Жестокий наезд

– Это по Рольфу! – крикнула из кухни Саша, однако я уже поднял трубку.

Голос не принадлежал Вадиму и тем более не мог принадлежать Насте. Хриплый, придавленный обстоятельствами голос спросил:

– Как мне услышать Антона Павловича Струге?

– Кто интересуется?

– Это Малыгин. Семен Матвеевич.

Каждый раз, когда под моим председательством рассматриваются дела с участием высокопоставленных лиц города, я попадаю под пресс. Меня поймет каждый судья. Именно по этой причине рассмотрение проступков членов семей шишек на теле городской жизни относится к особой категории. С того момента, как ты берешься за такое дело, весь мир сходится клином в той точке, где в данный момент расположен судья Струге Антон Павлович. От этого тошнит, такое внимание вызывает изжогу, а за настойчивость и нахальство порою хочется не по-судейски, а по-пацански выйти на улицу и набить морду обалдевшим от наглости скотам. Сегодняшний случай из таких. Я не успел дойти до дома, а уже звонят. И не кто-то, а заместитель председателя городской думы.

– Чем обязан, Семен Матвеевич?

– Понимаете, Антон Павлович, вы рассматриваете дело по факту неприятного поступка моего родственника. Сына, если так можно выразиться точнее.

– Семен Матвеевич, вы не могли бы выражаться еще точнее? Яснее, если так можно выразиться.

– Я хотел узнать о перспективах, Антон Павлович.

С одной стороны, почти за девять лет работы это все должно до смерти надоесть. Однако если посмотреть на это с другой позиции, то можно давно привыкнуть. У меня эти два противоположных ощущения находились в стадии равновесия. То есть мне до смерти надоело все то, к чему я давно привык.

– Семен Матвеевич, как бы вы отнеслись к тому, если какой-нибудь судья позвонил вам домой около семи вечера и попросил вас похлопотать за свои личные проблемы? Думается, последовал бы ваш звонок Лукину с просьбой усмирить зарвавшегося наглеца-судью. Или второй вариант – вы просите звонить не домой, а прибыть в гордуму, в мэрию в приемные часы. При этом зная, что времени для этого приема у вас все равно не найдется. Так как?

Но логика бонз непробиваема. В смысле, ее невозможно пробить, когда речь идет о них самих. Политика двойных стандартов действует везде. За это я и ненавижу скандальные дела.

– Как вы понимаете, я не последнее лицо в городе. Меня не может не заботить, чем наполняется атмосфера, которая расположена вокруг меня.

Теперь вы понимаете, чем отличается последний человек в городе от «не последнего»? Первый расположен внутри атмосферы, а в случае со вторым атмосфера располагается вокруг объекта.

– Семен Матвеевич, если быть откровенным, мне совершенно безразлично, чем вокруг вас наполняется атмосфера. Я не работаю в Госкомэкологии. Вы взрослый человек, и мне не хотелось бы объяснять вам простые истины... – Я на мгновение задумался, пытаясь сформулировать мысль о том, что расспрашивать судью о его намерениях человеку, который не имеет на то никаких прав, по меньшей мере несерьезно.

Однако Малыгин оказался проворнее, чем я ожидал.

– Вот вы заговорили о своих личных проблемах, Антон Павлович. Говорите о них смело. Судья имеет право обращаться за помощью. Серьезные люди должны помогать друг другу. Еще не известно, где, когда и кому из нас она понадобится, поэтому всегда нужно быть уверенным в том, что помощь будет оказана. Как у вас в плане жилищного устройства?

Комментировать эту речь не имеет смысла. Даже если бы она была завуалирована, что, кстати, встречается гораздо чаще. И где был этот Малыгин в прошлом году? Когда я написал мэру, что жилищный комитет не выполняет решения районного суда о предоставлении судье Струге отдельной комнаты для улучшения жилищных условий. Попросил выяснить причину этого недоразумения, которое юридическим языком трактуется как «злостное неисполнение решения суда». И за это «недоразумение», между прочим, предусмотрена вполне реальная, а не виртуальная уголовная ответственность. Тишина длится уже пятый месяц. И вот тут, как черт из табакерки, появляется Малыгин. Человек, который к исполнению судебного решения имеет такое же отношение, какое я имею к клонированию овцы Долли. Конечно, мне нужно решить проблему его сына, а он решит все мои проблемы. Причем решит не на словах и без всякого судебного решения. Он сделает все, о чем я его ни попрошу. Купит мне квартиру, замучит на десять лет вперед турпоездками на Средиземноморье, подгонит к подъезду машину и вообще превратит мое дальнейшее существование в земной рай. Может даже прямо сейчас пригнать табор цыган с их «Драда-нуда-нуда-най». Или... Или прямо сейчас доставит в мою квартиру двоих докторов наук, которые со стетоскопами в ушах зависнут над моей любимой овчаркой.

