часами.