Охота на Сталина

Сказочников ничего не ответил. Даже если это какая-то провокация, выбора ему все равно не оставили.

А если на самом деле удастся сбежать? Что потом? Потом будет видно. А пока…

От чего-то незапертая дверь барака предательски скрипнула. Где-то у северной вышки залаяла собака. Черт, проснется еще кто-нибудь.

Погода на удивление соответствовала. В поземке, заметающей следы в считанные секунды, могло бы укрыться целое стадо коров, а не то, что один человек.

Лазарет был совсем рядом. В его окне тускло горела масляная лампа. Наверное, это вольнонаемного фельдшера опять ночью на жрачку пробрало. Сука. Все заработанные деньги падла только на хавчик и тратит, и все равно тощий, как глиста. И жрать-то он может, прям у трупа. Толку только от него никакого. Даже перебинтовать, как следует не может. Наверное, если у фельдшера кончатся нашей кровью заработанные деньги, он будет жрать трупы заключенных.

Подкоп был, как и говорилось, у третьего столба от сортира. Место было выбрано удачно. Юго-западную вышку закрывал угол полуразвалившегося лазарета, а до южной вышки было далеко. Петр встал на четвереньки, потом лег на брюхо и, извиваясь, как та лягушка на сковородке, прошмыгнул под забором. С той стороны никого не было. Сказочников привстал и осмотрелся.

– Дуй сюда, – раздался слева громкий шепот. Кусты в той стороне зашевелились, и из них показалась едва различимая в темноте тощая фигура Андрея.

Только парень успел втащить его за рукав в заросли, как по ним скользнул луч фонарика проходящего мимо патруля.

Переждав немного, они двинулись к берегу протекающей неподалеку речки-переплюйки. Шли вдоль нее молча. Только заунывная песня вьюги нарушала мертвую тишину ночи. Где-то часа через два Андрей, в одному ему известном месте, резко свернул направо. Поднявшись, парочка беглецов вышла на узкую лесную дорогу. Справа чернела махина склада лесопилки. Андрей закурил. Он пару раз затянулся, а потом вытянул руку с папиросой и описал в воздухе пару кругов ее огоньком. Сказочников еле держался на ногах.

– Вон они, – Андрей махнул в противоположную от лесопилки сторону. Оттуда тоже кто-то сигналил огоньком папиросы.

– Ну, все давай иди. Я свое дело сделал, – Андрей растворился в темноте.

Не говоря ни слова двое, словно выросших из-под земли молодчиков взяли Петра под руки и запихнули в кузов полуторки, задний борт которой уже открыл третий, поджидавший заговорщиков внутри. Потом двое первых влезли в кузов и устроились на скамьях по обе стороны от Сказочникова. Тот, что был справа начал копаться в своем вещмешке. Машина потихоньку тронулась.

– Жрать дадите? – Петр поочередно посмотрел на всех троих сопровождающих, остановившись на владельце мешка.

– Читаешь мысли. Держи, – тот протянул Сказочникову ломоть хлеба и уже ополовиненную банку тушенки.

– Какие мысли? – забубнил Петр с набитым ртом. – Жрать охота.

Грузовик набрал ход, и всем четверым его пассажирам стоило немалых усилий удержаться на скамьях.

– Еще, – Петр в два счета управившись со жратвой, опять посмотрел на мешочника.

– Обойдешься, – подал голос тот третий, который все время находился в кузове. Наверное, старший. И вот этот голос отчего-то показался Петру знакомым. Где же он его слышал? Не на кого из лагерных не похож. Он бы сразу узнал.

Но слышал-то он этот голос где-то недавно. Но гадай не гадай, а в темноте лиц все равно не разглядеть. Может быть позже, когда…

Машина резко остановилась, и Петр едва не свалился со скамьи.

– Вылезай, приехали, – обладатель вещмешка подтолкнул его к заднему борту, с трудом перебравшись через который, Сказочников тут же попал в цепкие объятия встречающих.

Ему даже не дали толком осмотреться, но все равно, кое-что увидеть он успел.

Судя по всему, его привезли на небольшой военный аэродром.

Глава 3

СЕРГЕЙ ВОЛКОВ

Москва. Краснопресненскя наб. д. 24 к 2 15.11.2007 г.

От необыкновенно сильного для середины ноября мороза не спасали даже перчатки. Бенедиктинский подул на онемевшие пальцы и нажал на звонок.

