Тюремный романс

Потом выясняется, что не гражданин вовсе, а – правильно – мудак. Потому что, оказывается, жалуется стабильно, два раза в месяц. Все потому, что дважды в месяц «искует» на соседей, заявляя, что они облучают его синхрофазотронами и другими приладами, от которых жизнь его становится просто невыносимой. Волосы выпадают, ногти крошатся, член не стоит, голова качается. Подает жалобы на продавцов в магазинах, на работодателей, побоявшихся принять его на работу, на хозяев собак, чьи животные, завидев будущего истца, начинают пускать пену и рваться с поводка, на ЖЭУ и одномандатного депутата, приказавшего охране спустить его с лестницы. Трижды – в разных судах – бросал в лицо отказавшим ему в исках судьям толченый аспирин, заявляя, что это споры сибирской язвы. У двух женщин-судей истерика, одну откачивали в реанимации.

Правда, все это уже потом выясняется. После того как Владимир Викторович, подойдя к делу со всей старательностью, признает жалобу гражданина на судью обоснованной, о чем и сообщает в результатах служебной проверки. И ждет ту судью… О-о-о, что ее ждет… Эту женщину – ростом один метр и пятьдесят три сантиметра, с двумя высшими образованиями, первое из которых – филологическое, ту самую, которая обматерила гражданина и с силой вытолкала за дверь, – ждет квалификационная коллегия, полностью подвластная Лукину. А там – как карты лягут. Казнить в Терновском областном суде могут по-разному. От дисциплинарного взыскания до лишения полномочий. В зависимости от того, в каких отношениях судья находится с Лукиным. Не перечила ли когда, не буянила, не задавала ли откровенных вопросов на совещаниях, когда «москвичи» приезжали?..

Нужно ежедневник полистать. У Игоря Матвеевича, как у опытного организатора, все ходы записаны. Если не помнишь, что сказал второго июля тысяча девятьсот девяносто девятого года – на конференции, посвященной пятидесятой годовщине Терновского областного суда, – он тебе напомнит. Память тренировать нужно, товарищи…

Затем и проводятся служебные проверки в судах. Потому и проводят их Владимиры Викторовичи. Так что в чем-то все-таки прав Марин. Не стоит мерзавцев среди граждан искать, ибо мерзавец ведает, что творит, а граждане – нет.

«Заместитель Центрального федерального районного суда». Лучшая, пожалуй, табличка в этом суде. Бронзовая. У Струге она – бумажный лист формата А4 с принтерным почерком-курсивом поверх мертвенной белизны. Несерьезный он человек, этот Струге…

Антон коротко постучал и тут же толкнул дверь. Три-четыре секунды ожидания для Марина – все равно не срок.

Здороваться смысла не было – эти двое ограничились кивками головы перед крыльцом.

Ожидая, пока Марин расчешет свои каштановые волосы перед зеркалом, Струге отошел к окну. Вопросов по поводу прибытия не последовало, потому что дураку ясно – если Струге приходит, то не для того, чтобы посмотреть на улицу через стекло хозяина кабинета.

Владимир Викторович прошел за стол и, вытирая с очков уличную пыль, вопросительно уставился на крепкую спину судьи.

– Вы вчера Пермякова арестовали.

Это был не вопрос, поэтому Марин и ответил так, как должен был ответить на утверждение:

– Я помню.

Больше всего заместителя председателя суда коробило то, что Струге обращался, стоя к собеседнику спиной. Но вот, кажется, он решил это исправить…

– За что? – Антон приблизился к коллеге.

– Уж не отчета ли вы от меня требуете?

– Нет, конечно.

Антон прошел к столу и сел на место, обычно занимаемое в процессах Марина адвокатом. С этого момента он, даже не подозревая об этом, наградил себя соответствующей ролью со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Я спрашиваю, потому что Пермяков – друг… одного моего знакомого.

Сказал – и испугался. Впервые в жизни он назвал Сашку другом. Другом для Струге всегда был Пащенко, а, по убеждению судьи, двух друзей быть не может. Товарищей – да. А вот друг – всегда один. Сорвался, сделал акцент на знакомого. Но это – для Марина, а обмануть с такой же легкостью себя не получилось.

– Ну и что? – вяло пожал плечами Марин.

– Ничего… И что ему инкриминируют сотрудники милиции?

– Взятку, Антон Павлович. Что еще можно инкриминировать следователю прокуратуры? Либо злоупотребление служебными полномочиями. У них две беды. Жить сладко хотят все, а получается не у многих. – Усмехнулся. – Недостаток профессионального образования. Так и передайте своему знакомому.

– Да-а… – Струге встал со стула и подошел к окну. – Недостаток профессионального образования многого стоит. Тонко подмечено.

Вместо удовлетворения, которое логично должно было последовать сразу после этой фразы из уст самого неуправляемого судьи в Тернове, Владимир Викторович почувствовал легкую тревогу. Хотя, чего волноваться? Кто такой ему Струге? Такой же судья.