– Закончим этот разговор. У меня есть приемные часы, в которые ко мне волен обращаться каждый. Всего хорошего.

– Струге... Вы, по-моему, не понимаете...

– Дело в том, что как раз именно я все очень хорошо понимаю. В этом проблема моего существования.

Я повесил трубку. В списке «Мои враги» еще одной строчкой стало больше. Подойдя к окну, я закурил и распахнул форточку. Саша опять выскажет недовольство, хотя и сама не прочь иногда выкурить сигарету. Впрочем, она сейчас занята Рольфом, который, по моему мнению, больше симулирует, чтобы привлечь внимание, чем по-настоящему страдает.

Итак, процесс пошел. Точнее, он еще и не начинался. Зато начались движения – неотъемлемая часть каждого мало-мальски серьезного дела. Если бы Артем Малыгин своей «Тойотой» не зашиб насмерть сына владельца всех казино города Альберта Андреевича Измайлова да еще вместе с его девушкой, то все могло быть иначе. Я уверен в том, что если бы после происшествия хоронили бы не Вадика Измайлова с подругой, а среднестатистических терновцев, то Малыгин-папа уже давно все бы сделал. Заплатил родителям потерпевших, как это бывает всегда, огромные отступные, те пришли бы к следователю ГИБДД и сделали заявление о том, что их дети сами нечаянно прыгнули под колеса. Они-де давно высказывали мысли о коллективном суициде. Я это заявляю так уверенно и ответственно: девять лет назад сам был прокурорским следаком. Первое время меня такие поступки шокировали, а потом ничего, привык. Привыкаешь ко всему, когда это у тебя перед глазами каждый день. Не шокируют же прозектора выпотрошенные трупы? Почему же следователя прокуратуры или судью должны потрясать выпотрошенные человеческие души? Это что касается убитых. А что касаемо директора салона по пошиву спецодежды для молодоженов... Тут и говорить нечего. Суперъевроремонт помещения, реабилитирующая поездка на Сардинию и пресс купюр в качестве компенсации за моральный ущерб. После такого финала директор сам бы встречал Малыгина-младшего у дверей своей конторы «Рога и амуры».

Но все оказалось не так просто. Папа покойного Вадика Измайлова объявил клану Малыгиных вендетту, сказав, что будущее решение суда для него ничего не значит. Он потерял единственного сына, и теперь игорный бизнес Тернова остался без наследника. У владельцев игорного бизнеса, по статистике отдела по расследованию заказных убийств, самый короткий век. Случись что – кому принимать дела?

А Малыгин нанял охрану, как видно из материалов дела, и теперь сокрушается по поводу случившегося. Сокрушаться-то сокрушается, однако параллельным курсом делает все возможное, чтобы без наследника не остался его бизнес. А бизнес Семена Матвеевича известен каждому уважающему себя терновцу. Огромная строительная корпорация, точечно застраивающая старый город новыми жилыми комплексами, разрасталась невиданными темпами. Именно организацию «Стройкомплекс-Азия» должен был унаследовать Малыгин-младший. Он уже три месяца, несмотря на все законные и незаконные протесты противной стороны, находится на подписке о невыезде.

Вот и хочется спросить – что соединило судьбы этих людей в одном месте в один час? Ну, Измайлов с невестой понятно, что делали у салона. Допустим, объяснить можно и присутствие там Малыгина. Но как там могли оказаться Ваня Сериков, племянник начальника ГУВД, и Сергей Басков, именуемый Басей?

Я листаю материалы дела, морщусь от сигаретного дыма и понимаю – последние двое были совсем не рядом с салоном модной одежды. Они находились в добрых пяти сотнях метров от него и остановки. Сколько времени нужно «Тойоте», чтобы на скорости в сто сорок пять километров в час проехать пятьсот метров? Десять секунд. Это ровно столько, чтобы приложить к губам бутылку пива, которую зоркие гаишники нашли в салоне иномарки. Вот и получается, что все связалось воедино посредством одной бутылки пива «Клинское». Если верить наркологу, то, кроме пива, Малыгин в тот день выпил никак не меньше литра водки. Мне бы такое здоровье...