Ему открыл затрапезного вида старик, ну никак не похожий на академика РАН, даже на бывшего. Его длинные, редкие, но в тоже время спутавшиеся волосы седыми прядями спускались на плечи. Ноги обуты в потертые клетчатые тапочки, а из прорехи в видавших виды штанов выглядывала старческая коленка. В довершение всего, у старика еще тряслась голова.

О, Паркинсон наш друг. Бенедиктинский, брезгливо пожал, протянутую бывшим академиком руку и, обойдя того по широкой дуге, остановился, ища глазами вешалку, на которую можно было бы повесить свое пальто, купленное недавно на Елисейских полях.

– Вот пожалуйста сюда, – Академик Рутковский открыл скрипучую дверцу грозящего развалиться шкафа, в котором висели старое драповое пальтецо и смешная желтая куртка с воротником из длинного искусственного меха.

– С вашего позволения, – Бенедиктинский положил свое пальто на стоящее в прихожей плешивое кресло.

Лучше уж сюда, чем в воняющий нафталином шкафчик.

Он уже немного жалел, что пришел к старику. А что делать? Вряд ли бы Рутковского удалось бы вытащить к себе в редакцию вместе со всеми его бумагами.

Справедливости ради, надо сказать, что одежда на академике была хоть и сильно поношенной, но чистой. В этом Рутковский был похож на свою квартиру. Вернее квартира была похожа на своего хозяина.

Протертые паласы, почерневший паркет и почти рассохшаяся мебель. Телевизора, насколько понял Алексей, не было вообще. Его место на тумбочке занимал древний ламповый радиоприемник. Интересно, каким образом старику удается доставать к нему запчасти?

В общем квартира была опрятная, с налетом интеллигентности (картины, рояль, куча книг, пылящихся на полках, и все такое), но, как сейчас говорят, сильно поюзанная. Больше всего Бенедиктинского раздражал запах старичъя, въевшийся буквально во все. Хоть нос зажимай.

– Обстановка у меня конечно не богатая, – Рутковский будто угадал его мысли, – но сами понимаете, сейчас у нас на пенсию особо не разгуляешься. После уплаты коммунальных платежей только на бутылку кефира и супчик на потрошках и остается. Располагайтесь, – бывший академик скрылся на кухне.

Ну вот, сейчас опять стариковское нытье начнется. Эх этим бы сталинским хоромам в самом центре Москвы с их потолками высотой почти четыре метра и коридорами, похожими на проспекты, да нормального хозяина. Не понимает старик своего счастья. Он и цены-то, небось, своей квартиры не представляет. Да, было бы неплохо поселиться здесь. А что? Не век же жить Бенедиктинскому в своем загородном пентхаусе, да и вид-то здесь из окна какой! Может обработать Рутковского на предмет продажи? Не должны в таких элитных квартирах жить недостойные

этого люди. Рутковскому будет в самый раз сидеть где-нибудь на завалинке в какой-нибудь Кузяевке и травить свои истории о том, как он получил свою сталинскую премию за разработку какого-то реактора на тяжелой воде, или чем он там занимался.

– Чайку, кофейку? – раздался хриплый голос из коридора.

– Нет спасибо.

А я уже на свой страх и риск вам кофе сварил. Настоящего, а не какого-то там растворимого. Вам молодым оно-то не вредно. Не то, что нам, старикам, – Рутковский дрожащей рукой поставил перед гостем чашку кофе.

– Давайте Александр Григорьевич сразу к делу перейдем.

– А какие у нас, стариков дела? Сиди себе на завалинке, вспоминай былое.

Бенедиктинскому стало не по себе. Уже второй раз дед словно угадывал его мысли. Надо быть поосторожней с этим Рутковским.

– Ну, давайте и мы с вами, Александр Григорьевич, повспоминаем.

– Ну. давайте. Помнится, молодой человек, по телефону вы говорили, что интересуетесь обстоятельствами ареста Ягоды, шахтинского дела и покушениями на Сталина.

– Последним в особенности.

– Ну что ж, считайте, что вам повезло. Покушения на Сталина – мое хобби. В тридцатые-сороковые годы на него была организована настоящая охота. У меня есть уникальные свидетельства и воспоминания о неизвестных деталях известных покушений и неизвестных покушениях вообще.

– Хобби? Разве вы не историк?