– И с доказательствами все в порядке?

– Все в порядке.

– И со свидетелями?

– И со свидетелями.

– И с потерпевшим. – На этот раз Струге опять не спрашивал. Он опять утверждал. – Значит, Александр Пермяков сорвался с цепи, как алкаш с завязки, и стал взятки хавать? Да, дела…

– Что-то не пойму я вас, Антон Павлович… – Чтобы занять руки, Марин принялся развинчивать и завинчивать колпачок на «Паркере» – подарке адвоката Волохова. – Вроде прояснили тему, а все равно покоя обрести не можете.

– Нет, тему я еще не прояснил. – Струге снова вернулся к столу. – А вы – мужественный человек, Владимир Викторович! Арестовать заместителя транспортного прокурора на основании заявления дважды судимого по прокурорскому следствию потерпевшего и конверта, лежащего не в кармане подозреваемого, не в ящике стола, а среди бумаг на столе. Это не слабо, Владимир Викторович. Мужественный поступок, если учесть, что больше никакой доказухи нет. Кто же вас так убедил?

– Бросьте! – Марина слегка перекосило. Кажется, он ненавидел взяточников. – У этого, как вы говорите, зампрокурора трехкомнатная квартира в центре города и свежая модель «Жигулей»! Не какая-то «шестерка», а «пятнадцатая»! Не слишком ли дерзновенно для зарплаты в семь с половиной тысяч рублей? Я, к примеру, даже «шестерки» взять не могу пока, а «пятнашку» люди берут только от того, что на «девятке» стыдно ездить!

– Да, пока…

– Что – пока? Почему следователь может себе такие вещи позволить, а я, чья зарплата в два раза больше, нет? И квартира у меня не в центре города! И не трехкомнатная.

– Вот, оказывается, что явилось основной причиной удовлетворения просьбы бродяг из УБОПа?

– Не нужно передергивать! – вспыхнул Марин. – Вы даете отчет, с кем разговариваете?

– …Что у парня квартира просторная, машина навороченная. Фигура спортивного сложения, взгляд непробиваемый… Кстати, я очень хорошо понимаю, с кем разговариваю.

– Струге, я должен попросить вас уйти.

– А может, – продолжал Антон, – менты здесь не при делах? Может, это Лукин перед вами «гречку перебирал»? Это – в кастрюльку, это – в ведерко…

В кабинет с кипой дел под мышкой и улыбкой на лице ворвалась секретарь Таня.

– Выйди, Татьяна, – попросил Антон.

Улыбку девушка стереть не успела, поэтому взгляд, брошенный на Марина, был удивленно-растерянно-веселым.

А тот вспыхнул таким свекольным цветом, что, казалось, каждый уголок его кабинета озарился багровым рассветом.

– Что это вы здесь распоряжаетесь?!! Вы обнаглели окончательно, Струге?!!

Таня очень хорошо разбиралась в традициях Центрального суда и его иерархической лестнице, поэтому… быстро вышла.

– Не кричите, эта девочка очень впечатлительный человек, – попросил Марина Антон. – Я хочу кое-что вам сказать, судья.

Подойдя к столу, за которым сидел готовый разорваться гранатой Марин, Антон Павлович уперся руками в столешницу.

– Может быть, хоть одного добьюсь – уснуть сегодня не сможете. А я знаю, что не сможете. Не по причине угрызений совести – она-то тут при чем? – а просто от того, что вам нахамили. Нахамили, а вы ответить не смогли. Лишь слабенькой ручкой в сторону двери обидчику махали. Мы-то с вами знаем, как это унизительно – ручкой на дверь махать, когда мужества для достойного отпора не хватает! Никаких оправданий за всю ночь не найдешь, правда? Найти основания для заведомо незаконной посадки следователя прокуратуры на нары смогли, а встать и вытолкать хама за дверь – нет…

– Струге, мы в суде!..

– Вот именно. Поэтому я и отправил девчонку за дверь! Чтобы она не знала, что ее судья иногда забывает, что он в суде! Вы арестовали и отправили в тюрьму мужика, который ломал в девяносто седьмом банду Смирнова, вырезавшего полвагона поезда Владивосток – Москва! Вы, вместе с такими же мужественными ментами, надели наручники на человека, награжденного орденом Мужества! Не на войне, а тут, в гребаном Тернове!.. За то, что полгода назад лично задерживал авторитета Гурона! На шконаре сейчас дышит парашей мужик, из легкого которого четыре с половиной часа хирурги вырезали пулю!.. Марин, Марин… Два года назад Пермякову давали двадцать тысяч долларов лишь за то, чтобы он с воли передал подследственному малявку в три слова. В ней было написано: «Потерпи до понедельника!» Марин, что стоило Пермякову потерпеть всего одну секунду?! Все равно никто бы не узнал! Не стал ведь, гад, взяточник… Не передал записку, сука…