Не стоит всерьез думать о его здоровье, ибо это кощунственно. Не покрыто гипсом у Малыгина-младшего сейчас только лицо. Это единственная поверхность на его теле, которая не почувствовала в момент столкновения встречного удара. Спасателей, которые его вынимали из салона, нужно награждать орденом имени «Кубика Рубика», а врачей больницы представлять к медали «Вышивание крестиком».

Я читаю и читаю объемное дело. Справки, протоколы допроса, ордера адвокатов, постановления... Ходатайства, жалобы и характеристики. Интересно, зачем следователь приобщал их к делу? Потому что ему их несли и несли. Оп-па! Какой уникальный документ! «Характеристика на Малыгина Артема Семеновича. Дана в суд от средней школы № 19». Бьюсь об заклад – он пел в хоре и активно участвовал в спортивной жизни школы. Так пишут всем убийцам, разбойникам и грабителям. Я читал в одной характеристике рассказ о том, как однажды Костя Костин нашел в школе кошелек с деньгами и целый день ходил на переменах по классам и искал хозяина. Нашел и получил за свой человечный поступок грамоту. В качестве вещественного доказательства прилагалась грамота с печатью школы и подписью директора. Подвиг Кости обозначен восьмым февраля 1985 года, а строчка внизу документа своими крошечными буквами предательски «стучала» мне о том, что сей бланк исполнен на Гознаке тиражом аж в двадцать тысяч экземпляров в 2000 году. Я понимаю учителей, им тоже как-то выживать нужно...

Лучше всего представить, чего хотят стороны, удается из протоколов допроса и справок с места работы фигурантов дела. И если Иван Сериков, племянник начальника милиции Терновской области, как бы между прочим определяет ущерб в триста тысяч, то Бася в деле фигурирует лишь эпизодически, как статист. Участник того ДТП, из-за которого все, собственно, и случилось. Я знаю, что заявлять ущерб ему в падлу. Он растрясет Малыгиных, младшего и старшего, не мытьем, так катаньем. Не хватало ему помощи в суде искать... Он же не чмо какое. Сам разберется. Вот это меня и тревожит. Его целенаправленная деятельность может привести к тому, что мое дело из одного дела с тремя статьями трансформируется, словно мутант, в какой-нибудь триптих с упоминанием всей особенной части Уголовного кодекса. Отпадут лишь «Нарушения правил международных полетов» и «Незаконная охота». Впрочем, насчет последнего еще можно поспорить. Одним словом, не удивлюсь, если откуда ни возьмись Бася все-таки появится. Причем в самый ненужный момент.

В прихожей раздается звонок. Это прибыла на тревожный зов Настя. Понятно, что не приехать она не могла. Рольф болен?! Какой ужас?! А Рольфик мяса не хочет? Хочет? Нет, Рольфик, только теплое молочко и таблеточку ампициллина в ротик.

– Антон! Иди заставь Рольфа таблетку проглотить!

Ветеринары... Что пихать в пасть сорокакилограммовой собаки, они знают. А как – нет.

Отмыв от слюней руки, возвращаюсь к делу.

Все предельно ясно. В деле четыре адвоката, которые со всем рвением будут пить друг из друга кровь на протяжении всего процесса. Вплоть до объявления приговора. Стараясь доказать самому неподкупному из всех неподкупных судей свою правоту, они начнут впрягать в одну повозку коня и трепетную лань. Мне только одно интересно – кто из этих четверых «возьмет» «под меня» первым? Мэтры и стряпчие всей области знают, что подкупать меня бесполезно. Попытки предыдущих экспериментаторов получили такой сокрушительный отпор, что повторять эти подвиги теперь никто из адвокатов не решается. Первый год они говорили, что, пока Струге молодой, нужно брать его за жабры – потом будет легче договориться. Следующие несколько лет рассказывали своим клиентам о том, что «Струге давать деньги бесполезно – подлец, и деньги берет, и «садит». И вот уже три года как нет никаких разговоров. Поступки предыдущих адвокатов разобраны самими потерпевшими и обвиняемыми: выяснилось, кому на самом деле пошли суммы, «передаваемые Струге», уже давно набиты морды и сделаны выводы. Теперь все знают, что судье Струге давать бесполезно лишь по одной причине. Он не берет.

Но это не исключает того, что не возьмут «под него». Об этом я узнаю в первом же заседании. Через час станет ясно, кто из этих стряпчих «взял», сколько и подо что. Обычно эти адвокаты занимаются очковтирательством, и первым шагом в этом направлении является убеждение подсудимой стороны в том, что их жизнь закончена, если они не прислушаются к голосу разума. Голос разума, по их мнению, – это голос их, адвокатов. И они с тревогой в этом голосе рисуют самые страшные картины, называют ужасные сроки, лет эдак в восемь, склоняя подсудимых и их родственников к мысли о том, что самое лучшее, «если удастся договориться с судьей года на четыре». А судья по закону не может «дать» больше четырех! И счастливые родственники с легким сердцем «разгружаются» еще на пару-тройку сотен тысяч, молясь на своего адвоката и с трепетом принимая из его рук его визитную карточку. Вы позволите к вам обратиться еще раз в случае беды?! Боже, какое великодушие! Есть еще в стране честные адвокаты!

Ладно, пора на сегодня ставить точку. Дело изучено. Хоть не со всею скрупулезностью, но все-таки прочитано. Углубиться в него все равно удастся лишь в начале заседания. Вот теперь вопрос – на какой день его ставить?

Я полистал свой календарь. Через десять дней у меня освобождается «окно». Сегодня останется написать постановление о подготовке дела к судебному заседанию, завтра дать Алле указания на рассылку всех необходимых запросов и... И – поехали, Ваша Честь. Процесс долгий и, как я понимаю ситуацию, не самый простой в психологическом плане. Первый звоночек поступил уже сегодня. Если начать считать все подсечки, которые я почувствую до начала первого заседания, то собьюсь со счета.

Итак, что там у нас происходит на кухне? Так... Находящийся в коматозном состоянии Рольф с присвистом жрет мясо.

– Антоша, ну он же голодный... Двое суток ничего не ел. – Глаза Саши настолько наивны, что я на мгновение даже сам поверил в то, что мой овчар не прикидывался больным.

– Саша, ты, наверное, помнишь, что этот лохматый негодяй делает так всегда, когда чувствует одиночество?..

– Господи, Антон! Посмотри, как он оголодал! На этот раз он и вправду болен!

Я с сомнением посмотрел на кобеля. Хитрая бестия всегда таким способом вымогает ласку, а взрослая женщина идет у него на поводу. Это происходит всегда. И я точно знаю, что, заглотив все мясо, «немец» разыграется и вновь превратится в здоровяка.

Но пес поел, оставив в миске несколько кусков жилки, и улегся рядом все с тем же стоном. Кажется, он и вправду приболел. Накапав ему в пасть, по совету Насти, какого-то «иммунала», я отправился в душ. Буду очень признателен подруге жены, если та уйдет до того, как я выйду из ванной.

А завтра у меня очень трудный день. Он труден тем, что во вторник у меня приемные часы.

Глава 3

У меня хорошая жена. Никогда не вмешивается в мои дела, рассказывает о своих только тогда, когда я готов ее выслушать, и, что самое главное, готовит по утрам завтрак. Нам нечего с Сашей делить, потому что мы уже давно разделили пополам главное – любовь. С судьей очень трудно жить человеку, не понимающему внутреннюю жизнь своей второй половинки. Раздоры в таких семьях возникают по причине того, что судьи, приходя домой, продолжают переживать прошедший день острее, нежели кто-либо другой. Тяжелейшая ответственность, покоящаяся на их плечах, продолжает давить и тогда, когда они возвращаются в семью. Многие к этому оказываются не готовы. И судья остается один. И, поверьте мне на слово, при данных обстоятельствах он начинает чувствовать себя гораздо лучше. Я прошел эту школу от начала до конца. С Сашей все оказалось гораздо проще, чем я себе представлял. Обжегшись раз на молоке, потом всю жизнь будешь дуть на холодную воду. Однако в тот день, когда спустя много лет я встретил свою бывшую сокурсницу Сашу Евсееву, ныне – Струге, я опроверг эту народную мудрость.

Завтрак, как обычно, был готов без четверти восемь. У нас ровно пятнадцать минут на то, чтобы между глотками горячего кофе и уничтожением бутербродов наметить план на сегодняшний день. Она заплатит за квартиру и переговорит в своем банке о враче для Рольфа, я вечером, по приходе домой, размораживаю мясо. От каждого по уму и способностям, каждому – по потребностям.

Уже у лифта я вспомнил, что забыл сигареты. Привычка дурная, но, если не вернуться, я до обеда останусь без своих «Кэмел». Сегодня у меня приемный день, и посылать Аллу за сигаретами в киоск – моветон. Она не денщик, а сотрудница. И я вернулся, чмокнув Сашу у самых дверей лифта. Теперь мы увидим друг друга лишь вечером.